Марфа Ивановна, была женщиной одинокой, хмурой и не разговорчивой. Соседи её боялись и недолюбливали. Особенно в нашем-то маленьком городишке, в котором все друг про друга всё знают. Дети на спор любили бегать к её дому, доказывая свою храбрость, они подбегали к калитке, дотрагивались до неё, и с визгами убегали обратно.
Она никогда на них не кричала. Дети пугались одного её взгляда, безжизненного, немигающего, смотрящего тебе прямиком в душу, словно ты на Страшном суде. Рот её всегда был сжат в тонкую ниточку губ, она недовольно хмурилась, качала головой и заходила обратно.
Кто-то из детей клялся и божился, что у неё в прихожей видел гроб. Чушь конечно, но ребятне было достаточно этих россказней, для того что бы начать бояться её ещё больше.
Из дома она выходила очень редко, и то, только в ближайший магазин, и в банк. А когда старенький магазинчик снесли, поставив на его месте большой, зелёно-красный супермаркет с банкоматом, то и вовсе ограничила свои передвижения до него и обратно.
Взрослым так же было не по себе от одного её присутствия. Всегда чистая, опрятная старушка, с выправкой военного, наводила оторопь даже на сварливых тёток. Говорила она очень редко и очень тихо. Шепнёт, бывало, кому-то пару слов, тихонько так, чтобы её слышал только тот, к кому она обращается, и пойдёт себе. А тот, кому она что-то прошептала, неделю ходить будет как в воду опущенный.
« – Да Ведьма она! – Говорили как одна местные бабки, с завистью смотревшие вслед этой сухенькой старушке. – Как есть ведьма.
Кто-то отводил взгляд и улыбался, и тогда бабки принимались убеждать Фому неверующего, рассказывая ему небылицы. Ну, по крайней мере, так нам казалось.
– Это было в пятидесятые. – Рассказывала одна. – Нам – она показала на свою подругу, теребящую завёрнутый в целлофан кошелёк – лет по двадцать было, да Фрось?
Названная Фросей, покивала, что-то бормоча себе под нос.
– А Марфа, на пару лет нас старше. Красивая была, стерва. – С завистью протянула бабка. – Красивая, да такая же одинокая. К нам, в посёлок, не пойми, откуда приехала, да стала в местной школе учительницей работать. Мы вечером, то после работы на танцы, и она туда хаживала. – Бабка едва не закатила глаза от ностальгии. – Вот время то было… – Мечтательно произнесла она. – Не то, что сейчас. Парни, за Марфой, хвостами ходили, даже мой Василий, царство ему небесное, к ней клинья подбивал. – Недовольно проговорила она. – Да куда же там. Не смотрела она ни на кого, только улыбалась ехидно.
– Что, она и тогда не говорила? – Удивлённо спрашивали.
– Говорила. – Бабка махнула рукой. – Но так же тихо, и редко. Говорила, что не хочет тратить силы на дураков. Только один ей приглянулся, Виктор, на заводе токарем работал. Красавец был… – Протянула она. – Высокий, статный, широкоплечий. Вот только невеста у него уже была. Он с Антониной из пятнадцатого дома дружил. – Бабка указала на пустырь. – Фрось, помнишь Антонину? – Спросила она.
Фрося закивала, что-то бормоча себе под нос.
– Вот, поговаривают, Марфа то Антонину со свету сжила, из зависти.
– Как это сжила? – Удивлённо спрашивали вопрошающие.
– Прости господи. – Перекрестилась бабка. – Даже и говорить то страшно. Сгорели они там все. – Она указала на пустырь. – И кто бы что ни строил там, то только закончат строительство, как ночью вновь всё полыхает. Виктор тогда неделю смурной ходил, лица на нём не было. Говорят, что видели, что он и к Марфе захаживал, а потом пропал.
– Уехал? – Заботливо подсказывали слушатели.
– Да какой там, все вещи дома были, на работу не вышел. – Рассказчица махнула рукой. – Милиция искала, даже из райцентра следователь приезжал, Марфу допрашивал, и ничего не нашёл. – Она пожала плечами. – С тех пор она затворницей и живёт.
– А работа? – Удивлённо спрашивали все, кто слышал эту историю.
Бабки всегда жали плечами.
– У неё всегда денег водилось в достатке. – Говорили они без зависти.
– А откуда? – Спрашивали особо любопытные.
– А мы-то почто знаем? – Отвечали они. – Это деньги грязные, добра не принесут.
– Пытались её ограбить, как-то. – Всякий раз, встревала Баб Фрося на этом моменте, даже сама, удивляясь тому, что говорит вслух. Она поднимала глаза, и слушатель видел, что по щекам у неё текут слёзы. – Внук, дурень, царство ему небесное – она в этот момент крестилась – с такими же дураками полез к ней ночью. В девяностые это было… Время было… сложное, работы нет, цены растут, жрать нечего. – Она говорила с некой злостью, словно злясь и на тех, кто довёл страну до такого состояния в общем, и её внука в частности. Она каждый раз, промакивает в этом месте глаза, смятым старым платком. – Наутро нашли его около калитки, мертвого, сидел на земле, уставившись в одну точку. – Она расплакалась. – Дружков его, нашли позже. – Она махнула рукой, совершенно старушечьим жестом. – Расследование было, да покрутились тут, и уехали. – Она внезапно замолкает всегда, в этом моменте. »
Эти рассказы я слышал множество раз, ещё подростками, нам нравилось слушать их россказни, что бы потом, проходя мимо её дома вечером, пощекотать себе нервы. Со временем ощущение страха и необычности пропало, хотя каждый раз проходя мимо её калитки и забора, в голову невольно закрадывалась мысль, о схожести на кладбищенскую ограду.
Человек – существо, которое привыкает ко всему, а учитывая, что мой маршрут от дома до школы, а затем и до техникума, в который я пошёл после девятого класса, проходил мимо её дома, скоро чувство необычности этого места пропало. К тому же, я давным-давно, разочаровался во всех этих мистических историях, предпочтя трезвый и современный взгляд на мир.
Пока однажды я не столкнулся с Марфой Ивановной около её дома. Она стояла около пакетов, весьма объёмных, и разминала свои худые, морщинистые руки. Взгляд её, внимательный, не мигающий, окидывал изредка проходивших людей, которые обходили её по широкой дуге, и старательно прятали взгляд, стараясь смотреть куда угодно, но не на неё.
– Давайте я вам помогу? – Спросил я, подойдя к ней, мимо проходящий неопрятный, слегка пьяный мужик, от удивления уставился на меня, словно я самоубийца, готовящийся спрыгнуть с моста. Его взгляд прямо кричал, о том, что не нужно этого делать, но стоило ей посмотреть на него, как он что-то забормотал и поплёлся дальше, выбросив из памяти увиденное.
Затем, она перевела взгляд на меня. Её глаза казалось, смотрели мне прямо в душу. Словно увидев в них что-то, она хмыкнула, и повелительным жестом, указала мне тонким пальцем с длинным ногтем на пакеты. Я взялся за них, она мотнула головой, иди мол за мной, и не пошла к своей калитке. Она открыла её, и не обращая на меня внимания, даже не обернувшись, иду я за ней или убежал, стала открывать дверь своего дома.
Я шёл за ней. Её движения были скупыми, чёткими, и вообще она сильно отличалась от всех пожилых людей, которых я когда-либо видел. Она отпёрла дверь, посмотрела на меня, хмыкнув ещё раз, и мотнула головой в сторону двери. Я зашёл. Пакеты действительно были тяжёлыми, и сильно оттягивали руки, и я ума не приложу, как хрупкая старушка дотащила их до дома.
Она закрыла дверь, и пальцем показала, куда положить пакеты.
Её дом, совершено не был похож на обитель ведьмы. Чисто, аккуратная старая мебель, стоящая в прихожей, половик на полу, проход в гостиную и кухню, с большой белой печью. Туда-то она и указывала. Я поставил пакеты.
– Спасибо. – Сказала она так тихо, что я еда услышал её.
– На здоровье. – Улыбнулся ей я. – Я пойду, пожалуй, а то в колледж опоздаю. – Я почесал голову. Было неловко, словно я вломился к ней домой. И вообще как я мог верить раньше, что с ней что-то не так? Абсолютно нормальная старушка. Только что немногословная.
– Останься на чай. – Толи попросила, толи приказала она. Короткие чёткие фразы, произнесённые невероятно тихо, творили какую-то магию, и отбивали желание спорить. Ну и конечно же любопытство. Мне всегда было интересно, что за этой калиткой.
Она указала пальцем на стул, и я послушно сел. Пары, фигня, можно и заколоть. Пока она ставила чайник, и доставала чашки, я вертел головой.
Она разлила кипяток по чашкам, придвинула небольшую, хрустальную конфетницу ко мне, и села напротив.
– Ты ведь раньше бегал к моей калитке? – Спросила она. Всё – таки её взгляд странный.
– Да, извините.
– Ничего. – Она, поднесла чашку ко рту, сделала глоток, и поставила на стол. – Я понимаю. Ты боишься? – Внезапно спросила она.
– Вас? – Спросил я, немного опешив от странного вопроса.
Она меня проигнорировала.
– Все боятся. Потому что не понимают. – Она смотрела на меня, но говорила, будто не со мной. – Я не зло.
– Ну, лично я вас злом не считал. – Выпалил я.
Уголки её губ слегка поднялись вверх.
– Я лишь стерегу зло. – Внезапно сказала она, и от обыденного тона, мне вдруг стало не по себе.
– В смысле? – Спросил я, отставив кружку в сторону. Кажется на фоне одиночества она сошла с ума.
– Ты ведь не просто так здесь. – Она сказала, глядя мне в глаза. – Я устала…
– Тогда, не буду вам мешать. – Я встал. – Отдыхайте. – Я направился было на выход.
– Пойдём со мной. – Она махнула куда-то в сторону.
– Зачем? – Неожиданно глупо спросил я, даже удивляясь сам, собственной тупости.
– Пойдём. – Уже как-то зло сказала она. – Встав, и подойдя ко мне.
– Куда? – Я переспросил. В голове всплыли все те россказни, которые рассказывали про неё.
Она взяла меня за руку. Её рука была холодной словно лёд, но силы в ней было столько, что я, здоровый лоб, не смог разжать её хватку.
– Идём. – Сказала она, и потащила меня куда-то в другую комнату.
Стоило нам перешагнуть через порог гостиной, как она потащила меня дальше. Одна комната, другая, третья. Насколько я помню, её дом был весьма небольшим, комнаты на две, а мы уже прошли штук пять. По телу пробежали мурашки.
– Отпустите! – Я стал пытаться разжать её хватку. Да какой там.
Она не слушала меня, просящего и умоляющего отпустить мою руку, и настырно тащила меня вперёд. Я не знаю, сколько мы шли. Комнаты всё сменялись и сменялись. В них была разная обстановка, в некоторых даже были люди.
– Помогите. – Кричал я, но они игнорировали моё присутствие. Они даже не двигались, попросту сидели и смотрели друг на друга.
– Не бойся. – Внезапно сказала она. Толку от этого было мало, потому как я не знаю как у меня ещё сердце из груди не выпрыгнуло. В голове стучали маленькие молоточки, меня бросило в пот.
Эта комната была почти пуста. Только внутри, было что-то похожее на обычный свисток. Только очень старый и разваливающийся. Он просто валялся на полу, в центре комнаты.
Она меня отпустила, попросту разжав руку. Я стал оглядываться, надеясь убежать от неё при первой возможности, но выхода не было.
– Подними его. – Прошептала она.
Я помотал головой. Все мои чувства говорили о том, что ничего трогать нельзя.
– Подними его! – Её голос стал громче, а я, против своей воли сделал несколько шагов вперёд, наклонился и взял его в руки.
– ТЕПЕРЬ ЭТО ТВОЯ ПРОБЛЕМА! – Проревела она, всё исчезло.
Я обнаружил себя стоящим недалеко от её дома, сама Марфа Ивановна, бездыханным телом лежала возле калитки, вокруг ней суетились полицейские, и вызванная кем-то скорая. Руку нестерпимо жгло, в кулаке был зажат свисток, напоминая о том, что всё произошедшее со мной, правда.
Я попытался что-то спросить у стоящего со мной неопрятного поддатого мужичка, но понял, что не могу вымолвить ни слова. Мужик же заметив мой взгляд, с ужасом в глазах отвернулся, и поковылял прочь, боясь даже оглянуться. Я чувствовал его страх. И что самое страшное, мне это нравилось. В голове всплыла её фраза.
«Я не зло. Я всего лишь стерегу его.»
Теперь судя по всему, стерегу его я, и я не уверен, что смогу сидеть взаперти.