Прежде чем что-то говорить об этом мифе, в двух словах напомню, о чем речь. Согласно ему, король Генрих II Анжуйский, основатель династии Плантагенетов на английском престоле и владетельный сеньор большей части французских земель во второй половине XII века, со временем охладел к своей супруге Алиеноре Аквитанской (ее частенько обзывают Элеонорой, что, конечно, ошибка), поскольку горячо полюбил прекрасную деву Розамунду Клиффорд. Да так полюбил, что через несколько лет связи пожелал развестись (точнее добиться аннулирования брака) с Алиенорой и жениться на прелестнице. Но жестокая королева подкараулила соперницу в лабиринте замка Вудсток, где король поселил возлюбленную, и заставила выбирать: яд или кинжал. Бедняжка выбрала яд и была отравлена жестокой аквитанкой. Всем рыдать! Занавес.
В этой истории нет смысла задаваться вопросом, права ли легенда, приписывающая смерть Розамунды Клиффорд козням или, что вовсе небыль, прямому вмешательству королевы Алиеноры, в то время уже несколько лет находившейся в заточении. Разумеется, всё это чистой воды вымысел людей прошлого, которые порой весьма смутно чувствовали границу между вымыслом и фактом. Кстати, это еще и проблема средневековых хроник: люди, их создававшие, часто были сказочниками теми еще, пользовались слухами и сплетнями, а нередко и сами их создавали в назидание современникам и потомкам. Убедиться воочию в этом нетрудно: откройте и почитайте «Историю Ричарда III » Томаса Мора — придете в ужас. Вот и эта сказка, оформившаяся в целом спустя два столетия после смерти самих персонажей, из той же серии страшных сказок. Гораздо интереснее, как и почему она возникла.
Первый и основной вопрос, который встает всегда: «А был ли мальчик?» В нашем случае девочка. Ведь через два столетия, когда легенда нашла отражение в Хронике Лондона, можно было выдумать что угодно. Но нет, девица Клиффорд вполне реальная личность, хотя историки до сих пор не пришли к единому мнению относительно года ее рождения, что довольно обычно для Средневековья: относительно года рождения ее «соперницы» Алиеноры тоже не все однозначно – то ли 1122, то ли 1124, но не позже 1125.
Итак, наша девочка родилась между 1150 и 1160, а умерла, по одним источникам, в 1176, по другим – в 1184. И знаем мы ее под прозвищем: при крещении девочку нарекли Джоанной. Она была вполне благородной леди, дочерью англо-нормандского дворянина Уолтера Фиц-Ричарда и его жены леди Маргариты де Тосни.
Если принять версию, что девушка обратила на себя внимание короля во время валлийской кампании в 1163 году, когда Генрих останавливался в замке Клиффорд, 1150-й год рождения кажется более правдоподобным: вряд ли король как мужчина был способен обратить внимание на младенца. А 13 лет — вполне брачный по тем временам возраст, девочка перешагнула 12-летний рубеж и считалась взрослой.
Дальше, согласно легенде, время тайных встреч, которые продлились добрый десяток лет, пока король, засадив под замок жену, не начал открыто сожительствовать с Джоанной-Розамундой. Всё закончилось смертью последней в лабиринте Вудстока (сказка) или охлаждением отношений, удалением в монастырь и вскоре смертью молодой женщины (вероятная правда).
Интересен факт, отчасти характеризующий средневековое сознание «сказочников»: женщина, которую любят так долго и так горячо, просто не может не оставить плода страсти. Проще говоря, если речь не о куртуазной любви-восхищении, а о земном сожительстве, а тем более об альтернативе законному супружеству, должны быть дети, ибо бесплодно лишь то, что бесплотно. Тем более, что «постылая» Алиенора, которой уже за сорок, на фоне якобы роковой страсти мужа к молоденькой Клиффорд продолжает исправно рожать детей: 1165 – Джоанна, 1167 – Джон.
Но царственного ребеночка так просто из ниоткуда не возьмешь, тем более, что все бастарды от дам рангом повыше маркитанток (а у Генриха их было 22 побочных отпрыска) сочтены. И, конечно, искать надо среди самых известных, ведь факт, что ребенок от истинно возлюбленной прозябает в безвестности, мягко скажем, странен. Таких «сыновей» Розамунде нашли. Правда с Джеффри, архиепископом Йоркским, все было более или менее ясно сразу: он родился в год женитьбы Генриха на Алиеноре Аквитанской и был одним из двух известных добрачных бастардов будущего короля, а значит, практически ровесником малышке Клиффорд, и никак не мог быть ее сыном. А вот происхождение второго, Уильяма Длинный Меч, 3-го графа Солсбери, долгое время приписывалось этой связи. Но и с ним все в конце концов разрешилось да походя нанесло чувствительный удар по романтической легенде о «неземной» любви Генриха к Розамунде. Именно на фоне этой «неземной» любви у Генриха и, видимо, родственницы Розамунды по матери, Иды де Тосни, и родился Уильям (1176).
В реальности, разумеется, наличие параллельной любовной связи мужчину того времени совершенно не компрометировало. Любящий король вполне спокойно мог удовлетворять страсть на стороне. Скорее уж отсутствие связей и побочных детей говорило бы о проблемах со здоровьем, и женами, в том числе любимыми, «леваки» воспринимались философски. А что еще оставалось? К тому же запрет на половую жизнь с беременной (многократно!) женой, плюс часто тяжелый и затяжной послеродовый период, плюс вечные отлучки и походы, плюс принципиальная неспособность воспринимать женщину как равноправного партнера, в силу сложившихся традиций и двойных стандартов… В общем, дамам Средневековья с малых лет приходилось учиться с достоинством жить в мире, который большинство современных европейцев шокировал бы.
Вот почему сюжетный выверт с лабиринтом Вудстока выглядит странным. Даже если бы Алиенора была свободна и могла примерить плащ Медеи, едва ли ей пришло бы в голову травить одну из наложниц мужа. К месту вспоминается старый анекдот, действующие лица которого меняются в разных вариациях. В известном мне варианте это Изабо Баварская и Карл VI Валуа. В период просветления безумный король принялся упрекать королеву в распутстве (сам он, кстати, несмотря на психическое расстройство, был весьма охоч до женской ласки). На это королева резонно заметила: «Между тем, сир, я рожаю наследников престола, от кого бы ни рожала, а ваши метрески лишь плодят ублюдков».
Анекдот анекдотом, но это важно для понимания самосознания законной королевы, как мне кажется. Едва ли, имея взрослых, законнорожденных, здоровых и сильных сыновей, опальная Алиенора опустилась бы до глупой и опасной мести одной из множества любовниц мужа, способной максимум «плодить ублюдков». К тому же у Алиеноры было время понять, с кем она живет: два десятка бастардов не с ветра надуло, и хороша была бы королева, истребляй она всех подряд.
Другое дело, если любовница духовно, личностно ближе мужу, имеет на него влияние, какое не снилось королеве. Но вряд ли малышка Клиффорд была подобна Диане де Пуатье — последней сродни скорее Алиенора в лучшие годы брака с Генрихом. К тому же, чтобы завершить с этой аналогией, сама Екатерина Медичи, о которой чего только ни судачили, не смела тронуть любовницу мужа и даже после его гибели ограничилась тем, что заставила гран-фаворитку вернуть не в меру щедрые подарки в казну, как того требовал закон — закон, а не месть.
Легенда о Розамунде и Алиеноре пытается пересказать нам некий архетипический сюжет с новыми действующими лицами, вроде бы историческими, но, в сущности, мифологическими или сказочными, исполненными романтики и трагизма. Недаром прерафаэлиты и близкие им по духу живописцы так дружно обращались к этому сюжету. Для меня кажется любопытным явное сходство королевы с мифической Медеей, особенно если вспомнить, что миф о Розамунде оформился во времена Джеффри Чосера, который тоже обращался к образу Медеи в «Легенде о примерных женщинах». Там есть над чем поразмыслить, но в другое время.
А нам лучше вернуться в XII век, чтобы понять, как оценивали ситуацию тогдашние хронисты. Здесь никакого пиетета и романтики. Хронисты — клирики, а взгляд целибатного мужчины на «отклонения» в семейной жизни мирян, в особенности красивых женщин, однозначно трактуется как тяжкий грех соблазнения.
Алиенору, мягко скажем, недолюбливали еще со времен ее первого брака, в котором даме с юга, привыкшей к более свободным нравам (отнюдь не предполагающим адюльтер, заметим!), нелегко приходилось с чопорными северянами и мужем — «монахом, а не мужчиной». За ней тянулся шлейф страшных подозрений в кровосмесительном блуде и с родным дядей Раймуном де Пуатье, князем Антиохийским, и с будущим тестем Жоффруа Красивым, графом Анжу.
Впрочем, позже как о королеве Англии, исправно рожающей мужу здоровых наследников, английские хронисты о ней уже не говорят дурного слова.
Роберт де Ториньи отмечает, что Алиенора управляется в Мэне, пока ее муж занят судебной реформой в Англии. Едва мятежные бароны решили, что могут заявить свои права, муж по зову жены является призвать их к порядку.
А в тылу еще мутит воду неуёмный Томас Бекет (на дворе времена непримиримой борьбы за инвеституру и власть вообще между монархами и церковью). Алиенора всегда наготове поддержать мужа. Он воюет на севере – она королевское око в Аквитании, походу добиваясь для любимого Ричарда регентства над своим родовым наследием. И даже на фоне некоторого охлаждения между супругами король не предпринимает решительных действий в отношении королевы до тех пор, пока она не поддержит бунт сыновей.
Это важно понимать: у опалы, которой подверглась Алиенора, политическая подоплека, а не романтическая.
Начало романа Джоанны Клиффорд и Генриха II относят к 1166 году, то есть ко времени, когда Алиенора отсутствует в Англии, занимаясь всем вышеописанным. Но и Генриху сильно не до серенад. Хронология его деяний и география передвижений таковы, что ни одному современному бизнесмену-трудоголику не снилось и близко. Полюбопытствуйте на досуге, кому интересно. Нет, я понимаю, дурное дело нехитрое, но на полноценный роман Генриха не хватило бы ни физически, ни эмоционально — иного склада был человек, судя по всему.
И хронист Гиральд Камбрийский (Джеральд Валлийский, или Уэльсский) спустя годы, уже на фоне мятежа сыновей Генриха, напишет в монашеском духе:
Король, который до этого [мятежа] имел тайных любовниц, стал теперь делать это, не скрываясь, на глазах у всех людей, открыто живя, но не с Розой Мира [Rosa Mundi], как ее незаслуженно и весьма легкомысленно величали, а с Розой нечистых [Rosa immundi]».
*Immundis в западном богословии — это еще и нечистый дух, которого надлежит избегать христианам.
Проще говоря, малышку Клиффорд отличало от прежних пассий только то, что до нее король, по крайней мере, соблюдал приличия. А с нее началось...
Позже, когда делать приличную мину при опальной королеве не имело смысла, Генрих в открытую возил с собой очередную даму для альковных услад. Случалось, в одном кортеже с женой.
В Отчетах казначейства за 1184 год, когда Алиенора, ради такого дела выпущенная мужем из заточения, сопровождала Генриха во Франции, можно прочитать следующее: «На платье, капюшоны, плащи и отделку двух шляп из парчи и на платья для Королевы и Беллебелле, для нужд короля, – 55 фунтов 17 шиллингов, по приказу короля».
** «Беллебелле» дословно что-то типа «Красотуля» — такое милое прозвище очередной доступной дамы «для нужд короля». Ни имени, ни титула, и счет один на двоих с законной женой.
Что касается планов Генриха аннулировать брак с Алиенорой, дабы жениться на Розамунде, в это не верится не только мне, но и хронистам того времени. Не потому, что «статьи не нашлось». Еще как нашлась бы! Во-первых, с Генрихом Алиенора находилась примерно в той же степени родства, что и с первым мужем Людовиком VII , с той только разницей, что общим предком у них был не Роберт Благочестивый, король Франции, а Роберт II Дьявол, герцог Нормандии — см. рисунок:
А кроме того, у всех на слуху была сплетня о якобы любовной связи бывшей французской королевы и графа Анжуйского Жоффруа Плантагенета, отца Генриха (Гиральд Камбрийский ее приводит), что уж совсем скандал. При этом никаких достоверных сведений, что Генрих Плантагенет хлопотал о расторжении брака ради женитьбы на Джоанне-Розамунде.
Связь, вероятно, сошла на нет сама собой. К тому же незадолго до смерти молодая женщина чем-то серьезно заболела. Чувствуя приближение смерти, она удалилась в монастырь Годстоу (Оксфордшир), где вскоре и почила в Бозе.
Что это была за болезнь, неизвестно. Однако, согласно хроникам, в 1175 г. в Англии разразилась эпидемия чумы: «в течение многих дней выносили по семь-восемь трупов [в день из церковного прихода. — Д.И.], чтобы предать земле», да и зима 1175/76, по свидетельству Роберта де Ториньи, выдалась небывало суровой. Те, кого не унесла чума, умирали от простудных заболеваний и скоротечной чахотки. А условия жизни в каменном мешке замка были не намного комфортнее, чем в доме ремесленника или йомена.
Вот тут бы и посыпать голову пеплом стареющему (по меркам того времени) королю. Но нет. Хлопоты по аннулированию брака с Алиенорой он, согласно хронистам, все же предпринимал, только не ради безвременно увядшей Розамунды. По всей вероятности, миф о Розамунде частично позаимствовал реалии другой, гораздо более скандальной истории с еще одной пассией Генриха II . Но об этом мы поговорим в следующий раз.