Заповеди.
С Татьяной мы познакомились в начале двухтысячных. Она была уже опытная прихожанка, успела побывать у многих известных духовников и мало где прижилась. Наша первая совместная паломническая поездка в Верхотурье сразу расставила все на свои места. Сначала Татьяна попыталась взять над нами шефство, а потом как-то быстро доверилась и старалась больше спрашивать, чем отвечать. Душа у нее была искренняя, прямая, но вот судьба, в отличие от души, была слишком сложная.
Татьяна была в прошлом режиссером, вполне известным в своих кругах. После перестройки она приняла православие и стала снимать православные документальные фильмы. Это далось ей непросто. В лихие девяностые погиб ее муж, при загадочных обстоятельствах, а в конце девяностых погиб единственный сын, также смертью странной и ужасной, от рук бандитов, оставив двоих маленьких детей и незаконную жену, бывшую мусульманку, только-только перешедшую в православие. Тяжелый крест, что говорить.
Последние годы Татьяна уже не снимала кино, а тихо жила в городской квартире, изредка вспоминая свою яркую и сложную жизнь. Она много раз задавала мне один и тот же вопрос, продолжать ли ей режиссерскую деятельность, но я всякий раз отговаривал ее от этой затеи. Внутренне смущаясь, по недостатку духовного опыта, я переадресовывал ее вопросы лаврскому духовнику, и все время получал один и тот же ответ: неполезно. Ведь какое бы православное кино ни получалось в итоге, в нем были все те же наши страсти, которыми мы, как болезнями, награждаем людей.
Однажды я посмотрел один ее православный документальный фильм и убедился в справедливости слов духовника: ненависть к безбожникам иногда доходила до исступления. В фильме о святом ничего святого не было, увы. Вот и получалось, что за личиной благообразия и святости скрывались бытовые гордость, непримиримость и все та же, разрушительная для души, ненависть. Однажды мы даже поспорили. «Батюшка, я ведь ничего другого не умею, а мне внуков поднимать надо!» – уверяла она меня в необходимости своего режиссерского ремесла. «Но ведь и блудница может прикрыть свой грех такими словами!» – грубо ответил я ей и… наверное, потерял ее душу для себя.
Общаться мы стали редко, только по нужде, а она решила снимать дальше. В первый день съемок она сломала ногу. Я только вздохнул. Дальше – больше: пожар в квартире, невестку обвинили в воровстве большой суммы денег, она убирала квартиры, и пошло-поехало. В общем, «кина» не получилось, а получился рак, тяжелый и долгий.
Операция не принесла облегчения, и мучительное ожидание смерти стало главным деланием больной. Я уже был далеко, и мы могли изредка общаться по телефону. Голос ее был бодрый: ни уныния, ни ропота, – я искренне радовался за нее. Она, похоже, тоже. Последний ее вопрос: что надо успеть перед смертью? Я уговаривал принять постриг от рук известного духовника, с которым она была хорошо знакома. Но старые обиды не дали осуществиться этому плану. А жаль.
Кумиры – это те идолы, которым в прошлом приносились человеческие жертвы, они существуют и сейчас. Видимо, иногда бывает недостаточно принести в жертву мужа и сына, надо еще и еще, но Господь милостив, и жертва своему пристрастию, а то и целой страсти, становится вдруг жертвой себя самого Богу. За что? Кто знает, может, за один стакан воды, поданной случайному человеку.
