Привет читатель! Этот рассказ поведал мне один давний товарищ, а я перескажу вам..
Все каникулы я проводил с бабушкой, коров, там, пасти, уток кормить в огороде поливать помогал.
Бабка жила на самой окраине села. На отшибе стояло три избы. В одной из них жила бабушка Лена, а две другие заколочены давно были. Старые жильцы, поселенные тут по распределению после окончания институтской учебы, давно съехали, а новые, понятное дело, не заехали. До районного центра целых 50 км пилить. До самого села около 7 км, туда баба Лена за мукой ездила, за спичками. Сама делала тесто, пекла хлеб. Ягоды и овощи были с огорода. Еще у бабули был погреб полный солений и варенья. Она сама спускалась в погребную яму по деревянной лестнице и больше никому свой тайник не доверяла. Бывало, наварит картошки свежей и за солеными огурчиками в подпол полезет.
Хорошо с бабулей жилось.
Я ответственным был за то, чтоб табун встретить да свою корову в стойло загнать, обычно это часов в 6-7 вечера проходило. Однажды задержалось стадо, видно, далеко гонял пастух на водопой. Уже затемно вышел я к воротам ждать свою Буренку, а рядом, как раз, один заколоченный дом стоит. Прислушался - там плач, ни то ребенка, ни то зверя какого.
Мороз по коже пробежал.
Оцепенел просто от ужаса. Сколько к бабе Лене ездил, ни разу не задавал вопроса даже, кто в этом доме жил. Ну съехали и съехали, а кто, куда и почему - вопросов не было.
Пошевелиться я не мог, вслушивался - а вдруг показалось... Плачь не унимался, был ровный, жалостливый, без надрывов и всхлипов. В темноте появился табун, я отогнал Буренку и скорее, прошмыгнув мимо плачущей избы, вбежал в стойло коровы.
Скоро пришла баба Лена, готовилась доить. Я так и не осмелился ей рассказать о своем страхе, будто что-то рот заклеило и не давало произнести об этом плаче ни слова.
Следующем вечером я решительно захотел исследовать странный дом. Пока бабушка была на огороде, пошел ближе к таинственному месту. Снова плач. Пробрался ближе, отодвинул прикрывающую вход пыльную доску с торчащими ржавыми гвоздями и намотанной паутиной.
Плач не становился сильнее, он был пронзительно жалким, потом начал стихать. Я оглядел пустые сенки. Пройти дальше не решился. Никого не нашел и медленно попятившись назад вышел из плачущей избы.
Вечером бабушка рассказала, что жильцы в город уехали, а Домового оставили. Вот он и плачет один в избе, жалуется, что один.
Дух дома становится тем сильнее, чем старше дом, чем больше его потчуют молоком и хлебом и место ему отводят, так он почти живое существо уже был, а не просто энергоинформационный сгусток впитавший в себя все радости и горести хозяев.
А вам случалось общаться с домовыми?