Непридуманная история
Часто людей обижает не своя бедность и чужое богатство, не своя болезнь и чужое здоровье, не любовь и предательство сами по себе, а несправедливость, с которой эти дары или напасти раздаются судьбой. Та видимая нами часть справедливости, которую мы можем воспринять, требует объяснений хотя бы для самого себя: почему одному плюшки, другому — черствый сухарь?
Не сосед, а бедствие
Когда переехали мы в эту квартиру, поняли, что с соседями нам повезло. Все семьи в нашем небольшом подъезде на восемь квартир оказались доброжелательными, интеллигентными, радушными. Мы делились рецептами, помогали друг другу при ремонте, по очереди мыли подъезд, вместе выходили на субботники, занимали друг другу до получки. Словом, повезло. И только один сосед был исключением из общего правила. Еще при заселении остальные соседи меня предупредили: Пете денег не давать — он тут же пропьет и назад деньги никогда не вернет.
Через несколько дней с утра помятый и обросший щетиной Петя уже топтался возле нашего порога.
— Слышь, соседка, дай десятку, верну послезавтра. Обязательно!
Мне бы внять предупреждению соседей, но не хотелось начинать жизнь в новом жилье со жлобства, хотя я понимала, что десятку свою вряд ли дождусь обратно. Ладно, думаю, дам ради Христа, дальше видно будет…
Потом было еще пятьдесят рублей, и еще двести рублей… А после этого я сказала Пете — хватит! Хлебом делилась, а денег больше не давала.
Петя жил в квартире престарелой матери, и подозреваю — в основном на ее пенсию. Потом мать умерла, и за ним присматривал его старший брат, вполне приличный, ответственный человек. Он нам оставил свой номер телефона, чтобы в трудных ситуациях мы ему звонили. И одна из таких ситуаций вскоре последовала. Ночью, часа в два, разбудила пожилая соседка.
— Юля, кажется, горим!
Мы выскочили в общий коридор — там сизый дым из петиной квартиры. Начали долбить в дверь, никто не открывает. Мужики хотели уж ломать, но сначала позвонили брату Пети, тот сказал — ломайте! И сам вскоре прибежал. Заскочили в квартиру, посбивали огонь, выволокли Петю на улицу, вызвали скорую. Классический случай: пьяный Петя уснул с сигаретой во рту…
Потом Петю увезла скорая, мы вернулись в черный от копоти подъезд, проклиная соседа на чем свет стоит.
Не случись пожара, еще бы долго собирались делать ремонт, а тут пришлось. Потому что вид был удручающий, кто в гости зайдет, так на пороге и остановится: мол, как в таком сарае можно жить? Пока Петя отлеживался в реанимации, вместе с петиным братом мы скинулись и, купив краски, сами сделали ремонт. Молодые забирались на лестницу и красили там, мы, кто постарше — внизу, а дети наши следом отмывали остатки краски с пола и дверей. Так быстро и весело перекрасили подъезд, стал как новенький!
Но вскоре Петя вернулся и на радостях так напился, что до квартиры не дошел – упал на лестнице и заснул, как говорится, со всеми вытекающими (в прямом смысле) последствиями. Подъезд моментально наполнился запахами костылевской ночлежки. Соседские дети, аккуратно переступив через Петю, прибежали домой и сообщили об этом ужасе. Мужчины на пинках затолкали Петра в его жилище, а женщины, то есть мы, ругаясь, принялись отмывать за Петей загаженное им пространство.
Однажды Петя исчез. Просто перестал попадаться в подъезде и во дворе. Мы, было, вздохнули свободно. Потом его брат по телефону сообщил, что Петя по пьянке поскользнулся на льду, сломал ногу и теперь лежит в хирургическом отделении, но через месяц вернется. Увы, мы этой новости не обрадовались. Мы были вовсе не злые люди, однако Петя своей безответственностью нас просто затерроризировал. Не то чтобы он сильно скандалил, кричал или дрался. Такого не было. Но один его вид мог испортить настроение.
«Не гони постылого — потеряешь милого»
Где-то в эти же годы после смерти мамы переехал ко мне мой брат, он жил с мамой и, когда она умерла, просто не мог оставаться один, а семьи у него не было. У нас же была отдельная комната, где он и поселился.
В отличие от меня, брат Петю жалел, и когда были деньги, понемногу давал ему — то на сигареты, то на хлеб. Они были ровесники и даже родились в один месяц. Да и судьба вроде бы складывалась у обоих одинаково нелепо — женитьба оказалась неудачной, и тот, и другой после развода вернулся к маме.
Но в отличие от Пети, мой брат имел два высших образования — инженерное и гуманитарное. За всю жизнь брат выпил не более пяти рюмок спиртного, до пенсии отработал в Норильске на рудниках, то есть под землей, в вечной мерзлоте. Получив за весь свой подземный стаж пенсию в семь с небольшим тысяч, уже в Томске он пошел работать на завод, грузчиком, чтобы достойно содержать себя и маму. В свободное время рисовал, читал, писал небольшие заметки. И вот мой брат, прекрасный добрый человек, однажды в секунду умирает от инфаркта…
Похоронив и справив поминки, я отнесла Пете нетронутые котлеты с толченкой, чтобы и тот помянул моего брата. Я не то чтобы обижалась на судьбу или на Петю: вот, мол, такой прекрасный человек ушел, а это недоразумение все живет и только неприятности всем доставляет. Но я ходила в каком-то глубоком недоумении — где справедливость?
Для чего нужен Петя?
Долго я не могла смириться со смертью брата, и однажды в удрученном настроении зашла в церковь. Фанатично верующей не была («научный атеизм», затверженный с детства, дал свои плоды), но мне хотелось понять, почему происходит на свете такая несправедливость?
Мне попался очень мудрый батюшка. Он не стал меня грузить цитатами из святых книг или назиданиями, видимо, понимал, что я этого не восприму. Он просто поговорил со мной.
— Твой брат, видимо, был очень привязан к матери, ушел вскоре после нее, наверное, тосковал… А с Петей, соседом твоим, совсем другой случай. Человек так устроен, что он видит, осязает и обоняет очень хорошо то, что уже пережил или в данный момент переживает. А вот то, что дальше его ждет, чего он хочет, к чему стремится, это он зачастую видит слабо. И тогда попадается ему в жизни такой вот Петя, чтобы человек знал, что в эту сторону точно идти не следует. Ведь когда соседские дети видели этого Петю, даже испугались его вида, это у них впечаталось на всю жизнь — что так проживать жизнь точно не стоит. И Петя для них сделал больше, чем вся антиалкогольная пропаганда.
— Вы хотите сказать, что такие, как Петя, тоже нужны?
— Богу все равны и все угодны. Не нам решать, кто нужен здесь, кто нет. И если тебе попался в жизни такой Петя, значит, и он чему-то должен тебя научить. И соседей тоже. Как только воспримешь, так он и отойдет от тебя подальше…
Слабое это было утешение, но я ведь не за утешением приходила, а за справедливостью. Впрочем, после этого разговора я заметила, что Петя меня больше не раздражает. Да и он что-то притих, перестал побираться по соседям. Пройдет мимо, поздоровается, и в свою «берлогу».
В соседстве с Петей прожили мы лет двенадцать. Он все чаще лежал в больницах — брат его туда отвозил, ухаживал за ним, ремонтировал его убогое жилье. Пить Петр стал заметно меньше, он как-то весь съежился и постарел. Мы с соседкой иной раз приносили ему какую-нибудь еду, а то по просьбе брата просто стучали в дверь, чтобы узнать, все ли с ним в порядке.
А потом по семейным обстоятельствам моя семья переехала на другое место жительства, и мы про Петю забыли. Но вот недавно получила письмо от бывшей соседки, и та рассказала о Пете: «Петр умер недавно. И ведь что интересно: скончался, как праведник — тихо, во сне. Уснул и не проснулся. Говорят, мол, легкая смерть. Как говорится, жил легко и умер припеваючи…».
Юлия Струкова