– Николай, я не могу не спросить о чудовищных балетных нравах.
– Почему чудовищных? Слушайте, везде они есть. Вам ни один писатель не делал гадость?
– Нет, до такого не доходило.
– Подождите, вы, во-первых, не зарекайтесь.
– Я, может быть, сделаю еще и не то, я понимаю. Но кислотой не плещут.
– Во-первых, это фейк. Кислота – это фейк.
– Этого не было с Филиным?
– Слушайте, вы понимаете, в чем дело. Слава богу, что это не было в той степени, в которой преподносили. Потому что если бы это было, это вещи не восстановимые никаким хирургическим путем. И просто посмотрите на тех несчастных девушек.
– С которыми это было.
– С которыми это случалось.
– Вы имеете в виду...
– Там много. К сожалению, их много. У них отсутствует навсегда и зрение, и речь, и бог знает что.
– Да там пол-лица нет.
– Потому не надо рассказывать сказки. Просто другое дело, что жестокость в борьбе, степень предательства и подставы, степень... Она сопоставима с тем адом, который творился в советские годы. Я года три назад купил вашу книгу про Пастернака. Это мой любимый автор, и я с большим удовольствием прочитал ее, потому что вот это страшное судилище. «Я Пастернака не читал» и т.д.
– А мы сегодня это имеем по полной программе.
– Да. Мы это сегодня имеем. Но что самое интересное...
– «Ты думаешь, ты поэт, да ты гов...»
– Вот да. Вот это все. Вы понимаете, в чем дело – я не могу вам сказать, что «Доктор Живаго» – моя любимая книга. Ни в коем случае.
– Какая разница? Хорошая книга.
– Я не про это вам говорю. Вы понимаете, это было всегда. И к сожалению, когда я с этим столкнулся, а я с этим столкнулся. Когда собрали собрание... Сделали собрание педагогов, которые не смотрели вчера передачу и не знают, что я говорил, но их заставили подписать письмо, что они не согласны и они требуют моего линчевания. Это омерзительно, и я знаю, как он лично, этот человек, всех заставлял подписать это письмо. Что когда они все отказались, по одному вызывал и по одному заставлял.
– Вы знаете, есть что-то в вашей натуре, что травлю очень провоцирует. Это принцип.
– Ну конечно.
– «Счастливый принц» помните, чем заканчивается?
– Да.
– Как его выбросили. Так что это немножко заложено в архетипе. И они получили массу удовольствия. Уверяю вас.
– Поверьте, да.
– Я думаю, вы тоже. Ценных впечатлений.
– Знаете, почему? А потому что я в эту секунду был занесен навсегда в пантеон недосягаемых. Я слишком хорошо знаю историю. Потому я сразу стал. Все.
– Про вас же говорили, что у вас верховный покровитель.
– А почему не должно быть? Интересно. Объясните мне. У кого их не было? Да, мы о Шекспире говорили. Что, у Шекспира не было верховного покровителя?
– А у вас есть?
– Конечно. Я знаю очень многих людей на протяжении очень многих лет, которые на сегодняшний день занимают высокие должности. И я хочу вам сказать, что я знаю и очень многих людей, которые завтра могут занять эти же должности. И это никак не соприкасается с тем, что я получил. Дима, я стал самым молодым заслуженным и самым молодым народным артистом.
– Сколько вам было?
– Двадцать семь. 23 мне было, когда мне дали заслуженного. Когда мне Наталья Леонидовна Дементьева вручала в Минкульте, она сказала: Коленька, вы победили Барышникова. До вас в 25 только он получил. Я в 23 получил. Понимаете, с фамилией Цискаридзе в современной России, алло, господа, вы о чем?
– Ничего.
– Поэтому «никакие связи не помогут ножке стать маленькой, а душе большой». И Дмитрий, вы как автор понимаете прекрасно, фамилию Петров, Иванов, Сидоров запомнить в десятки раз легче, чем Цискаридзе.
– Вы знаете, был Мегвинетухуцеси – мы тоже запоминали.
– Это вы помните.
– Потому что это Отар, гениальный человек. Вы знали его?
– Конечно.
– Совершенно безумный артист.
Из разговора с Дмитрием Быковым