Вся до капли дремучая сила
Сечей выпита. Мир — просторам.
За обиду степь заплатила.
На червленый щит брешет ворон.
« - Если кто-нибудь силой пытается овладеть страной, то, вижу я, он не достигает своей цели. Страна подобна таинственному сосуду, к которому нельзя прикоснуться. Если кто-нибудь тронет его, то потерпит неудачу. Если кто-нибудь схватит его, то его потеряют. Поэтому одни существа идут, другие высыхают; одни укрепляются, другие слабеют; одни создаются, другие разрушаются». Дао Дэ Цзин, книга первая, стих двадцать девятый.
В четвертом часу утра смоленский отряд из двухсот человек выдвинулся на встречу с врагом. Еще на дальних подступах к татарскому лагерю Меркурий приказал спешиться и обмотать копыта коней рогожей. Кривичи шли через глухой лес почти бесшумно. Лишь изредка под ногой воина или копытом коня сухо ломался сучок, и тогда воевода бросал резкий, напряженный взгляд туда, откуда доносился шум. Различать в темноте лица было невозможно из-за того, что луна, хоть и полная, во второй половине ночи почти все время скрывалась за тяжелыми набухшими тучами. Иногда Меркурию начинало казаться, что он ведет в бой не живых людей, а отряд теней, восставших, нагрянувших из потустороннего мира. Конная сотня — княжеские гридни, экипированная по образцу своего времени: кольчуги, длинные обоюдоострые мечи, вытянутые яйцом шлемы, двухметровые копья, круглые щиты, у некоторых приторочена к седлу булава. Вторая сотня, посаженная на крупы коней — и есть та самая малая дружина, с которой тысяцкий ходил на Литву. Враги их называли «волками», за волчьи шапки, одетые поверх бармиц. Вооружение и доспехи для этих воинов изготавливались по индивидуальным заказам. В обычном строю с другими ратниками эти воины составляли центральный тяжело бронированный кулак войска и располагались в глубине, ближе к княжескому стягу. На ночные операции ходили в облегченных доспехах, чаще в кожаных, чтобы производить меньше шума, при этом щиты не брали, в одной руке - короткое копье, в другой боевой топор на средней рукояти. Руки защищены наручами и маниками, оснащенными шипами, ноги — такими же поножами. На поясе — длинный кинжал, одна сторона лезвия в крупных зазубринах, для нанесения рваных ран, другая — отточенная и гладкая. За правым плечом в чехле находится комплект метательных ножей - «муж и жено» - как любовно называли дружинники; такой нож имел два клинка, по сути железный штырь с двумя остриями — страшное оружие в руках натренированного человека. За левым плечом — кистень — многофункциональное оружие, особенно в нестандартных ситуациях.
Смоленский военачальник всерьез размышлял над словами Илхи о том, что Бог создал мир не одномерным, как мы его видим, а многомерным, и что души тех, кто покинул бренную плоть, сейчас с высоты взирают на живущих и, если надо, помогают одним и карают других. Какое странное соединение монгольского шаманизма с русским православием!
Меркурий не видел лица Илхи, но чувствовал, как тот дышит ему в плечо даже сквозь панцирную сетку. Рядом с бывшим крестоносцем монгол казался чуть ли не карликом, так как был ниже на полторы головы и вдобавок вдвое меньше в плечах, но в силе его цепких пальцев минувшим днем убедилось все русское войско. Илха выпускал стрелы из своего составного рогового лука в три раза чаще, чем любой самый искусный русский стрелок, вдобавок мог поразить цель на расстоянии в триста шагов, тогда как другие лучники могли стрелять прицельно максимум на сто-сто пятьдесят шагов. Зная преимущества степных луков перед русскими, Меркурий и приказал вырыть специальные ямы-окопы и замаскировать дерном, чтобы сократить расстояние до противника и получить возможность атаковать неожиданно. В древних книгах, будучи еще совсем ребенком, он читал, что подобную тактику использовали древние германцы против римских легионов. Из рассказов Илхи Меркурий узнал также, что баллисты, таранные орудия, камнеметы, огнеметы, метающие кувшины, начиненные порохом, монголы получили завоевав Китай. Там же завербовали целителей и инженеров. Сокрушив Самаркандское шахство, степняки заставили работать на свою армию лучших кузнецов и конезаводчиков, таким образом, появилась тяжелая конница, закованная в трудно пробиваемую броню и вооруженная дамасскими клинками. Все без исключения монгольские воины имели нательное белье из мокрого щелка, - первый антисептик — которое разрубить в бою мечом или пробить стрелой крайне трудно. Ткань вминается в плоть вместе с наконечником или клинком, но не прорывается, поэтому человек защищен от загрязнения раны и быстро возвращается в строй. Поверх нательного белья тяжеловооруженный всадник одевал шерстяной чапан, затем кожаный доспех и железную кольчужную сетку или панцирь, сделанный из металлических полосок шириной в ладонь, на голове шлем с шишаком, иногда оснащенный забралом, шея защищена толстым кожаным воротом или железной сеткой. На ногах сверкали поножи. Кони, участвовавшие в бою, тоже имели броню: грудь защищал доспех из стальных пластинок, а вся часть от шеи до крупа была покрыта толстой дубленой кожей, только ноги коней оставались открытыми, но попасть по ним и нанести ранение можно только с очень близкого расстояния. У самих монголов имелись стрелы с серповидными наконечниками, чтобы подрезать жилы вражеским коням. По мнению Илхи, шея и горло были самыми слабыми местами в экипировке степных завоевателей. Именно в горло направлял свои стрелы бывший монгольский табунщик. Именно в горло учил стрелять он смолян на тренировочных занятиях. А пешие ратники учились наносить удары по шеям и головам.
Легкая кавалерия монгольского войска состояла в основном из выходцев из небогатых семей, а зачастую и вовсе из слуг и представителей покоренных племен. Доспехи были в лучшем случае кожаные, голова покрывалась меховой шапкой. Только у отдельных воинов, как правило, у десятников, имелись наручи и поножи. Каждый легковооруженный кавалерист имел три полных колчана стрел с разными наконечниками, составной роговый лук, копье дополнительно оснащенное на конце крюком, для стаскивания противника с лошади, волосяной аркан, которым степняки владели в совершенстве, и длинный кинжал. Каждый лучник в минуту выпускал до шестидесяти стрел на полном скаку. Именно легкая конница первой вступала в бой: осыпая боевые порядки неприятеля стрелами, она затем уходила на фланги, образуя, таким образом, подвижные фланговые крылья, задача которых, в первую очередь состояла в том, чтобы не дать окружить сопернику свое войско. А во вторую, при непосредственном столкновении обхватить двумя дугами тело вражеского войска, продолжая осыпать стрелами. Потом в бой выдвигалась тяжелая конница, которая окончательно сминала и уничтожала боевые построения и обращала врага в бегство. Но за спинами тяжеловооруженных конников опять же находились стрелки, льющие поверх голов нескончаемые потоки стрел. Если по каким-то причинам легкая конница обращалась в беспорядочное бегство, то тяжеловооруженная становилась заградотрядом, но это происходило в крайне редких случаях, так как дисциплина в монгольском войске была необыкновенно высока. В случае бегства с поля боя от одного до десяти человек, казни подвергался весь десяток, а в случае от десяти и более — наказывалась вся сотня. Если враг был искушенным в тактике и под первым ливнем смертоносных стрел устоял, то все монгольское войско разворачивалось и делало вид, что убегает, заманивая в засады. Несмотря на определенную и достаточно жесткую кастовость в орде, человек не знатного происхождения, но проявивший на войне незаурядные способности, мог все же добраться до некоторых вершин власти, как в случае с Субудэй-багатуром, сыном бедного кузнеца, который при Чингис-хане стал одним из видных полководцев.
Илхе едва исполнилось восемь лет, когда отец отдал мальчика в услужение богатому нойону Кункурату из колена Дунга. Кункурат дал Наганю, отцу Илхи, за это четыре козы и хромую лошадь. Отец очень благодарил нойона, называл благодетелем и плакал от радости, говоря, что теперь его семья не умрет с голоду и что великий воин Кункурат может владеть его сыном без оглядки, по собственному усмотрению. Кункурат приставил Илху прислуживать своему сыну Алихе, ровеснику Илхи. От зари и до зари мальчики были вместе. Вместе скакали по необъятной степи, ели из одного котла, стреляли из луков. Иногда, наломав ивовых прутьев и, запрыгнув на коней, играли в салки: догоняющий должен настигнуть того, кто убегает и со всего маху хлестнуть прутом по голой ляжке, получая тем самым право самому уноситься ветром в степь туда, куда глаза глядят. После таких игр ляжки у детей долго горели пунцовыми рубцами. Алиха редко обозначал перед Илхой свое превосходство, хотя отец требовал, чтобы тот не забывал о своем происхождении. Раз в неделю на заходе солнца Илху заставляли становиться на колени и обкусывать ногти хозяину и трем его сыновьям. Во время этой процедуры все, кроме Алихи, сидели с брезгливыми лицами и, если Илха нечаянно делал кому-нибудь больно, то его били по ушам костяной палочкой. Это был самый ненавистный день для маленького слуги. Спал мальчик у входа в юрту с внешней стороны вместе с собаками. Однажды он проснулся ночью от того, что кто-то крепко держал его за руку. «Лежи тихо, я буду обкусывать твои ногти!» Это был Алиха. Впервые в жизни той ночью восьмилетний раб почувствовал себя счастливым. Они подружились раз и навсегда: слуга и хозяин. Правда, Алиху, одетого в сверкающие доспехи зачислили в тяжелую кавалерию, а Илху в легкую конницу. Но они находились всегда рядом, в одной тысяче, и везде, в любом сражении чувствовали плечо друг друга. Спустя несколько лет сам Бату-хан назначил Алиху тысячником, восхищенный его боевыми заслугами. Молодой тысячник делал всё, чтобы его друг детства и верный слуга, наконец, мог получить право на ношение железных доспехов и стать уважаемым человеком, но судьба распорядилась иначе. Сотня, в которой служил Илха, под Рязанью попала в засаду, устроенную отрядом Евпатия Коловрата. Рыская в поисках продовольствия и корма для коней, монголы, чувствовавшие себя хозяевами новой земли, потеряли всякую бдительность. Все произошло настолько быстро, что никто не успел толком ничего понять, не говоря уже о том, чтобы успеть обнажить оружие. Неожиданно на лесную дорогу, по которой двигалась сотня Илхи, стали с диким скрежетом и воем падать огромные сосны. Первое дерево упало на главу колонны, второе на хвост: сотня оказалась запертой спереди и сзади. Затем лесные исполины стали падать и падать, давя огромным весом всадников вместе с конями. Засвистели стрелы, полетели выпущенные из пращей камни. В довершение из чащи выскочили жилистые бородатые богатыри и начали рубить топорами направо и налево, особенно не разбираясь, куда приходятся удары — по лошади или по человеку. Через несколько минут всё было кончено: никто, ни один конь, ни один монгол не смог уйти от страшных топоров рязанских руссов. А те били так, чтобы не брать пленных, то есть насмерть, хотя прекрасно знали, что за любого монгола, пусть даже не знатного рода, можно получить хороший выкуп.