Что есть концертный менеджмент в Петербурге сегодня, как поддерживали свой внутренний огонь во время пандемии творческие люди, что такое свобода и как начинающему артисту найти свою аудиторию — обо всём этом мы поговорили со Светланой Яремич — арт-директором пространства FREEDOM.
Разговаривала Лилит Шеина
Редактировала Александра Горшева
Героиня: Светлана Яремич, арт-директор пространства FREEDOM
Пространство FREEDOM
Фотографии из личного архива героини
Светлана, как давно вы занимаетесь концертным менеджментом, и как вы вообще нашли себя в профессии?
Я с самого детства хотела быть журналистом, писателем, сочиняла сказки. К семнадцати годам у меня была уже вот такая кипа опубликованных всяких разных моих рассказиков, и я пришла поступать на факультет журналистики. И с безумными глазами побежала в профессию. Но где-то через год поняла, что мне больше интересна другая область — ивенты, и решила заняться организацией мероприятий. То есть я в музыкальном бизнесе уже лет, наверное, двадцать.
Расскажите, как для вас выглядит сфера ивентов в России. Какие у неё есть сложности, какие плюсы?
Меня одно радует, что эта сфера развивается, то есть она не стоит на месте. Постоянно появляются какие-то новые жанры, новые исполнители и новые веяния. Например, в конце 90-х – начале 2000-х я занималась электронной музыкой — я жила дабстепом. Потом, естественно, стала такой серьёзной дамой и ушла в околоджазовую историю — это джаз, это фанк, это соул. Но, знаете, во мне есть такая дарк-сторона, которая до сих пор тянется к подпольным техно-вечеринкам, мне иногда очень хочется что-то подобное организовать. И я поняла, что это очень интересно, когда получается коллаборация или синергия, когда ты можешь соединить, например, классическую музыку и техно. Я люблю красивые истории с виджеингом, с мэппингом. Вот я люблю синергию, когда соединяется вообще много всего и получается какой-то очень необычный формат.
Чем формат сегодняшней музыкальной концертной деятельности отличается от 90-ых, в которые вы начинали профессиональную деятельность?
Я скажу не о 90-х, потому что в 90-е я только начинала и мало что вообще соображала, а вот о начале 2000-х.
Начало 2000-х — время золотое, честно говоря, для нашей работы, потому что это всё было в новинку. Было вообще без проблем собрать и организовать рейв на 30–40 тысяч человек, и это считалось таким средненьким мероприятием.
Сейчас сложнее собирать людей. Мы настолько избалованы обилием всего и наличием огромного количества концертных площадок, артистов, форматов, всего-всего, особенно в крупных городах. Я понимаю, что мы теперь гораздо больше денег вливаем в рекламу, гораздо больше тратим энергии на то, чтобы собрать вокруг себя комьюнити. Без своих адвокатов бренда, как это называется, без своих людей ты, конечно, будешь очень долго собирать концерты. К каждому человеку нужно находить свой путь, свой ключик.
Концерты, так же как и все публичные мероприятия, в пандемию оказались под ударом. Как вы переживали пандемию профессионально и лично?
Профессионально мы не унывали — придумали сами себе работу и выполняли этот план. Какие-то новые партнёрки пытались делать, онлайн-выставки, проводили онлайн наши языковые клубы, мафию. Но к маю мы все сдулись, решили заняться личной жизнью и просто отпустили ситуацию: занимались своей семьёй, жизнью, развитием. Сложно было, конечно.
Тяжело было работать в режиме онлайн?
Да, было тяжело, потому что вся наша команда безмерно любит офлайн. FREEDOM — это место встреч, живого общения. Это концертная площадка, игротеки, лекции. В реале мы садимся и у нас прямо мозговые штурмы, идеи генерируются сразу же в офисе. Мы работаем во дворце, каждый день поднимаемся на работу по парадной лестнице. Как только приходишь туда, то мозг начинает генерить идеи. А так, конечно, цепочка растягивается. Сложно, неинтересно, много. Тяжело было подобрать формат мероприятий, которые будут вообще кому-то интересны из нашей аудитории. Мы это делали для того, чтобы просто организовать себя изнутри.
Лично для вас онлайн — это та технология, которую вы можете интегрировать в свою деятельность на постоянной основе, или в ней всё-таки не хватает жизни?
Полуактив. Это полумера, которая может какое-то время поддержать площадку и дать ей некий путь развития, но она никогда не заменит ни нам, ни нашим гостям ни общение, ни работу. Возможно, просто мы не придумали, как это монетизировать, потому что, чтобы организовать полноценный онлайн и вещание, необходимы довольно-таки большие вливания средств, а вот как получить обраточку остаётся под вопросом.
Как известно, невыступающий артист — это плохо. Как коллеги-музыканты переживают время этих ограничений?
Есть разные категории. Кто-то действительно пытался полноценно уйти в онлайн и это дело даже успешно монетизировал: это какие-то постоянные стримы, онлайн-концерты, онлайн-квартирники, онлайн занятия по вокалу или преподавание на каком-либо музыкальном инструменте. Часть моих друзей, у которых есть машина, к великому сожалению, ушли в доставку. Некоторые до сих пор там остаются, потому что очень тяжело, конечно, когда твои доходы падают на 80–90 процентов. Кто-то решил с каменным лицом делать подпольные мероприятия и уйти вот в такой глубокий андеграунд. У меня есть и такие, да, знакомые, которые, в принципе, неплохо собирают на эти мероприятия.
Расскажите о пространстве FREEDOM. Вы уже сказали, что это место встречи, некое коммуникативное пространство. Как давно вы им занимаетесь и, может быть, есть ещё планы на ближайшее будущее, которые вы хотите озвучить?
Я им занимаюсь около трёх лет. Мы сейчас находимся на распутье, потому что все эти годы мы были антикафе. Этот формат себя точно изжил. Ну вот я так считаю. Последние полгода активно думаем, как нам назваться, кто мы теперь. Мы — арт-пространство? Концертная площадка? Творческий кластер? Очень хочется чего-то более глобального. Мы уже точно не антикафе, потому что слишком много кусочков разного в себя набрали.
А какие форматы пространств вам нравятся самой в России или за рубежом?
Мне очень нравятся творческие кластеры, когда есть некое место притяжения творческих людей, в котором не одна команда делает какое-то одно дело, а много разных команд со своим подходом, форматом, инструментами продвижения. И все вместе они создают вот такую большую пирамиду, как это было в «Голицыне». Таких мест достаточно много по городу. Приходит команда творческих людей и вокруг них формируется своё определённое комьюнити.
Freedom — это свобода. Как вы вообще относитесь к свободе?
Для меня это очень актуальный в этом году вопрос. В апреле я поняла, наверное, даже со страхом, что для меня свобода важнее жизни.
Если меня будут ограничивать в свободе передвижения, свободе слова, свободе ношения–не ношения масок, то я не смогу жить физически.
Свобода для меня также то, что нельзя обманывать себя внутри. Если ты честен перед самим собой, то ты свободен. Если не обманываешь по отношению к работе, к своей семье, к солнцу за окном, не улыбаешься фальшиво, когда можно в принципе и не улыбаться — это свобода.
Светлана, как бы вы охарактеризовали петербургское музыкальное сообщество?
Музыкальное сообщество у нас очень разнообразное, что вообще не может не радовать. В России есть города, где слушают больше рок, или слушают больше рэп. А у нас в Петербурге классно, что параллельно и одновременно существуют все форматы, все направления. Вообще для меня Петербург — это, конечно, кладезь всего нового. Да, у нас очень много джаза. У нас много классики, но это, по-моему, естественно и нормально — положение обязывает.
Каково это делать именно в Петербурге — организовывать концерты и творческое пространство?
У нас особый формат, мы — творческое пространство во дворце. Это можно делать не во многих городах России.
К нам часто обращаются со словами: «Продайте франшизу». Мы говорим: «Ребята, у нас творческое пространство во дворце. Мы держим марку, формат, уровень».
Это очень сложно, огромная ответственность не только перед собой, своими гостями, но и перед владельцами этого здания, потому что мы под о храной КГИОП (Комитет по государственному контролю, использованию и охране памятников истории и культуры., — прим. ред.) Много ограничений не только внутри своей головы и от соседей, которые могут сказать: «Ребята, вы превышаете уровень шума», но и вообще, наверное, перед историей, наследием. Мы должны сохранить дворец, не разрушить его и держать уровень.
Вероятно, какие-то форматы вообще нельзя представить во FREEDOMе?
Да, конечно. Во-первых, у нас дворцовые своды. Не всё будет хорошо звучать. Мы, конечно, можем пустить какие-то группы ради эксперимента, но я всегда предупреждаю, что это каменные своды, высокие потолки и очень гулкое помещение, поэтому надо внимательно смотреть на акустику зала. Мелкая перкуссия, например, очень плохо звучит. Мы ограничены и необычным форматом, потому что это дворец. Поэтому, да, это джаз, это классика, это какие-то фанковые истории. Такая музыка хорошо звучит в нашем пространстве и очень гармонично смотрится.
На каких условиях вы работаете с молодыми, либо начинающими музыкантами? Должен ли музыкант приходить со своей аудиторией, или вы помогаете её искать?
Хороший вопрос. У нас очень много вариантов сотрудничества с музыкантами. Если группа приходит во FREEDOM и говорит: «Мы хотим концерт», я всегда отслушиваю, отсматриваю и если понимаю, что аудитория и музыка этого артиста нам близка, я никогда не прошу у группы приходить со своей аудиторией: то есть я знаю, что мы сами сможем собрать эту аудиторию и нашим гостям это будет интересно. Это один вариант сотрудничества. Второй вариант — когда приходит какая-то либо промо-группа, либо директор группы, либо концертное агентство. Они просто берут в аренду наше пространство, концертную площадку. Стандартная история, так многие работают. И они уже знают, где искать свою аудиторию, сами продают билеты. Третья история – когда действительно хорошие артисты не знают, где искать свою аудиторию, и мы её тогда ищем вместе. Это какие-то процентные отношения, не гонорарная история точно. Они вкладываются в рекламу, мы вкладываемся в рекламу. Они по своим инструментам и источникам собирают аудиторию, мы — по своим. Мы никогда не бросаем артиста и не говорим: «Собирайте сами, без нас». Очень активно поддерживаем всех, и многие отмечают, что именно наше продвижение, наш пиар и SMM — одни из лучших в городе.
Это вы ответили как арт-директор FREEDOMа. А как руководитель концертного агентства берёте ли вы молодых?
Если я организовываю концерт в Петербурге, то я в основном беру за гонорар артистов. Это какие-то дорогие истории всегда, то есть артист уже с именем — это как концертное агентство. Ещё иногда ко мне обращаются группы, просят быть их директором, но вот это, конечно, только по любви. Молодые артисты, только по любви ко мне приходите. Начинающий артист — что с него возьмёшь? Денег особо не возьмёшь, перспектив тоже нет. Нужно вкладывать очень много сил и энергии. Так что это только тогда, когда музыка очень нравится.Только в этом случае.
Как вы считаете, что нужно артисту для того, чтобы продвинуться?
Могу рассказать на примере группы «JUST4YOU», с которыми мы уже очень много лет дружим и сотрудничаем. Когда-то давно они говорят: «Свет, займись нами, составь нам какую-то красивую историю, концерты, фестивали». А они собирали человек пятьдесят. Я им говорю: «Вот, ребят, вы можете понять для себя, для кого вы поёте? Где мне искать тех людей, которым понравится ваше творчество?» Мы пробовали искать Вконтакте аудиторию — нет, там слишком маленькие, дети. Пробовали на Фейсбуке — нет, там слишком серьёзные. Все эти годы мы пытались понять, где же находится наша аудитория. Наверное, нужно понять для себя, кто ты и для кого ты исполняешь. И в итоге мы нашли тех прекрасных девушек, женщин, которым очень нравится нынешняя музыка Насти. Мы теперь знаем, что эта аудитория сидит в Инстаграме. Знаем, какой формат видео она любит. Знаем, какая площадка подойдет для этой аудитории. И всё сразу же стало получаться: на концерты стали приходить люди. Сначала сто–двести, потом триста, пятьсот, шестьсот человек…Важно идти своим путём, не какими-то тропиночками извилистыми, и тогда ты точно будешь знать, что исполняешь музыку для тех людей, которые поймут её и примут. Потому что нет смысла, например, исполнять музыку «JUST4YOU» сорокалетним мужчинам, которые любят слэм, условно говоря.
Нужно осознать внутри, кто ты и для кого ты.
Грядущий номер журнала — ИМЕННО. о личных границах. Для вас онлайн, телефон, мессенджеры — это нарушение ваших личных границ, или нет? Как вы строите отношения с телефоном, насколько разграничиваете его?
Я иногда читаю гневные посты от своих коллег, которые пишут: «Какого чёрта вы мне звоните, это сейчас дурной тон». Лично я к этому очень спокойно отношусь. У меня был такой период, когда было по три – четыре рабочих телефона, и мне на каждый писали, во все соцсети, во все мессенджеры, звонили куда угодно, стучались ко мне. Но я научилась как-то структурировать свою работу. Я никогда не злюсь, когда мне звонят. И, к сожалению, я не имею возможности не брать трубку с чужих номеров, потому что очень часто звонят заказчики, коллеги. Так что я отвечаю: «Алло, здравствуйте», — и стараюсь улыбаться.
Вы вообще производите впечатление очень жизнерадостного и доброжелательного человека. Что вам помогает отдохнуть, перезагрузиться?
На самом деле то, что я доброжелательна — иллюзия. Я интроверт и социопат. Мне довольно сложно идти на какие-то новые контакты, именно поэтому я и беру всегда трубку и отвечаю. Так я преодолеваю себя. Я понимаю, что с этим нужно работать, потому что если я скажу однажды: «Нет, мне нужно работать, не звоните и не пишите», то это будет гораздо хуже для меня и вообще для моего дальнейшего существования в этом мире. Борюсь я тем, что хожу на цигун, например. Занимаюсь дыхательными практиками. Также хожу на йогу, меня это безмерно успокаивает. Очень люблю выезды на природу, на залив. Я люблю быть одна, сижу часов пять подряд на заливе, смотрю.
Светлана, вы говорили, что у вас очень плотный график и полноценные выходные где-то за горизонтом. Допустим, появился свободный вечер. С семьёй или на вечеринку?
У меня дочка с трёх лет путешествует со мной по всем концертным площадкам, поэтому, наверное, это будет симбиоз. Скорее всего я скажу: «Доча, пойдём потусуемся на каком-нибудь фестивале». Раньше она с удовольствием ходила, сейчас у неё уже появилась своя жизнь, и она говорит: «Мам, ну ты иди, а я займусь своими делами». Я всегда ей предлагаю присоединиться к нашему какому-либо походу на фестиваль или концерт. Сейчас она, конечно, уже с меньшей охотой ходит, больше в другую степь ушла.
Отношения матери и дочери — это некие особенные отношения. Как вы смотрите на это?
Сложновато мне сейчас, потому что она ещё больший интроверт, чем я. Она совсем в своём мире. Очень любит Японию, хорошо рисует, будет поступать в академию Штиглица. И она не такая безумная, как я. Мы когда, например, с ней гуляем, кажется, что она мама, а я — дочка. Я, там, скачу, а она говорит: «Мама…» Поэтому мне, конечно, сложно найти какой-то правильный подход. Но мне нравится, что мы как подруженьки с ней. Она уважает меня, я для неё пока ещё авторитет. Когда ребёнок подросток, очень важно остаться авторитетом, потому что у многих во главе становится внимание друзей. Мы с ней дружим. Я люблю, когда ребенок выражает свои чувства любви, нежности, это очень классно.
Если можно было бы всё, что угодно, в космос, например, сейчас пойти и улететь, то что бы вы сделали?
Я бы, наверное, организовала творческое объединение на берегу моря или океана, чтобы мы творили. Мне очень нравится вода, водоёмы, так что я бы построила некое сооружение и дала бы возможность людям там жить и работать. Мне кажется, что таких желающих было бы очень много.
Представим, что уже прошло какое-то время и мы с вами бабушки. Какая картина зрелой жизни идеальна для вас?
Я точно не собираюсь оставлять работу. Хочу продолжать быть в индустрии, но только в другом качестве, потому что такой темп я уже не выдержу. Я, наверное, хотела бы быть владелицей какого-либо концертного агентства и курировать основные вопросы. Желательно, не в одной стране. Надеюсь, не только в России. С удовольствием что-нибудь сделала бы в Скандинавии или Прибалтике. Мне кажется, у меня бы получилось.
Другие статьи журнала «— ИМЕННО.» вы можете найти здесь .