Стихотворение настолько многопланово, здесь многое сложено, пытался что-то, придав краски сложить, понял, не справляюсь, оставил. Все в жизни очень сложно и несбывшиеся мечты подрастающего мальчишки и о времени и первой романтической любви
Незабудка
За разбитою башней костела
тянет шею к закату шлагбаум.
Пахнут шпалы мазутом и ветром.
Вдалеке семафор однорукий.
А вблизи — из фанеры пивная.
Рядом — речка Салар. И прохлада.
В стороне от насосов и бочек
возле насыпи режется в карты
Колька-принц с молодыми ворами.
Колька — бог этих старых окраин.
Он жует папиросу, и чубчик,
как у Гитлера, косо слетает
на огонь зажигалки трофейной.
На дымящихся кружках пылает
золотое прощальное солнце.
И для Кольки шикарное танго
патефон его личный играет.
И мерцает, качаясь, мембрана
на волне довоенной пластинки.
Мимо Кольки, стуча каблучками,
Незабудка идет к переезду.
Незабудка идет, как танцует.
Над дорогой звенят от загара
молодые упругие икры.
За плечо переброшена сумка.
Рвется тело из блузки в горошек.
Знают все — влюблена она в Кольку,
оттого и прикушены губы.
Но глаза, подведенные тушью,
не глядят на саларского принца.
Ей плевать на шикарное танго
и на пьющих вокзальное пиво.
На лицо ей несет паутинку
в листопадах погожая осень.
Незабудка ни слова не скажет,
если Колька ее не окликнет.
Только глянет с усмешкой, да в сумке
финский ножик о зеркальце звякнет.
А над насыпью к Тахиаташу
товарняк громыхает на стыках.
И стоит у огней переезда
в пиджачке шестиклассник с портфелем.
Знает он — в этот час Незабудка
здесь пройдет на субботние танцы.
Ну конечно, пройдет... Ну а как же?..
Грохоча раскаленным железом,
пролетают вагоны, цистерны.
Едут люди на стройку канала,
на укладку железной дороги
от Чарджоу к барханам Кунграда.
Черен дым из трубы паровоза.
Но сквозь копоть, сквозь брызги от пара
шестиклассник глядит затаенно,
как стоит у путей Незабудка,
чуть смежив голубые ресницы.
Перед нею грохочут платформы.
Ветер — в губы. И челка порхает.
Старый парк за железной дорогой.
Бьет фонтан над русалкой из гипса.
Глухо щелкают в тире воздушки.
Вьется пыль от фанерных мишеней.
Мимо тира ко входу бильярдной
инвалид на скрипучей коляске
подъезжает, куря самокрутку.
Колька-принц отдает ему серьги,
золотые часы и браслеты.
Инвалид их за пазуху прячет.
А над парком взлетают качели.
Реют в воздухе синие лодки.
И вдали за стволами деревьев
ровно в семь танцплощадка открылась.
Там над прутьями ржавой ограды
встал на цыпочки мальчик вихрастый,
чтоб услышать аккордеоны,
чтоб, душой замирая, увидеть
меж танцующих блузку в горошек.
Над горбатою крышей эстрады
чуть качается шарик воздушный.
И под музыку танца каштаны
в небе осени ветер колышет.
На ограду витую слетают
золотые и красные листья.
И сквозь них проходя без билета,
Незабудка по-царски вступает
на хмельной пятачок танцплощадки.
От толпы отделяется Колька.
И с почтеньем фиксатые парни
пропускают его к Незабудке.
А в тени от ветвей над оградой,
встав на цыпочки, мальчик вихрастый,
чуя пальцами ржавые прутья,
молча смотрит, как принц косочубый
прижимает к себе его счастье.
И танцует. И, глядя в пространство,
пятернею по юбке проводит.
Ночь шумит за окном листопадом.
Мой тринадцатилетний романтик,
от обиды в слезах засыпая,
не глазами, а сердцем подростка
Незабудку любимую видит.
Вот стоит она в темном подъезде,
положив ему руки на плечи.
Ну конечно, ему, а не Кольке
через челку в глаза она смотрит.
Никого на полночной площадке.
Сквозь разбитые стекла подъезда
с тайным шорохом листья влетают.
А лицо Незабудки все ближе.
И чуть-чуть приоткрытые губы
все доступней ему, все желанней.
От окна опускается с неба
свет таинственный лунной дороги.
И глаза, подведенные тушью,
обещают любовь до могилы.
А глаза, подведенные тушью,
в это время, сверкнув по-кошачьи,
озарили сарай у помойки,
двор безлюдный и черные окна.
И зашлось ее юное сердце
от пропахших вином поцелуев,
от любви долгожданного принца.
И в разбойной ночи листопада,
задыхаясь от грубых объятий,
будто слово блаженной молитвы,
простонала она его имя.
На мгновенье теряя сознанье,
воскресая и вновь пропадая,
жарким телом она ощутила
эти к взлому привыкшие руки.
И, почуяв лопатками землю,
Незабудка откинула челку.
И над нею в неистовом небе
накренились от счастья созвездья.
Мой вихрастый, мой милый романтик,
тридцать лет, как с тобой мы расстались.
Двадцать лет, как зарезали Кольку,
десять лет, как спилась Незабудка.
У судьбы не бывает промашек.
Над могилой ее за Саларом
каждой ночью кричат тепловозы
о разлуке, которая вправду.
Мы не встретимся больше, романтик,
ни у дальних огней переезда,
ни у прутьев железной ограды,
где когда-то шумели каштаны.
О тебе мне осталась на память
только эта громада костела,
где сквозь черные камни развалин,
как сквозь пепел всего, что сгорело,
пробиваются к жизни и свету
всходы горькие поздних прозрений –
голубые цветы полевые.
А. Файнберг
Сегодня такой получилась наша с вами страничка, всего вам доброго. О незабудке мне предложил раcсказать Blaik