Да простят меня поклонники Довлатова за название. Хвалить я его точно не буду. Надеюсь, что у нас демократия, и каждый имеет право на своё мнение. Тем более, что мнение это не только моё.
Каждый волен писать о том, что ему интересно (за небольшим исключением по закону). Каждый волен читать о том, что ему близко. Кому-то интересны сильные, деятельные люди и душевное общение. Кому-то убогие и ущербные в отношениях. Как утверждают психологи, каждому близко то, что он из себя представляет. Но оскорблять людей заведомой ложью не имеет права никто ни по юридическим, тем более по моральным законам.
Я вспомнил об этом потому, что существует два Заповедника. Один – в сознании Довлатова. Для него заповедник – способ прибыльной халтуры и нудной работы. А раз так, то и окружение соответствующее: мужчины сплошь алкоголики, женщины тупые и безликие, туристы – сплошная серость. Про усадьбу и природу и говорить нечего, всё искусственное. Один главный герой гениальный, но его почему-то не признают. Ну, да, признавать-то некому.
Есть другой заповедник. Место, которое люди хранят как зеницу ока. Поэтому и восстанавливали его всякий раз, когда войны проходили по нему огнем, не оставляя даже камня на камне. Люди, которые заботились о нём даже тогда, когда страна разваливалась. Их много, но их олицетворением, квинтэссенцией был Семён.
В заповеднике работает много Марий, Александров, Иванов, но Семён там был и остаётся один: Семён Степанович Гейченко. То, что его называют по имени, не фамильярность, а дань уважения. Царей же тоже величали по имени. Но у них обязательно добавлялась цифра: Петр I , Екатерина II , Александр III . Царей было много, а Семён один, был и есть.
Он приехал туда в 45-ом, когда земля, кажется, ещё дымилась. Приехал после тяжелейшего ранения, в результате которого он потерял руку. Но не голову и не душу. Рискну даже высказать крамольную мысль: какое счастье, что его ранило тяжело. После легкого ранения он бы точно вернулся на передовую, и неизвестно, как сложилась бы его судьба, значит, и судьба Михайловского. Он был человеком от мира сего. При необходимости он мог показать, как делать самую грязную работу. Мог и выматерить, если работа была выполнена плохо и не в срок, сам испытал. Но гораздо чаще мы слышали от него слова благодарности. Не только мы. И, наверно, самыми частыми словами в его лексиконе были Гармония, Добро, Милосердие.
В 45-м там не осталось ничего, кроме окопов и воронок. И мин. Даже могила Пушкина была заминирована. Даже мертвый он не давал фашистам покоя, поскольку он пробуждал в людях русских дух. Они не понимали, что можно взорвать могилу, но людскую память вытравить невозможно. Как только мины были убраны, началась работа по восстановлению поместья, и уже к 1949 году основные строения были восстановлены. Но Гейченко не умел останавливаться. Для него Заповедник был не работой, а жизнью. Не случайно поселился в простом деревенском доме в 100 м от дома поэта. Его рабочий день начинался тогда, когда все другие ещё спали. Причем, “это больше, чем факт, так оно и было на самом деле”. Пруд под серебристыми ивами в Михайловском удивительно красив на восходе. Я и поехал к 6 утра сделать заветные фотографии. Только я пристроился на горбатом мостике, как услышал странные звуки и оглянулся. Семён Степанович, зажав верх метлы подмышкой раненой руки, подметал дорожки. Не удивляюсь, если он работал, выражаясь на современный манер, 24/7. Он прекрасно понимал, что любой человек не может жить в изоляции, а Пушкин в особенности. Именно при нем восстали из руин и были включены в заповедник Тригорское и Петровское, имения друзей Пушкина и его дяди. Вдохновение для своих произведений Александр Сергеевич черпал и в природе, и в истории, значит, Савкина Горка и городище Воронич тоже имеют к Заповеднику прямое отношение. И Гейченко добился этого. А вот сельцо Воскресенское (имение другого дяди) восстановить не успел, оно так и стоит заброшенное. Важно отметить, что восстановление шло не просто от его желаний, а основе знаний того времени, которые он приобрел за многие годы работы в Ленинграде и Петергофе. Наверно поэтому люди в его книгах выглядят живыми. Посмотрите и почитайте альбом “Пушкиногорье.” Прекрасные фотографии сделаны Виктором Ахломовым, прекрасным фотомастером, а текст написан С.С.Гейченко. Увы, найти его нелегко, большой раритет. Но ещё интереснее было слушать его рассказы, и каждая встреча с ним становилась для людей праздником.
Чтобы узнать Гейченко по-настоящему, приезжайте в Пушкинские Горы и найдите старых сотрудников заповедника, послушайте из рассказы о нем. У каждого будет свой Семён, но вы не услышите о нем ни одного плохого слова. При таком руководителе невозможно работать плохо, поэтому о тех, кто трудился там много лет, можно написать отдельную статью или хотя бы сказать немало добрых слов. И не только о сотрудниках, о посетителях тоже. Да, были и такие, кто приезжал туда для галочки или по настойчивому требованию супруги (супруга). Но в этой “безликой серой массе” было и много тех, кто возвращался туда в качестве доброхота (определение Гейченко), чтобы внести свою лепту в благоустройство заповедника. Причем, в свой отпуск и за свои деньги. Кто неделю, кто месяц, а кто и на всё лето. Приезжали и привозили с собой детей, которые тоже занимались посильным трудом. Можно ли придумать лучший метод воспитания? Вряд ли… А теперь сравните с Довлатовским заповедником. Для точности можете перечитать, но мне не хочется. Хочется другого – вспомнить пророческие слова самого Пушкина:
Поместья мирного незримый покровитель,
Тебя молю, мой добрый домовой,
Храни селенье, лес и дикий садит мой
И скромную семьи моей обитель!
Гейченко и хранил. И не только он.
Написать это послание меня подтолкнула книга с явно пушкинским названием “От вас беру воспоминанья…” Смысл его становится понятным из подзаголовка “К 50-летию РССО Химического факультета МГУ «Михайловское-71»”. Людей моего поколения возможно озадачит буковка “Р”, а нынешние поколения и вся аббревиатура. По сему объясняю: Р означает реставрационный, ССО – студенческий строительный отряд. Первыми в этом деле, как и во всём движении ССО, были физики. В 1968 году началась история стройотряда «Соловки». Через год их пример подхватили химики, отправившись на Кижи. С 1971 года ведет свою историю РССО «Михайловское».
Большинство тех, кто хотя бы раз побывал в этом отряде, приезжали снова и снова. Три, пять лет. Увы, студенческий век “короток”, но у кого была возможность, ездили туда 10-15 раз. И все неоднократно приезжали туда впоследствии. Почему? Они сами дают ответы.
“Гейченко был первым, кто начал трясти мою душу и готовить её к восприятию наследия Пушкина. Причем, делал он это незаметно”.
“Для меня Заповедник это единое целое: Михайловское и Петровское; Тригорское и Святые Горы; Семён Степанович Гейченко и его жена Любовь Джалаловна; многочисленные сотрудники Заповедника, Жители Петровского Осиповы, - наши любимые тётя Фрося и дядя Саша…”
“Именно в Михайловском я многому научилась, встретила близких людей, тех, которые на всю жизнь, стала немножко больше понимать и любить страну, в которой живу, её историю”.
“…то, что мы называем Пушкиногорьем, содержит все составляющие характеристики места Сакрального, требует должного уважения и почитания, поскольку способно влиять на судьбу человека, который об этом может и не догадываться”.
Кстати, о “судьбе”. Многие там её и нашли, а двое даже соединили свои судьбы там, в Заповеднике. Конечно, опять не обошлось без Гейченко, поскольку в те времена регистрировать брак можно было только по месту жительства. И такое запоминается на всю жизнь. Представьте, суббота, в Михайловском полно посетителей, и по заповеднику едет грузовая машина, в которой стоят девушка в подвенечном платье и молодой человек в элегантном костюме. А потом застолье на поляне с посажёным отцом Гейченко и “посажёной матерью” поэтом Михаилом Дудиным. И не важно, что она – с Украины, он – из Белоруссии, а нашли они друг друга в самом сердце Руси. Мы все были тогда одной семьей. Наверно поэтому одним из самых уважаемых бойцов был рижанин: говорил в 10 раз меньше остальных, делал в 5 раз больше. Воздавали по заслугам.
И ещё о судьбе. Учились в городе Витебске два друга, сидели за одной партой. Закончили школу и поступили оба на химфак МГУ. Это не удивительно. В нашей лаборатории одно время коском шли дипломники из Тулы, - учитель был хороший. Удивительно, что оба друга стати душами и ветеранами своих стройотрядов: один – “Михайловского”, другой – “Кижей”. Был у нас и такой стройотряд. Почему? Опять учитель? Но архитектуру в школе не преподают. Значит, был кто-то третий, кто заложил в них любовь к прекрасному и уважение к создателям таких творений. И это точно не Довлатов.
Теплые воспоминания переполняют душу, но на это закончу. Замечу только, это действительно книга в твёрдом переплёте, сделанная с любовью теми, кто отдал свои силы, некоторые уже и жизнь тому, кто им действительно дорог. И тем, кто приезжает туда воздать должное нашему Поэту. И у меня нет никаких сомнений, что у этих людей были не только руки, но и душа, была и есть, даже если она сейчас уже где-то высоко на небесах. Воздадим им должное.
P .S . Фамилий не называю. Все мои друзья и коллеги люди не публичные, надо спросить разрешения. А спрашивать надо очень многих. Лишь одного назову: Валера Губаревич, отряд “Кижи”. Его я не могу спросить, увы!
