Центр Петербурга многолик. Кого-то манит аристократический, пышный – с дворцами и особняками. В Коломне – богемная заводь и провинциальность. В Семенцах – тоже провинциальность, но искать богемности там не следует. Семенцы – район угрюмый. Бродишь по улицам и думаешь, что кто-то за тобой наблюдает и разглядывает: «Зачем пришла? Чужие нам без надобности». А кто же населял Семенцы в прошлом? Купцы, рабочие, а главное – разночинцы.
Текст: Мария Башмакова, фото : Андрей Семашко
«Разночинец» врывается в жизнь современника на уроках литературы. Хмурит брови, строит коммуну, как герои Чернышевского. А может, ничего не строит, потому что беден, как неистовый Виссарион Белинский. В общем, портрет вырисовывается узнаваемый, но от этого само понятие «разночинец» яснее не становится. Риск свести типаж к косматому недоучке, озабоченному «народным счастьем» и «чующего правду», сильно обеднит восприятие. А изучить этот социальный феномен можно в петербургском музее «Разночинный Петербург» в тех самых Семенцах.
ХМУРЫЙ ОКОЛОТОК
Семенцы – так в народе прозвали район в центре Петербурга, ограниченный Звенигородской улицей, Обводным каналом, Загородным и Московским проспектами, где располагался лейб-гвардии Семеновский полк. Места тут мрачные и трагичные. На месте современной Пионерской площади в прошлом был Семеновский плац. Именно здесь отменили казнь петрашевцев, одним из которых был Федор Достоевский. В пяти минутах ходьбы от музея находится дом, в котором квартировал Григорий Распутин.
В музее представлен макет Семенцов XIX века, которые своей регулярностью и симметрией напоминают Васильевский остров, но там есть и парадная часть, а в Семенцах – только провинциальная. Кривых улиц здесь нет, за исключением Большого Казачьего переулка, в котором расположен музей.
Формирование слободы началось в 1737 году. До середины XIX века наименование этих улиц было связано с полковой застройкой. В 1858 году все они были переименованы по уездным городам Московской губернии. Получилось «петербургское Подмосковье», а в городском обиходе появилось мнемоническое правило для запоминания порядка их расположения. «Разве можно верить пустым словам балерины » (Рузовская, Можайская, Верейская, Подольская, Серпуховская и Бронницкая улицы). Поговорка живет уже почти два века. Впрочем, есть разные версии, какое именно слово употреблялось вместо современной версии с «балериной». Исследователи утверждают, что в 1920-х годах говорили «большевики».
«В Семенцах было не очень много «чистой» публики, то есть людей, уверенных в своем финансовом благополучии, – говорит старший научный сотрудник музея «Разночинный Петербург» Ирина Осипова. – Скажем, купец, имеющий лишь маленькую лавочку, мог быстро разориться, он не входил в «общество». К «чистой» публике такого человека не отнести».
МНОГОЛИКИЙ РАЗНОЧИНЕЦ
«Понятие «разночинец» много раз меняло свое значение, – объясняет Ирина Осипова. – Для петровского времени разночинец – это человек, которого невозможно вписать ни в одно сословие. К середине XIX века людей, которые не вписывались в сословные графы, было мало. И тогда разночинцами стали называть тех, кто поменял свое сословие. В 1860-е слово «разночинец» стало популярным. Оно имело негативный оттенок в аристократических кругах. Разночинцем могли назвать и выслужившегося дворянина, который для аристократов оставался выскочкой. Разночинцы – люди, которые зарабатывают на свой хлеб сами. Условия жизни и быт зависели от профессии и успешности. Вот в районе нынешнего Московского проспекта в 1870-х проживал будущий писатель Владимир Короленко. Он тогда был студентом, но посещать ежедневно лекции не мог, так как сапоги делил с приятелем – носили по очереди.
Как правило, разночинцами были получившие образование дети из семей купцов, священников, мещан или крестьян, иногда – обедневшего дворянства. Это «интеллигенты в первом поколении», оторвавшиеся от своей родной среды. Окончивший учебное заведение и осевший в Петербурге сын священника мог трудиться врачом, учителем, журналистом. Сегодня мы бы назвали разночинца «человеком, который сам себя сделал», получив образование и добившись успехов в карьере, невозможных в его среде. В начале XIX века положение разночинца определялось положением в обществе вне сословий, а к концу века сложилась идеология, философия русской интеллигенции, носителями которой были разночинцы».
Слово «разночинец» хитрое. Это может быть и аскет, и буржуа по стилю жизни. Разночинец – социальный статус человека, который добился всего сам. Это человек, придерживающийся демократических воззрений, что нередко приводит к сложностям в обществе. И его положение шаткое: сегодня – стабильность, а завтра – нет. И философ Розанов, и писатель Мамин-Сибиряк – разночинцы.
Кстати, Василий Розанов жил напротив музея в Большом Казачьем переулке в пятикомнатной квартире. И это притом, что состояния у него не было. Он был журналистом и зарабатывал литературным трудом. Среди выдающихся людей немало разночинцев: химик Дмитрий Менделеев, основоположник системы физического воспитания Петр Лесгафт, художники Илья Репин и Иван Крамской, музыканты Антон и Николай Рубинштейны, писатель Антон Чехов.
В ГОСТИ К ВОЖДЮ
В 1894 году в дом №7 на Большом Казачьем переулке вошел невысокий молодой человек. Он был беден и скромен. Картавя, отрекомендовался квартирной хозяйке: Владимир Ульянов. Вождь революции прожил здесь год. Музей возник в 1924 году, был посвящен Владимиру Ленину и в таком качестве просуществовал до середины 1980-х. Он расположен в жилом доме – занимает помещения на первом и третьем этажах.
«Перестройку музей пережил закрытым, – рассказывает Ирина Осипова, – потому что дом, в котором он расположен, был на капитальном ремонте. И когда открылся, стало ясно, что сугубо ленинский музей не востребован. Сотрудники стали заниматься краеведческой работой, связанной с историей Семенцов, и в 2007-м удалось открыть «разночинную» экспозицию. Она рассказывает о жизни петербургских обывателей в Семенцах на рубеже XIX – XX веков: студентах, школярах, швеях, рабочих. Экспонаты попадали по-разному. Что-то приносили сотрудники музея, жители Семенцов тоже внесли немалый вклад в расширение фондов. К 2005 году в музее сложился клуб дарителей».
Музей в квартире создавался по воспоминаниям очевидцев. Мебель подбирали, максимально приближенную к тому, что было при знаменитом жильце. Комод и настольная лампа застали Владимира Ульянова. Эти вещи подарила музею бывшая хозяйка квартиры, Шарлотта Боде. Она в свое время повесила объявление на входной двери: жильцу за 10 рублей в месяц предоставляется комната с дровами, керосином и чаем. Это очень невысокая цена. Квартиранту утром приносили кувшин с водой и таз для умывания. Утром и вечером он получал стакан горячего чая с сахаром и хлебом. Дом, в котором расположены музейные помещения, 1825 года постройки. Потому там не было не только ванной, но и туалета. Можно предположить, что жильцы пользовались удобствами на улице или на лестнице.
Ильич ходил обедать к знакомым. Тогда обеды за плату часто предлагались даже незнакомым людям, о чем хозяева уведомляли желающих, повесив объявление: «в такой-то квартире стол для приходящих».
ВОЛЖСКИЙ ГОСТЬ
В Семенцах жили выходцы из Ярославской губернии, из Прибалтики. А Владимир Ульянов – с Волги. Дед Ленина был портным, а отец выслужил дворянство. То есть по рождению вождь революции не разночинец, что не помешало ему возглавить революционную борьбу пролетариата. Кстати, роман «Что делать?», написанный разночинцем Николаем Чернышевским, Ленин ценил высоко, потому как книга его «перепахала».
В 1891 году Владимир Ульянов сдал экстерном экзамены за курс юридического факультета Санкт-Петербургского университет а. А с 1894-го год он жил в комнате на третьем этаже в Большом Казачьем переулке, 7. Это была уже пятая съемная квартира Ленина в Петербурге.
«Учась в университете, Ульянов не жил в Семенцах, – говорит Ирина Осипова. – Селился в меблированных комнатах, так как приезжал только на сессию. Приехав в Петербург надолго, он выбрал меблированные комнаты вблизи Литейного проспекта. Потом стал искать жилье дешевле и удобнее. Перебрался на Ямскую (нынешняя ул. Достоевского), затем в Лештуков переулок (ул. Джамбула), а потом на Большой Казачий. Возможно, здесь сыграло роль знакомство. Многие товарищи из Технологического института проживали в этих местах. Значение имела и близость библиотеки Вольного экономического общества, откуда, в отличие от Публичной библиотеки, можно было брать книги на дом».
В письме матери Владимир Ульянов рассказывал, что завел специальную тетрадь, в которой записывает ежемесячные траты. Вышло 36 рублей, из которых 10 платил за квартиру. Посчитал, что «жил нерасчетливо», так как «на одну только конку потратил рубль тридцать пять копеек». Ему было за что отчитываться: он жил в основном на присланные матерью деньги.
ЗАЛЕЧЬ НА РЕВОЛЮЦИОННОЕ ДНО
К началу XX века в Семенцах только треть домов были каменными. Квартиры были небольшими. Революционеров, селившихся в этом квартале, привлекали провинциальность, глухота местности.
«В Семенцах обыкновенно упоминают два адреса, связанных с народовольцами, – рассказывает Ирина Осипова. – Это две народовольческие типографии, организованные революционеркой Прасковьей Ивановской на Подольской улице. Последнюю типографию владельцы принуждены были покинуть в спешке. Только через несколько дней дворник обратил внимание, что в квартире никого нет. Полиция проникла в нее через окно, обнаружив массу улик и записку, предлагающую продать всю обстановку, а деньги отправить на пользу народа. В Семенцах казнили народовольцев Софью Перовскую и Андрея Желябова, живших неподалеку. Тут отмечено много адресов членов «Союза борьбы за освобождение рабочего класса». В 1905-м в Технологическом институте разместился Петроградский совет рабочих и солдатских депутатов. А на Рузовской улице жил Николай Буренин – один из главных организаторов Боевой группы большевиков».
Дома купцы тут строили хоть не изящные, но основательные. Если Невский проспект – аристократический Петербург, то Гороховая – это «Невский проспект простонародья». В конце XIX века в Семенцах можно снять квартиру с водопроводом и без дворника. Лишние глаза ни к чему революционеру.
СТУДЕНЧЕСКИЙ КВАРТАЛ
Революционеры революционерами, но студентов в Семенцах селилось много, и многие из них были потенциальными разночинцами. Технологический институт, расположенный здесь, одно из первых высших технических учебных заведений в России. Неподалеку находился Институт гражданских инженеров (нынешний Архитектурно-строительный университет). На Фонтанке – Институт инженеров путей сообщения. А место нынешнего Военмеха (Балтийский государственный технический университет) занимало ремесленное училище.
«Ремесленное училище цесаревича Николая было открыто в 1875 году. Это благотворительное учреждение давало сиротам и бедным детям образование на уровне гимназии и ремесленную специальность, – поясняет Ирина Осипова. – Первое время выпускников даже в заграничные стажировки отправляли. Между прочим, одним из первых выпускников этого училища был Иван Емельянов. Тот самый участник покушения 1 марта 1881 года, который свою бомбу так и не бросил».
Одна из витрин музея во втором зале посвящена петербургским студентам. Форма студента Технологического института, бинокль, лорнет, чернильница, белые перчатки. Много предметов попало в музей из семьи профессора Технологического института Александра Николаевича Агте. Он поступил в институт в 1904 году, окончил в 1910-м, хотя программа позволяла проучиться всего два года. Просто в годы Первой русской революции институт несколько раз закрывали, вот Агте и не удавалось доучиться. Потомки профессора Агте подарили много его личных вещей музею.
Печатная машинка «Ундервуд» стоит в музее не случайно: такой мог пользоваться российский писатель начала прошлого века. Подобная могла находиться в какой-нибудь железнодорожной конторе, которые располагались у Витебского вокзала. Барышни часто устраивались «ремингтонистками», позже эта должность называлась «машинная переписчица». В следующей витрине – школьные принадлежности, прописи по-латыни. Значит, принадлежала она ученику классической гимназии. Девушек в женских учебных заведениях древним языкам не обучали. Вот в «календаре учащегося» нет ни латыни, ни греческого, а есть физика – предмет, которого практически не было в классической гимназии. То есть заполнял календарь ученик реального училища.
«Календарь ученика – записная книжка с массой полезных сведений, – рассказывает Ирина Осипова. – Там было место для расписания уроков, но календарь не проверял учитель и родители, в него не ставили отметок. Дневники имелись у гимназистов и реалистов, кстати, очень похожие на современные. А календари – особый жанр. У нас в коллекции есть не только календарь ученика, но и календарь врача, календарь инженера. Ближе всего это к ежедневнику».
МУЖСКОЙ ХАРАКТЕР
Петербург исстари – город мужской, военный. А в Семенцах квартировали полки и служили чиновники. На рубеже XIX – XX веков здесь на 28 тысяч мужчин приходилось всего 16 тысяч женщин. Поблизости располагалось несколько рынков, а торговцы проживали в Семенцах, поэтому Семенцы еще и купеческий район.
Возникновение района связано с квартированием гвардейских полков. Здесь были размещены Семеновский, Егерский, Московский полки, располагались казармы Фельдъегерского корпуса, Военно-автомобильная школа, казармы Гвардейского железнодорожного батальона. Такое обилие военных формировало соответствующий облик района.
Помимо военных и студентов здесь селились рабочие, конторские служащие и лавочники. Вот в одной из витрин и воссоздан ассортимент мелочной лавочки – аналога современного «магазина 24 часа»: конусовидная сахарная голова, щипцы для сахара, самовар, посуда, банка для чая.
«Продавали там все в любое время суток. За одним прилавком продавался и хлеб, и керосин. Единственное, чего нельзя было купить в мелочной лавке начала XX века, – это алкоголь», – объясняет Ирина Осипова.
Город активно строился, предприниматели заводили кирпичные заводики – так можно объяснить появление в музее дореволюционных кирпичей. А еще в Семенцах сгрудилось множество типографий, о чем напоминают экспонаты на стендах. Типографские клише шрифтов попали в музей из бывшей Синодальной типографии.
Чемоданы в углу зала составлены как напоминание о близости Витебского вокзала – центра притяжения этого района с 1837 года. Поначалу это была маленькая деревянная станция, откуда поезда ходили только в Павловск и Царское Село. А в 1904 году было построено нынешнее здание Витебского вокзала. Он единственный в городе вокзал, на котором поезда отходят со второго этажа…
БЛОКАДНАЯ КОМНАТА
Блокадная комната, с которой началась экспозиция обновленного музея, на первый взгляд выбивается из общей концепции. Это так и не совсем так. Дело в том, что вещи для блокадной комнаты музея передала Нина Рогозина – внучка профессора Александра Агте. Так случилось, что музей, посвященный разночинцам, на примере отдельно взятой ленинградской семьи задокументировал историю города. Когда началась блокада, Александр Агте жил вместе с женой, дочерью и 7-летней внучкой Ниной в служебной пятикомнатной квартире в здании Технологического института. Вся семья собралась в самой маленькой комнате – примерно такого размера, как в музее, около 9 квадратных метров. Главное отличие комнаты, где жили Агте, от музейной заключается в высоте потолков. В музее они низкие, а там был настил из досок под потолком – антресоли. Зимой семья перебралась на эти антресоли, чтобы не замерзнуть.
У каждой вещи в блокадной комнате – своя история. Скажем, ватное яблочко было подарено Нине на новогодней елке в январе 1942 года в Театре имени Пушкина. Девочка забыла спектакль, но запомнила, чем кормили. Каждому ребенку дали тарелку дрожжевого супа. И никто не спросил карточку. А еще подарили по ватному яблочку – елочную игрушку. На комоде стоит зеленый флакончик из-под духов с пробиркой. Это коптилка. Мама Нины Галина Александровна делала такие коптилки всем своим знакомым, называя их «фигасиками», потому что в них жгли не бензин и не керосин, а те горючие жидкости, которые в доме можно было найти, а они чаще всего были взрывоопасными. То есть «фигасик» мог взорваться. Мама Нины шутила: «Взорвется как фугасная бомба, а света – с фиговый листочек». «Фигасик» страшно коптил, копоть падала черными каплями, которые надо было вовремя снять. Нина в какой-то момент позабыла – на книжке остался след.
На этажерке рядом с детским фото Нины – засушенный кокосовый орех. Удивительная вещь в блокадной комнате, спасшая жизнь семьи. Орех нашла Галина Александровна на улице, вероятно, он выпал из эвакуировавшейся из города машины. Мама дала орех дочке поиграть. А когда начался голод, орех отобрала бабушка и подняла высоко на шкаф, сказав, что орех будет неприкосновенным запасом. «Когда не будет ничего-ничего и не останется никакой надежды, – объяснила она, – мы разобьем этот орех и сварим кашу». Но орех не разбит!
«Нина Михайловна Рогозина говорила, что «бывают намоленные иконы», а в их семье был намоленный кокос, – рассказывает Ирина Осипова. – Много раз бабушка решала: настал последний день или еще поживем? Справились. Во-первых, благодаря бабушке: она строго распределяла все съедобное. И во-вторых, благодаря знаниям дедушки – он, как химик, знал, что можно есть, а что – нет. Скажем, соседи умерли, поджарив хлеб на касторовом масле. Его нельзя нагревать.
А шкаф попал в семью от соседа – он уходил на фронт и попросил сберечь. Пропал без вести. Потому шкаф в семье прозвали «Лёшенькиным». Это памятник человеку, сражавшемуся за Ленинград»…