В тридцатые годы в СССР было небезопасно иметь мнение о Вожде народов, отличное от большинства советских сограждан. Даже детям.
Девочка, которая изображена ниже на фото, вела свой личный дневник, в котором, помимо детских наивных записей о мальчиках и влюбленностях, описывала свое личное мнение о Сталине и вела записи об экономической ситуации в стране, сообразно своим впечатлениям.
А мнение девочки было такое же, как и у ее родителей, антисоветчиков, которые были репрессированы. Отец (Сергей Рыбин-Луговской) являлся видным левым эсером, членом ЦК, что, конечно, не нравилось большевикам.
Долгое время Рыбин находился в политических ссылках, подвергался преследованию, терпел нужду от бюрократизма советских органов власти. И, конечно, часто говорил об этом в слух своей жене, школьной учительнице. А дочери, разумеется, все слышали.
Нина Луговская вела этот личный дневник с 1932 года по 1937 год. Она считала, что ее откровения останутся в тайне.
Когда ее отцу отказали в советском паспорте, который он хотел получить вместо справки, Нина сделала в дневнике такую запись: "Несколько дней я часами мечтала, лежа в постели, о том, как yбью его. Его обещания, его диктатуру, порочного грузина, который uскaлeчuл Россию. Как такое возможно? Великая Россия, великий народ попали в руки негодяя..."
А через несколько дней: "Уроков, боже мой, как много уроков. Мерзавцы большевики! Они вовсе не думают о ребятах, не думают о том, что мы тоже люди..."
Возможно, девочка не осознавала, что идти против Советской власти даже в детском возрасте чревато серьезными последствиями.
Луговская понимала, что существует возможность попадания ее дневника в руки НКВД. Так как в доме постоянно проводились профилактические обыски. Но думала об этом довольно наивно. Она считала, что оперативники будут смеяться. Вот как она пишет об этом:
"Вдруг... его возьмут случайно, наткнувшись на нецензурные слова о Сталине. И он очутится в руках НКВДшников. Будут читать его, смеяться над моим любовным бредом..."
А следователь не смеялся, когда увидел этот дневник. Он взял красный карандаш и подчеркивал в этих записях всю крамолу. Следователь шил дело.
Красным карандашом было скрупулезно подчеркнуто: "60 копеек — кило белого хлеба! 50 копеек — литр керосина! Москва ворчит!" и "Упорно и безостановочно стекаются беженцы в крупные города. Не раз их гнали обратно, целыми длинными составами туда, на верную cмepть..."
Девочку арестовали в 17 лет. На допросах она призналась, что "резко враждебно настроена против руководителей ВКП(б), и в первую очередь против Сталина". "Я думала только встретить Сталина у Кремля и совершить покушение выстрелом из револьвера, предварительно узнав, когда он выходит из Кремля".
Что было дальше? Тюрьма, приговор, лагеря, ссылка.
Ее отец будет снова арестован, приговорен к ВМН. Ее мать, Любовь Луговская, будет арестована. В ее деле указано, что гр-ка Луговская, "во время собственного ареста громко кричала "До свидания, прощайте детки", пытаясь своим криком обратить внимание прохожих". Приговорена к заключению, в далеком магаданском лагере закончит свой бренный путь. Сестры Нины тоже будут арестованы и отправлены в Севвостлаг.
В целом, от рук ежовцев пострадала вся семья (как антисоветский враждебный элемент), и это еще мягко сказано.
Позже, Нина Луговская станет известным советским живописцем, театральным художником, членом Союза художников СССР. Азы рисования она получила еще в детстве, в серпуховской школе художеств, затем они пригодились в лагере, где не знали, на какую работу применить эту девочку.
При Хрущеве, в 1963 году, Нина Луговская подаст прошение на реабилитацию. Она писала письма Никите Сергеевичу, утверждая, что ей морально угрожали, вплоть до расстрела. И довели ее до такого состояния, когда безразлично все, что подписываешь.
Ее реабилитируют. Но про свой детский дневник, изъятый у нее следственными органами НКВД СССР, она никому не скажет и слова. Возможно, она просто забыла про него.
Дневник найдут позже, в 2001, когда дотошные сотрудники "Мемориала" рылись в архивных следственных делах.