Глава 3
Катю окликнули, когда она читала письмо от Коли Семёнова. Тот нашёл очередного клиента, оценившего его способности по достоинству, и спешил поделиться этой новостью с единственной подругой. На электронный адрес Кати за день приходил минимум десяток писем от Коленьки. То он приглашал вместе поразмыслить над какой-нибудь проблемой, только что пришедшей в его светлую голову, то, как сейчас, сообщал новости о работе, то вообще писал ерунду. Вроде такой: встал включить чайник, глянул в окно, а там дождь. И теперь счастлив, что ему не надо, как Катьке, пилить в офис, ещё и в туфлях на каблуке, а можно жить в тепле и уюте возле компа. Всё-таки иметь работу за пределами собственной квартиры не так уж удобно. Тогда Катя улыбалась, вспоминая, насколько друг не любит выбираться на улицу. Он, лучший студент курса, легко отказался от стажировки в Германии только потому, что пришлось бы ехать чёрт знает куда, общаться там с новыми людьми, терять массу времени и энергии… Зачем? Если можно развиваться, не поднимаясь со стула, и так же, почти не шевелясь, находить заказчиков на бизнес-планы, проекты и аналитические справки. Первых клиентов Коле подкинул их же преподаватель, а дальше способного молодого экономиста передавали из рук в руки, и без работы Коля не оставался никогда. Ему даже прилично платили, хотя этот вопрос интересовал гения меньше всего, и порой, видя увлекательный проект, он был готов ввязаться в него практически безвозмездно. Сейчас Семёнов пребывал в полнейшей нирване. Университет, напрягающий необходимостью регулярных посещений, давно позади, ужасная школа – тем более. Живи в собственном режиме да радуйся. Кате такая жизнь не подходила. Она, как и Коля, была не особенно компанейской, не нуждалась в большом количестве друзей, но и запереться в четырёх стенах с чайником и тарелкой бутербродов была не готова.
– Верховцева, у тебя знакомые дети есть? – спросил Максим, молодой специалист из операционного зала. – Там пришёл какой-то мальчик, утверждает, что ему нужна Катя двадцати четырёх лет от роду, предположительно в зелёном платье. Показал ему Катьку Иванову – не подошла. Потом вспомнил – Верховцева Екатерина Валерьевна, вроде иногда бывает в зелёном.
Сейчас на Кате были юбка и блузка, но она, конечно, догадалась, что за мальчик столь точно может назвать её возраст и предположить цвет одежды.
– Да, этот мальчик ко мне, – сказала она, закрывая Колькино письмо, – ответит позже. – Пусть подождёт, я сейчас выйду.
Обеденный перерыв уже прошёл, и Катя на обед не уходила – были важные клиенты, теперь же начальник сказал, что она может отлучиться на полчаса. Большого желания идти в кафе напротив банка Катя не испытывала, вот и открыла электронную почту. Но раз Сева явился, значит, ему что-то нужно – и отлично, она имеет право как раз сейчас выйти на улицу.
Юный знакомый стоял в углу операционного зала и зачем-то тыкал пальцем в грунт в кадке большого фикуса. Выглядел Сева на этот раз крайне солидно – в костюме и даже при галстуке с эмблемой какой-то школы. Манжеты белой рубашки выступали из-под рукавов пиджака, и правый сейчас елозил по земле вслед за движениями пальца. Видимо, рубашку родители приобрели на вырост и уж точно больше размером, чем пиджак.
– Он полит, не волнуйся, – сказала Катя о фикусе. Вдруг Сева переживает за судьбу зелёных насаждений. – Привет.
– Привет, – оторвавшись от растения, Сева заулыбался, – извини, я не знал твою фамилию, но у вас тут, оказывается, не так уж много Кать.
Замолчал, но сразу же вспомнил главное.
– Я по делу!
– За кредитом?
– Если бы… Где поговорим?
Катя огляделась и решила – разумно пойти в кафе. Выпить кофе с бутербродом и выслушать, что за вопрос у визитёра.
– Кафешка… – перейдя вместе с Катей дорогу, Сева кивнул, – хорошее место, стол тут есть, и знаешь, я могу тебя угостить. На кофе и пирожное мне денег хватит. Даже на нас двоих.
– А стол нам зачем?
– Вот, – заняв место у окна, Сева взгромоздил на колени школьный рюкзак, порылся там и вытащил изрядно помятый лист с печатными заданиями на нём, – срез. Я честно пытался, но не сумел. Ты можешь спасти меня от двойки. И главное – от позора.
– То есть ты предлагаешь мне выполнить работу по математике за пятый класс и готов оплатить её пирожным? – спросила Катя серьёзно. Кто их знает, современных детишек, что им может прийти в голову.
– Нет, – Сева поставил рюкзак на пол, стащил очки, выдернул из штанов подол рубахи и принялся протирать стёкла, – я понимаю, что ты можешь отказаться. Но пирожным всё равно угощу.
– И кофе, – вздохнула Катя.
Всё-таки она настолько не педагог, что даже не представляет, что делать в таких ситуациях. Сказать, чтобы решал сам? Но он наверняка старался и сделал всё возможное. И уже настроен получить эту двойку и прилагающуюся нотацию от родителей. Вспомнив слова про генетический брак, подумала – не сам же он так формулирует, скорее всего, его обозвали дома. Бедный ребёнок, наверное, это ужасно – не уметь чего-то, что умеют все в твоей семье.
Лист был исписан полнейшим бредом, цифры менялись как попало, плюс легко превращался в минус, но попыток решения было предпринято столько, что на правильное даже не осталось места.
– Нужен чистый листок, – сказала Катя.
Обрадованный Сева тут же извлёк из рюкзака тетрадь, выдернул из неё страницу и, подсунув Кате, углубился в изучение цен на кофе.
– Мне кофе со сливками, пирожное любое, кроме медового, выбери сам.
На обложке пострадавшей тетради Катя прочла: «Жданов Всеволод, 5 В класс». Номер школы этот Всеволод написал весьма неразборчиво…
В какой школе учится и где проживает математически безнадёжное дитя, Катя выяснила во время второго его визита, случившегося через неделю после первого. Оказалось, что между домами Кати и этого пятиклассника пятнадцать минут неторопливой ходьбы. Тогда же в голову Кати пришла очень умная мысль. Зачем ребёнку ехать в транспорте к ней на работу, где она к тому же бывает очень занята, если ему куда проще дойти до Семёнова…
Услышав, что она уже дважды сделала за Севу его домашнее задание, Семёнов поднял глаза к потолку и печально вздохнул. Вздох означал – Катя, так нельзя, ты поступаешь неправильно.
– Ты могла бы просто подсказать ему, как это делается. И пусть бы решал сам!
– Коля… – Катя поискала аналогию, доступную другу, – помнишь, как в первом классе тебя били Лёшка с Сашкой? Считаешь, что мне не стоило давать им по башке портфелем, а надо было учить тебя драться?
Семёнов смутился. Безусловно, история, когда девочка защищает мальчика и делает это систематически все школьные годы, никого не украшает. Но в смысле физического отпора противникам Коля был уникально необучаем, а Катя, которой папа ещё в детском саду показывал разные приёмчики, не считала зазорным вступиться за умного мальчика в очках. Ведь всем ясно – эту голову лучше не сотрясать, и только такие дебилы, как Лёшка с Сашкой, не могут понять очевидного…
– Ладно, пускай приходит. Но решать за него я не буду. Научу. Не может существовать ребёнка, который не в состоянии одолеть задачки за пятый класс. Он же не умственно отсталый.
– Нет, он очень умный, – заверила Семёнова Катя, – просто своеобразный.
Домой она уходила под бодрые возгласы друга, что даже зайца можно научить курить, а уравнения с одним неизвестным доступны и самому убогому интеллекту…
Вечером того дня, когда Коля впервые имел счастье поработать репетитором, Катя застала его в необычном для него месте – на кухне. Семёнов меланхолично жевал пирожок. Пирожки Колина мама пекла часто и в огромных количествах, и у Кати с Колей даже возник натуральный обмен – Катя приносила Семёновым йогурты и творожки, покупаемые её мамой по специальной цене для сотрудников молокозавода, а домой уносила пакет с вкусной выпечкой. Есть пирожки, запивая их йогуртом, Коля мог целыми днями, вот только делал он это у компьютера. Сейчас же, заглянув в комнату, Катя обнаружила чёрный экран – монитор перешёл в энергосберегающий режим, значит, Коля не прикасался к клавиатуре минимум пятнадцать минут.
– Коль, что случилось?
– Ты тут откуда? – внезапно прозрел Семёнов.
– Дёрнула дверь – открыто, я зашла.
– Он заснул, – загадочно пробормотал друг, – просто заснул. А я так интересно объяснял. Погоди, сейчас покажу.
Пометавшись по кухне, потом по комнате, развёл руками.
– А листки забрал. Но, Катя… ты права…
– Мы сейчас говорим о Севе?
– Да, о нём. О твоём новом друге, на которого ты променяла меня.
Катя хмыкнула. Знакомство с Севой исчерпывалось тремя встречами, на одной она кормила его мороженым, на второй он её – пирожным, на третьей каждый платил за себя. Кажется, для дружбы этого маловато. Хотя, безусловно, пацан был ей очень симпатичен, ну а как может быть не симпатичен хорошо развитый воспитанный мальчик с обаятельной улыбкой…
– Ты права, он редкий ребёнок. Заснуть на моих объяснениях…
Стало смешно.
– Если кто-то спит на твоих объяснениях, значит, ты уныло объясняешь, только и всего.
Но Семёнов её не слушал. Он принялся ходить по кухне – два шага в одну сторону, два в другую – и задумчиво чесать подбородок.
– Я понял, это от психотравмы!
– От какой ещё психотравмы?
– У него же мать умерла. Эх ты, подруга, а не знаешь.
Усевшись напротив Кати, Коля поведал, что, разбудив вырубившееся над учебником создание, он как гостеприимный человек поинтересовался – не хочет ли Сева чаю с пирожками. Или предпочтёт пойти домой к маминому супу. Например, сам Коля суп может есть только мамин, и даже тот, что готовит Катина родительница, кажется ему не таким, как нужно. Вдруг Сева такой же. На это мальчик сообщил, что пирожки любит, а мамы у него нет с шести лет. Есть только отец и бабушка с дедом.
– Вот я и думаю – стресс, что-то нарушилось в голове, и вот…
– Хочешь сказать, что в детском саду он был первый по математике? – усомнилась Катя.
– Психика – очень тонкая вещь.
– Коленька, а давай ты попробуешь меньше занудствовать? Ты же наверняка увидел примитивное уравнение, а от него понёсся и доскакал до начал анализа. Тут и я бы уснула, без всякой психотравмы. Ты помни – перед тобой ребёнок.
– Да? Ну я попробую. Надо как-то иначе. Неужели я – да не смогу?
– Ты всё сможешь.
Пирожки на этот раз оказались с картошкой. Катя налила себе чай и загрустила. Вот почему мальчик болтался один в торговом центре и почему он так свободно ездит в банк или ходит к Семёнову. Не очень-то за ним следят. Предок заплатил репетитору и ждёт результатов, а ответственное дитя результаты показать не может и мучается. Ещё и испытывает чувство вины оттого, что его «бедный отец» не видит в дневнике пятёрок. Это же так по-взрослому – вызывать у детей вину, будто они по умолчанию должны быть идеальными или как минимум не менее способными, чем ты сам… Грусть трансформировалась в раздражение. Надо же… называть генетическим браком такого чудесного мальчика. Да, Катя видела его всего трижды, но может поручиться – это прекрасный ребёнок, из которого вырастет замечательный человек. Даже без точных наук!