И вот уже Мише тридцать лет. На дворе 1993 год. Путь в Америку открыт.
— Через месяц я уезжаю, — сказал Миша родителям. — Буду работать переводчиком в Соединённых Штатах. Зарплату обещали хорошую. Буду высылать вам деньги, и Андрею Михайловичу тоже.
— Ему-то зачем? — не поняла мама.
— У них в поликлинике сейчас зарплата маленькая. Надо помочь. Да и тётя Настя у них как-то сникла. Ей уже за 70, ей тоже нужно помочь.
— Тебе-то что до этой тёти?
— Она мне очень помогла в своё время, — ответил Миша. — Не хочу оставаться неблагодарным.
Андрей Михайлович провожал Мишу в аэропорт, помогал ему нести чемоданы. Теперь, в свои 52, Андрей Михайлович был седой, но волосы у него были по-прежнему густыми. Он оставался таким же стройным, как и раньше.
— Ну всё, пора, — сказал Миша. — Я буду приезжать. И если я там хорошо устроюсь, то вас с мальчиками приглашу в гости.
— Папа, послушай, что я тебе хочу сказать, — произнёс Андрей Михайлович. — Ты женись! Ты никому ничем не обязан. Найди себе хорошую жену и будь счастлив с ней!
Миша посмотрел на свою руку с золотым кольцом Клавы.
— Я никогда его не снимал, — ответил он. — А если новая жена будет требовать, чтобы я снял это кольцо? Если она захочет, чтобы я убрал со стены картины Клавы, чтобы я забыл о ней? Я не могу даже это представить! Нет! Я привык жить один! К тому же, сейчас мне будет очень трудно обустраиваться в Америке. Я не должен быть обременён семьёй, в этих условиях семья для меня — только обуза.
— Дело твоё, — сказал Андрей Михайлович. — Вот уж не знал, что моя мама произвела на тебя такое сильное впечатление!
— Я такого человека больше никогда не найду! — уверенно сказал Миша. — А другие мне не нужны. Андрей! Я буду ждать 2005 год, когда снова приедет Клава, и буду копить деньги на свадьбу. В этом я вижу свою цель.
Миша улетел.
Ира очень скучала по Мише. Оказалось, что расставание с братом-близнецом — это очень тяжело. Всё детство они провели вместе, в школе учились вместе и всегда ощущали себя единым целым. Но вот их пути разошлись. Теперь у Иры в комнате жил муж Виктор. Мебель переставили, у Иры с Виктором была своя комната с большим диваном, а четырёхлетняя Ксюша спала в комнате у родителей. Родители часто ездили на дачу, а после выхода на пенсию мечтали перебраться туда совсем, по крайней мере, на тёплое время года.
Однажды вечером Ира пришла из школы расстроенная. Она занесла в комнату две большие сумки.
— Музей Клавы закрывают, — сказала она Виктору, который сидел за столом и писал свою научную работу.
Виктор повернулся к ней.
— Вот! Это её вещи и рисунки, — произнесла Ира, поставив сумки. — Больше их в школе держать нельзя! Дети стали совсем другими. Написали на стене музея матерные слова, порвали несколько рисунков Клавы, на меня орут, что никакого Советского Союза больше нет и чтобы я убиралась отсюда со своими героями! В восьмом классе на уроке сегодня скандал был! Я еле справилась, испугалась даже! Клаву оскорбляли, кричали, что это всё враньё, советская пропаганда. Дети такие злые! Не представляю, как я с ними буду работать! Учебники истории тоже меняются. Сложно! Директор Павел Антонович, конечно, с ребятами поговорил, но всё же сказал мне, что музей из школы лучше убрать. Мол, это уже неактуально! К тому же, он не сможет обеспечить безопасность музея. А попытки разгромить его уже были. Жаль, что наша добрая старушка Надежда Львовна ушла на пенсию. Она Клаву любила!
— Я слышал историю, как она твоего брата чуть не выгнала из школы, — сказал Виктор.
— Да, было такое. Но когда она узнала, что он женился на дочке Андрея... О, как она его зауважала! А эти тоже "великие комбинаторы"! Придумали легенду о дочери! Кстати об Андрее. Почему-то его вообще не заботит судьба музея. Я переживаю за вещи Клавы, а ему наплевать! Иногда придёт на школьный двор, подержит статую Клавы за руку и идёт восвояси. Больше ему ничего не надо. Он, оказывается, даже про подвиг её не читал. Видите ли, там жестокость, а он её не выносит! Он просто ограждает себя от этой информации, как маленький. А самому уже пятьдесят два! У него такая мать, а он даже её подвигом не интересуется!
— Ты возмущаешься, а Андрей — пацифист, — сказал Виктор. — Такая у него жизненная установка. Не думаю, что это глупость. Возможно, это выстраданная и хорошо обдуманная позиция. Он ведь в раннем детстве войну пережил, рос с одной бабушкой, ну и с Настей. Я думаю вот что. Наверное, Клава ещё до ухода на войну велела Насте ни при каких обстоятельствах не сообщать ребёнку подробности её гибели, не рассказывать ему ни про какую жестокость. Никогда! И Настя это выполнила.
— Возможно, — сказала Ира. — А Комарова тоже отошла от дел. Уехала со своим мужем-архитектором и дочкой во Францию, теперь проживает там. Что-то они реставрируют в кафедральных соборах. Молодцы! Так что осталась я с этим музеем одна!
— Почему одна? Я помогу, — ответил Виктор. — Как-нибудь разместим эти вещи у нас и всё сохраним до лучших времён.
Начало книги "Подарок для героини"
Предыдущая глава "Я люблю только Андрея Михайловича!"
Глава 190. "Как вам живётся в двух экземплярах?"