Глава 39
Смотреть на чью-то чужую квартиру, которая ещё неизвестно, станет ли твоей, Сева не хотел. Настроение у него было уже не настолько ужасное, как позавчера, но всё-таки и хорошим не было. Вообще он не мог толком понять, что чувствует. После разговора с Кирой так переволновался, что ощущал себя совсем больным, даже уснул раньше обычного, но почти сразу проснулся и некоторое время лежал, прислушиваясь. Катя убирала в прихожей разведённый им беспорядок. И ему снова стало стыдно. За то, что папа просил облегчить Кате жизнь, а он её только усложняет. Но эти муки совести закончились так же неожиданно, как начались, – он снова заснул. Утром Катя спросила, как Сева себя чувствует, и сказала, что если не очень хорошо, то лучше ему не ходить в школу, а она позвонит на работу и отпросится. От такого нельзя было отказаться. Катя звонила на работу, потом в поликлинику, а Сева всё пытался понять – он в самом деле заболел оттого, что понервничал, или ему только кажется, что заболел. К счастью, участковый врач отказалась приходить к ребёнку без температуры, а то вдруг бы она разобралась в его состоянии и сказала, что ничем он не болен, просто трус. Боится, что его бросят, родив нового малыша. Врачи порой бывают неуместно прозорливы. Но встречи с медиками удалось избежать, Катя просто дала ему чёрные угольные таблетки, которые иногда давали и папа с бабушкой. Правда, раньше Сева полагал, что таблетки эти от поноса, а никак не от переживаний. Однако спорить с Катей не стал. Катя включила интернет, чтобы Сева смог скачать новые фильмы, и он, воспользовавшись тем, что в экран компьютера она не смотрит, забил в поисковик «новорожденный ребёнок». Чтобы взглянуть, что же это такое на самом деле. В первой же открытой наугад ссылке женщины обсуждали, стоит ли отцу присутствовать на родах. И большинство были уверены – те, кто видел, как младенец появляется на свет, любят его сильнее, чем те, кто не видел. Как родился Сева, папа видеть не мог, он в тот день защищал в институте диплом. Выходит, стоит ему поехать в роддом вместе с Катей, и новый ребёнок будет куда любимей Севы? Плюсом к тому, что у него и так фора за счёт милого всем возраста. Катя вошла в комнату, и Сева закрыл страницу. Его теперь одолевало множество мыслей о будущем. И поговорить об этом будущем можно было только с Катей. Правда, она, как оказалось, на многие вопросы ответа не знает. Имя ребёнку не выбрала, возьмёт ли папу с собой в роддом – не решила… Но всё равно – не говорила, что ему этого всего знать не стоит и вообще лучше бы он не приставал с разговорами. Тем более на ночь глядя. Может быть, потому, что Катя не старалась от Севы отделаться, а искреннее сочувствовала, ему стало немного спокойнее, и утром он понял – живот и голова сегодня уже вовсе не болят. Хотя посчитать, что Кира преувеличивает и ничего в жизни Севы не поменяется и дальше, было бы легкомысленно. И папин приход это лишний раз доказал. Утром Сева проспал его возвращение из командировки, а днём явившийся папа так радостно предложил им всем посмотреть квартиру, которую подыскала бабушка, что снова стало нехорошо. Неужели папе уже не нравится их прошлая жизнь, и он стремится всё поскорее переменить?
Дом, в который они направлялись, оказался по соседству со школой. Подъезды выходили в сторону школьной спортивной площадки. Мимо лифта папа прошёл, сообщив, что идут они всего лишь на второй этаж. Дверь им открыла женщина с маленькой девчонкой на руках. А войдя в прихожую, Сева чуть не споткнулся о велосипед. Такой, который на самом деле ещё и не велик, а всего лишь коляска в виде велика. К коляске был привязан оранжевый воздушный шар.
Женщина извинилась, мол, прихожая просторная, но дочка двигает транспорт как хочет, вот поставила неудачно.
– Проходите.
Из квадратной прихожей, которая и правда была огромной по сравнению с той, что в их с папой квартире, вело сразу семь дверей – две налево, две – направо и три – прямо. Про те три хозяйка сразу сказала, что это ванная, туалет и кладовка. Папа с Катей пошли за ней на кухню, а Сева заглянул в первую же дверь слева – это была детская, несомненно, принадлежавшая той малявке, которую сейчас таскали на руках. Стены с розовыми обоями, на обоях – феечки, и кроватка ещё с решётками, как и полагается для совсем несознательных личностей. Следующая дверь тоже была открыта, и Сева заглянул туда – эта комната тоже оказалась детской. Только обои были голубые, и на полу по игрушечной железной дороге возил паровоз мальчишка – может, детсадовец, а может, и первоклассник. Мальчишка поглядел на Севу молча, и он предпочёл сделать шаг назад. Когда человек не поздоровался и не представился, ясно, что и общаться не хочет. И хорошо. Сева не желает тоже. Он пошёл к папе – хозяйка квартиры уже показывала большую комнату, разделённую перегородкой на две, и говорила что-то о том, что перепланировка не узаконена, но стену легко и разобрать.
– Очень удачно сделана стена, – возразил папа, – вроде и три комнаты, а фактически четыре. Да, Севка?
Его мнение о стене заинтересовало папу так неожиданно, что он даже не сразу сообразил, что надо бы кивнуть. Девчонка на руках вцепилась в мать, как маленькая мартышка, и корчила смешные рожи. А Сева вдруг подумал – вот оно, малышка на руках, а старший мальчишка сидит со своим паровозом и нафиг никому не нужен. И даже не здоровается с гостями. Наверное, привык, что с ним не общаются. Что-то в этом рассуждении было неверным – не может же быть, чтобы так – во всех семьях, чтобы всех старших детей переставали любить с появлением младших. Но анализировать уже не было сил. Услышав, как папа сказал, что квартира ему нравится, но им с женой надо бы обсудить всё дома, а потом они непременно перезвонят договориться о деталях сделки, Сева рванул обуваться, налетел на уже убранный в сторону, но чудом оказавшийся на его пути велосипед, больно ударился коленом и разревелся.
Давно он не ревел так самозабвенно. Ведь при проблемах всё время приходилось сдерживаться – ну что подумают окружающие о пятикласснике, пускающем сопли, словно дошкольник. Теперь же мнение окружающих стало ему безразлично. Как бы он ни изображал из себя идеального сына, вскоре его усилия не будут иметь никакого значения. Если бы Сева, продолжая размазывать слёзы, не выскочил на улицу, папа, наверное, решил бы, что он как минимум сломал ногу. Но Сева выскочил. Идти домой смысла не было – он не захватил свои ключи. Только стоять и реветь дальше.