Она стояла около зеркала с тревогой всматриваясь в свое лицо. Годы шли, время шло и это налагало отпечатки на некогда безупречную ее внешность. Проклятые морщины! Как паутинки, они предательски прятались в уголках губ, около глаз, взмах ресниц которых, когда-то заставлял мужчин становится кроткими и послушными, как молодых телят… Боже, как летит время! Как оно неумолимо!
Она помнила ковбойские салуны и вигвамы индейцев, палатки генерала Гранта и хижины золотоискателей, она помнила ухоженные дома мормонов и протестантов, уютные домики в викторианском стиле и серые небоскребы Уолл-стрита, компактный «Истлейк» и частные бункеры времен Холодной Войны. Вся ее жизнь. Боже, как давно это было!
Она помнила лучшие времена своей жизни. Когда она была молода, красива, привлекательна.
И богата. Она купалась в роскоши. Они посещала лучшие салоны и порою слепла от вспышек камер, а дымы сгорающего магния, были в состоянии сокрыть в дымовой завесе дредноут среднего дедвейта… Глянец журналов, с которых смотрело на мир с превосходством и лёгким снисхождением ее лицо, кружил голову. Лучшие супермаркеты и театры были ее миром.
Она помнила таблички «ОNLI WHITE », и полностью ощущала себя «белой женщиной", ведь она была настоящей WASP . Дорогие подарки, меха и дорогие автомобили… Не современные китайские клоны, наполненные пластиком или японские малолитражки, похожие на подтаявшее мороженное, а настоящие большие американские кары той эпохи, когда каждый автомобиль имел свое лицо… Сadillac Eldorado Convertible 1976 года, Dodge Royal Monaco Brougham 1977 года, Chrysler Imperial LeBaron 1973 года .
Она была прекрасна и обожаема. Ею грезили все, - и немецкий промышленник и голландский сыродел, французский винодел и польский крестьянин. Она была прекрасна. Она была в каждой, - и в Мерилин Монро, и в Рите Хейворт, и в Одри Хепберн, и в Аве Гарднер. И все они, в свою очередь, были ею. Она была кумиром эпох и иконой стиля, законодателем мод и недостижимой грезой почитателей.
У нее было много "отцов", но не было верных мужчин.
У нее не было врагов. Были, очевидно, завистники, но куда же без них? Она легко пережила 50-е, - война прошла мимо, лишь укрепив ее и усилив. Ей всегда все давалось легко. Она никогда не заморачивалась по поводу верности, ибо совесть слишком тяжелый камень, чтоб носить его с собой, а она предпочитала лишь те камни, которые поддаются огранке. Как и по поводу мужчин, которые были готовы платить, платить и платить. Она обнаружила, что ее естественная память просто вытесняет из ее сознания любящих когда-то, но канувших в лету мужчин.
Одни, выбрасывались из окон или стрелялись в кабинетах Эмпайр Стейт Билдинг в депрессию и она никогда более их не вспоминала. Другие поднимались выше, но снова уходили в историю, - кого-то «похоронил» Уотергейт, кого-то забрал Даллас… Даже Вьетнам она пережила изображениями на фюзеляжах, В-52, F-4 Phantom, и затертыми потными руками пехотинцев фотокарточками, напоминающими им дом и девчонок с родных улиц. И в то же время, это не мешало петь ей вместе с Ленноном и Йоко - «Give Peace A Chance».
Но жизнь не стоит на месте и так как протест "Make love, war"– это тоже конфликт, для нее лично, он был лишь дань моде и развлечением.
Она прожила долгую, насыщенную жизнь в которой всего было много. Она любила много путешествовать сама, с неизменным Медвежонком Смоуки, и география ее вояжей была очень широка.
Она также много гастролировала, Она помнила как ей рукоплескали лучшие площадки мира - Teatro dell'Opera в Риме, итальянский La Skala , парижский Grand Oрera. Да, в этой жизни, она безусловно была примой. И купалась в лучах славы, уважения и обожания.
Но любили ли ее? И какой любовью, все чаще думала она. Ведь никто так и не подарил ей розовый Cadillac Fleetwood Series 60 да и Патрика Суэзи из «Привидения», никогда рядом с ней не было. Где-то внутри, глубоко, она понимала, что никто никогда ее не любил. Ею восхищались, ее вожделели, ею хотели обладать и пользоваться ее славой и деньгами. Это престижно, статусно, элитарно.
Но любили ли ее так, чтоб быть готовым претерпеть за нее, взойти на эшафот? Любить так, как любит порою, нищее студенчество – безбашенно, искренне, наивно. Или как любят старики, до конца остающиеся с угасающей супругой, ловя последние ее выдохи, нежно гладя бледные руки любимого человека, используя остатки времени, чтобы вспомнить все лучше, что у них было вместе… И не желающие другой жизни.
Нет. Никто ее так не любил.
Но ведь и она никого не любила. И вот теперь, когда она, некогда популярная старлетка выходит в тираж, держатся ей становится все сложнее и сложнее. Увы, время не обмануть. Его нельзя ни разжалобить, ни купить, ни заставить лицемерить. И зеркало невозможно заставить врать. Лучшее увы позади.
Да, она хитра и коварна. Ей еще удается сыпать стекло в пуанты молодых соперниц, стравливать их сплетнями, плевать в пудру и лить хлорку в цветы их поклонников.
Кто вообще эти выскочки? Эта Китаянка…Она помнила времена, когда их называли "кули", и они работали в порту за бесценок. Эта славянка… Из какого леса она выползла? Индуска. Ее родная, старшая сестра с Альбиона, когда-то гоняла предков этой выскочки, сипаев, по всей Индии. Или вот эта, рядом. Когда то ее предок старина Мартин уже был "освобожден". Как они ненавистны! Но они молодые, талантливые, перспективные. И старательно избегающие ее. Они растут. И этого уже не остановить… Они не нуждаются в ней более.
Никто ее не любил. Но и она никогда никого не любила. Она покупала их любовь, она угрожала, давила своим авторитетом, расправлялась с неугодными. Она ведь никому ничего в своей жизни не сделала просто так. Она покупала их дружбу и лояльность. И платила, платила, платила… Платила СМИ, платила таблоидам, рейтинговым агентствам и консалтинговым конторам, и тысячам поклонников, журналистов и критиков, которые пели ей хвалебные оды за ее же счет. Они кормились ее успехами, а она питалась их ресурсами. Кто-то кормит – кто-то ест.
"Они держатся в стороне. Они не хотят моего общества", - понимала она, но горечь от того, что она ничего не может поделать, давило комом и вызывало раздражение. Они отнимают у нее роль за ролью, а театр молчит. Что еще сделать? Сломать ногу одной, нагадить в гримерке другой, столкнуть кого-нибудь в оркестровую яму?
Нет. Она не сдастся. Она будет бороться до конца. До последнего. Даже если придется спалить театр. И это будет настоящим триумфом. И зарево этого действа, будет последним актом пьесы. Это будет безусловно гала-концерт. С шикарной музыкой и прекрасным светом. Ее катарсисом. И одновременным закрытием театрального сезона.
Вот тогда начнется настоящий рок-н-рол. Настоящая американская музыка.
Acta est fabula, как сказал Август. Представление окончено.
Если она решится.
Спасибо за внимание. В тексте для я заложила много "пасхалок" и аллегорий. Пишите, если догадались, о "пасхалках" и метафорах, которые Вы обнаружили.
Ставьте лайк, если Вам показалась интересной моя работа, подписывайтесь на канал, и будем вместе.
Ваша Алич.