Несколько лет назад я клюнула на новость о том, что в одном из родильных домов моего города есть отделение с отказничками-грудничками.
Мол, они целыми днями лежат одни-одинешеньки в мокрых пеленках, потому что подгузников не хватает, плачут, кричат, а к ним никто не подходит, потому что медицинскому персоналу некогда.
Я тут же решила помочь — купить подгузники и предложить свою помощь.
Однако, когда позвонила в родильный дом, мне был никто не рад. На звонок ответила пожилая и, судя по разраженному голосу, уже порядком уставшая женщина, которая в тысячный раз объясняла одно и то же.
Дело в том, что новость оказалась липовой, но живучей, так как доброхоты бездумно делятся ею в своих соцсетях уже несколько лет.
Чужих людей даже с самыми добрыми намерениями, конечно же, никто в родильное отделение приглашать не собирался.
Через какое-то время я узнала, что при одном из храмов в Екатеринбурге есть служба, которая ищет волонтеров. Работа разная: навещать одиноких стариков, мыть им квартиры, собирать вещи для малоимущих...
И еще были дежурства с маленькими детдомовскими малышами в больницах, где они находятся на лечении.
Они лежат в общей палате, где кроме них еще 3-4 малыша, но те с мамами, а детдомовские — одни. Некому покормить, поиграть, утешить, дойти вместе до игровой комнаты...
Волонтеры приходят в больницу на ночное или дневное дежурство:
- Ночное — это 8 часов: вечером поиграть, покормить, дать лекарства, переодеть, помыть попу, сменить памперс, вместе поспать, утром разбудить, покормить, отвести на процедуру и передать следующему волонтеру.
- Дневные смены — почти всё то же самое, но 4 часа.
Я была на тех и на других.
Первым моим ребенком был Маратик — в одно их моих дежурств ему как раз исполнилось два годика. Ему сделали операцию на сердце, и он лежал в кардиохирургии совсем один.
Мамы других детей из его палаты рассказывали, что когда нет волонтера, его просто оставляют одного в кроватке. А когда плачет — они ему говорят:
— Марат, не плачь, ты уже большой.
Я опасалась, что дети будут называть меня «мамой» и не слезать с рук. Но детдомовцы, даже самые маленькие, очень самостоятельные, нетребовательные, рады всему, что им могут предложить.
Маратик был таким хрупким, маленьким, от вида пластикового приспособления на его тельце в районе сердца у меня внутри всё сжималось.
И он был такой сдержанный — не пытался залезть на руки и не тянул играть с собой, как это иногда делают домашние дети, когда доверяют взрослым, пришедшим в гости.
Маратик уже знал, что гости приходят и уходят, и поэтому ни перед кем не распахивался, ни к кому не привыкал...
У меня с Маратиком было несколько дежурств, и вскоре он стал мне сниться, мне остро захотелось забрать его, усыновить, никогда с ним больше не расставаться.
Это был первый опыт общения с детдомовцами в моей жизни, и я не контролировала ни свои чувства, ни эмоции. На тот момент у меня не было отношений или семьи, не было своего жилья и я не очень много зарабатывала.
А Маратику до его совершеннолетия нужно было делать операции. Пока сердечко растёт — врачи постоянно меняют клапаны. В общем, это был непростой ребенок, и я не могла позволить себе взять такую ответственность...
Потом была маленькая полуторагодовалая девочка. Я приезжала к ней на ночное дежурство. Анечка была парализована от пяточек до пояса. Она была улыбчивой, красивой, белокурой куколкой, которая еще не понимала, какая огромная беда с ней приключилась.
Анечка не капризничала, когда её клали в кроватку. Но, конечно, очень любила, когда её оттуда доставали, чтобы поиграть. Я ставила подушку повыше, чтобы Анечка полулежала-полусидела, мы с ней листали книжки и играли.
Утром, когда я открыла глаза, она уже проснулась и тихо лежала в детской кроватке рядом со мной, смотрела на меня и улыбалась...
Я продолжала дежурства около года, а потом перестала. Не выдерживала эмоционально.
Хотела всех усыновить и удочерить, мне снились эти детки, болела о них душа, вся моя жизнь замкнулась на одной теме, я жила от дежурства до дежурства...
Мне казалось, что такая волонтёрская работа подготовит меня к материнству. Может быть, в какой-то степени и заменит его, пока у меня нет семьи и собственных детей.
Но я оказалась совершено не готова к тому, с чем столкнулась.
К этой боли за каждого из них, к чувству вины, к ощущению бесполезности всего, что я делала за пределами больницы: встречи с друзьями в ресторане, походы в музеи, чтение книг...
Апофеозом бессмысленности мне казалась моя работа в глянцевом журнале.
В чате, где нам отправляли расписания дежурств, было несколько активных людей, дежурства разбирали за несколько минут, так что, перестав отвечать, никого не подвела.
Но этот опыт никогда не забуду.
И возможно, однажды снова стану волонтером...
Подписывайтесь на мой канал! Здесь много эмоциональных отзывов о фильмах и книгах. А так же истории из жизни и путешествий!