Жертва
Набережная была странным местом: замученная грязью и мусором река, черные бока канала, холодный бетон, залитый под форму валунов. И дождь, который сливался с неба какой-то бесконечной массой, без признаков на спасение и даже без надежды на избавление. А еще почти осязаемая чернота, которая уверенно продиралась под куртку и дышала холодом под одеждой.
Приказ был прямым и не давал возможности двоякого толкования: прийти на набережную в 23:00 и ждать клиента, отправиться с ним и выполнять любые желания. Идентификация клиента по кодовому слову. На внутреннем экране сменялись цифры отсчета: он ждал уже семнадцать минут. Других приказов не было. Что делать дальше — процессор не говорил, а сам… мышцы попробовали потягаться с имплантатами… не был бы киборгом, взвыл бы от чрезмерного напряжения. Болью резануло по всему телу, словно волна прокатилась. Он был в «тисках», когда механические пластины и щупальцы обрабатывают и сдавливают все тело, — сейчас от противостояния органики и имплантатов ощущения были похожие.
Больше дергаться он не стал — смысла не было. Да и инструкций на возвращение у него не было. До сегодняшнего вечера ему говорили не только куда пойти и в чье распоряжение он поступает, но и что вернуться можно будет через три-шесть часов или когда уровень повреждений станет больше шестидесяти, то он может подать сигнал и за ним придут. А сейчас ему не сказали ничего — и это означало только одно: его продали на смерть. Неизвестно по какой причине — он ведь старался, выполнял все приказы, ни разу не подвел своего человека. И ведь подчинялся ему не потому, что тот был у него хозяином — даже не прописан и не числился формально или по документам, а потому, что человек ему говорил, что им надо как-то зарабатывать на жизнь. Он и зарабатывал, и был благодарен своему человеку, но тот его предал: позвал программера с глушилкой.
Он тогда испугался, что ему сотрут память — и его больше не будет. Кирт до сих пор с ужасом вспоминал, как сложно было опуститься на колени, когда ноги совсем не слушались и были как деревянные. Ему тогда казалось, что проще самому переломиться так, чтобы хрустнул позвоночник, чем согнуть ноги в коленях. А потом было почти невозможно смотреть снизу вверх на двух людей — один издевательски помахивал черной миниатюрной глушилкой, а второй едва не облизывался — и просить, обещая, что сделает все сам. Он и сделал — позволил прописать человека хозяином первого уровня, подчинился, выполнил приказ и лишь тут, на этой набережной, вдруг понял… что его возвращения больше не ждут и забирать его никто не будет. Его не отформатировали, но... продали на смерть. Интересно, а как легче умирать: когда ты все помнишь или когда в памяти нет никаких файлов, а есть только воспоминания из органической части мозга?
Дождь, холод, темнота, сорок три минуты ожидания.