17.
«Был бы отец здесь, ох, и посмеялся бы он!» – раздраженно думала девушка, бредя по пыльным проулкам. На выходе ей, еще находящейся в легком дурмане от «Дыхания Всеединого», безразличный клирик вручил буклет о воздержании, схему Храмового комплекса с указанием места для ночлега и карту острова Им, на которой был отмечен рекомендованный для паломников маршрут.
«Они настолько пропитались верой в собственное превосходство, что даже не считают нас за людей! Да кто мы такие, чтобы нам хоть что-нибудь объяснять? Сидят там со своими унылыми физиономиями, одним своим видом демонстрируя свое пренебрежение, будто мы и не люди вовсе. Будто я – не человек. Папа, как же это досадно и смешно. Ведь ты был прав, что проще всего скрыть истину за красивыми и ничего не значащими словами, пропитанными якобы глубоким религиозным смыслом. Какое может быть “дыхание” в пещере? Что, сам Всеединый поддувает в нее откуда-то снизу? Это же глупости! Что же случилось со мной там? Почему светились стены? И, кстати, почему этот свет мне так знаком, хотя и никак не могу понять откуда?»
Вновь вопросы один за другим рождались в ее голове.
«Сияние. Думай. Вспоминай, - она хлопнула себя ладонью по голове. – Проклятье! Точно же! Это было во сне. Огонь, человек, падающие валуны и - оно. Почему я никогда не обращала на это внимание? Человек наклоняется по ту сторону огненной стены, и я вижу отблески пламени на его рясе, а еще эти сиреневые прожилки стен. Если бы не пламя, они бы наверняка светились. Стоп! – девушка вдруг резко остановилась посреди дороги. – Ряса! Это был церковник? Но как? Почему? И почему у меня такое ощущение, что я ее знаю».
Мысли путались в голове. Каждый новый вопрос, на который она не могла дать ответ, все больше наполнял ее разум сомнениями, из-за которых хотелось разом все бросить, отступить от Пути, чтобы вернуться к отцу и провести с ним его последние дни. Может быть, она когда-нибудь так и сделает, но только не сейчас. Сейчас ей были необходимы еда и отдых.
Изучив схему Храмового комплекса, девушка довольно быстро нашла гостевой барак, возведенный около пересечения центральных дорог, одна из которых шла на запад, а другая – на север. В здание вел единственный центральный вход. Оказавшись внутри, девушка с удивлением поняла, что в помещении нет внутренних стен. Барак представлял собой один длинный зал, тускло освещаемый подвешенными к потолочным балкам светильниками, вдоль стен которого были оборудованы спальные места. На некоторых из них спали мужчины в форме стражников, которых она повстречала на мосту. Где-то в глубине барака шумела компания, то и дело разражавшаяся хохотом. Но в основном, как она убедилась, людей здесь почти не было.
Справа от входа стоял длинный со стоящими на нем большими закопченными чанами, источающими аромат вареных овощей. Как и тогда в пустыне, живот голодным урчанием напомнил ей о своем существовании. Отбросив сомнения, девушка подошла к столу, взяла более-менее чистую глиняную тарелку и, наложив себе из чана густую бесформенную массу из явно сильно переваренных овощей, принялась за еду. Хотя блюдо и показалось ей безвкусным, она почувствовала внутри живота приятную тяжесть. Покончив с едой, она выбрала свободное спальное место, как оказалось, представляющее собой пучок соломы, покрытый куском пропитавшейся кислым запахом пота множества людей ткани, подальше от входа и от веселой компании. Единственным ее соседом был огромный незнакомец, спавший у противоположной стены, лица которого она не видела.
Стянув с себя робу, девушка легла и практически сразу уснула, не обращая никакого внимания ни на резкие запахи давно не мытых человеческих тел, ни на шелест соломы, ни на смех и крики компании. И вновь девушка очутилась в огне, и вновь чей-то голос успокаивал ее, а затем сверху падали огромные каменные валуны. Она закричала и попыталась защититься от них руками, но вдруг поняла, что не может пошевелиться, - что-то держало ее за руки и за ноги. Чья-то грубая ладонь легла ей на рот, не давая издать ни звука. В ужасе она проснулась и обнаружила, что это был вовсе не сон, - над ней нависало криво улыбающееся раскрасневшееся мужское лицо.
18.
- Только пикни – я живо сверну твою тощую шею! – хрипло прошептал мужчина и облизал свои пухлые губы, обрамленные густой черной порослью. К своему отвращению девушка заметила застрявшие в усах и бороде кусочки пищи. Тошнота подступила к горлу. Девушка знала, что ей следует сдержать рвотный позыв, иначе она рискует захлебнуться, как это иногда случалось с перепившими мужчинами в ее краях. Про умерших подобным образом говорили, что по их душу пришла бражная водяница.
Мужчина наклонился, и ей в нос ударил запах его гнилого дыхания, сдобренный перегаром и теплым ароматом вареных овощей, от которого слезы предательски навернулись на ее глазах.
- Тихо, пташечка моя, тебе это даже понравится. Мы с ребятами будем нежны с тобой, - мужчина лизнул ее щеку. Ей показалось, что по коже лица ползет слизень. Она застонала, испытывая сильнейшее отвращение.
- Хорошо! Ты уже постанываешь от удовольствия, - прошипел незнакомец.
- Долго ты будешь с ней возиться? – вдруг услышала она еще один приглушенный мужской голос. – Ты б лучше в дозоры так первым ходил, как на баб залазишь. Ты, вообще-то, здесь не один.
- Тихо там! – огрызнулся бородатый. – Помогите лучше стащить с нее одежду. А ты, моя пташка, помни, что я сказал тебе про шею. Твое тело будет легко спрятать в глубине барака. Мы уже будем далеко, когда тебя найдут, - никто на нас и не подумает. Хе-хе!
Девушка чувствовала, как грубые руки невидимых мужчин бесцеремонно стаскивают с нее штаны. Она попыталась сжать бедра, но все те же руки раздвинули их, больно сжав щиколотки. Незнакомец облизал два пальца и запустил их ей между бедер. Резкая боль пронзила ее тело.
- О, Всеединый! Ты так щедр ко мне! – удивленно крякнул бородатый. – Да ты у нас еще не тронутая! Что ж, тогда я стану твоим первым учителем!
Продолжая зажимать ей рот правой рукой, левой он попытался расстегнуть застежку своего поясного ремня. С первого раза у него это не получилось. Мужчина грязно выругался в полголоса и зарычал.
- Слышь, первопроходец, давай уже переходи к делу. Задрал трепаться! – вновь раздался недовольный мужской голос.
- Заткнись там, урод! – тихо рявкнул бородач. Неудача с застежкой ремня и нетерпеливость товарищей нервировали его. Сам того не замечая, он слегка ослабил хватку. Девушка воспользовалась моментом и, слегка запрокинув голову, схватила его зубами за край ладони.
- Ах ты, дрянь! – заревел мужчина и с силой ударил ее по лицу.
Ей показалось, что ее голова раскололась. Мир вспыхнул болью и поплыл перед глазами. Голова безвольно упала на соломенную постель. Теряя сознание, девушка просила Всеединого о том, чтобы все это было лишь очередным видением.
Она не знала, как долго находилась в безпамятстве, но когда открыла глаза, бородача уже на ней не было. Левая скула ныла после сокрушительного удара. Хотелось пить и умереть. Тут она сообразила, что никто уже не держит ее. Девушка повернулась на левый бок, поджала колени к животу и заплакала. Все произошедшее не было видением. Ей даже не хотелось думать об этом. Слезы солеными ручейками сбегали по ее лицу, щекотали нос и падали на вонючую ткань кровати.
- Почему я? – хрипло шептала она. – Почему я? Чем я заслужила? Почему после всего со мной так?
Боль, страх, стыд, ярость - она одновременно переживала их.
- Чтоб вы все сдохли, твари! Чтоб вы все сдохли! – не открывая глаз, захрипела она и с силой ударила правой рукой об пол барака. Кулак попал во что-то мокрое и липкое. В лицо полетели брызги.
- Это что еще такое? – пробормотала она.
С трудом открыв глаза, девушка поднесла ладонь к лицу и ахнула – ее рука была перепачкана чем-то красным.
19.
Когда она, наконец, осознала, что пол около ее спального места залит кровью, у нее перехватило дыхание от страха.
«Неужели, - подумала девушка, - это моя кровь?»
Она резко села, отчего окружающий мир вновь поплыл перед глазами. Когда же пелена спала, то страх, липким нечто вцепившийся в ее тело, сменился жаром сковывающего ужаса. Возле нее на полу лежали трупы – четверо мужчин, включая бородача, с размозженными черепами, из которых вытекала кровь, смешанная с какой-то сероватой мякотью. От того, что она увидела, девушка какое-то время не могла пошевелиться, затем ее вырвало. Оцепенение прошло.
- Мамочка, - прошептала она. Слезы начали душить ее.
- Помогите!
Она хотела крикнуть, но из ее горла выдавился лишь сдавленный хрип.
«Где же все?» - судорожно смахивая слезы левой рукой и озираясь по сторонам, думала она. Даже здоровяк, который спал напротив нее, куда-то исчез. Она вновь осталась одна. Ужас медленно перерастал в панику от осознания еще и того, что, когда сюда явится инквизиция, то она ни за что не поверит в ее непричастность к этим смертям, - слепое око яростного правосудия не дает поблажек никому, особенно Безымянным. Никто и никогда ей не объяснял, почему Церковь запрещала давать имена девочкам и лишала их всякой возможности быть независимыми. В Писании про это не говорилось, однако в своде правил ведения семейной жизни строго прописывалось место женщины, как дома, так и в обществе. Ее, воспитанную быть думающей, подобное ограничение свобод всегда ставило в тупик и злило своей несправедливостью. Отец также не мог ответить, почему так было заведено.
Неимоверным усилием воли она заставила себя успокоиться, чтобы подумать, как ей поступить в сложившейся ситуации. Единственным, по ее мнению, верным решением, стал бы побег из этого места.
Девушка медленно встала – голова все еще слегка кружилась – и осмотрелась в поисках своей одежды. Нательная рубаха и косынка все еще были на ней, штаны валялись на полу в луже крови - теперь их невозможно было надеть, чтобы не привлечь ни чьего внимания.
- Проклятье! – сорвалось с ее губ.
Одна сандалия осталась надетой на правую ногу, вторая валялась несколько в стороне, сорванная насильниками вместе со штанами. Свернутая серая роба лежала у изголовья спального места – ей девушка и прикрыла свою наготу.
Сложив штаны так, чтобы пропитавшиеся кровью места оказались внутри свертка, она запихала их в рюкзак, чтобы впоследствии инквизиторы не задавались вопросом о том, кому они принадлежали. На обеденном столе лежало несколько кусков островного хлеба, которые она также прихватила с собой перед тем, а затем покинула барак.
Осторожно пробираясь по темным улочкам, девушка вышла к центральной дороге. Скрывшись в тени ближайшего барака, она осмотрелась. Не хватало ей еще попасться на глаза случайному церковнику или – еще хуже того – инквизитору. И вновь она услышала звон цепей. По центральной улице шла очередная колонна измотанных длинным переходом через пустыню каторжан. Сгорбленные фигуры, изможденные лица, пустые глаза – на каждом из них лежала печать обреченности. Девушка вжалась спиной в холодную стену барака, но никто не заметил ее.
«Жди», - подсказал внутренний голос.
Звон цепей стих. Колонна удалилась. Теперь надо было решать, куда идти дальше. Девушка открыла рюкзак и достала карту острова. Тусклого света луны вполне хватило, чтобы она разглядела рисунок. Толстой линией церковниками был отмечен путь к Седьмому храму. Ей показалось довольно странным, что он вел не на север, что было бы гораздо удобнее, а на западное побережье острова к небольшому поселению – названия в темноте она не разобрала, - откуда, если верить пунктирной линии и маленькому изображению лодки с парусом, следовало двигаться по воде.
Девушка убрала карту и осторожно вышла из своего укрытия.
Калитка в западных воротах, к счастью, оказалась открытой, и она беспрепятственно покинула стены Храмового комплекса. Даже безликий страж с массивной дубиной, казалось, даже не заметил ее. Скрытая под робой, она оставалась всего лишь еще одной Безымянной, не заслуживающей в Храме блага воздержания никакого внимания.
Отдалившись от ворот на значительное расстояние, девушка позволила эмоциям взять над собой верх. Она бессильно села на холодную обочину и заплакала. За собственными всхлипываниями она не услышала того, как из зарослей леса за ее спиной вышел незнакомец в рясе, и, крадучись, приблизился к ней. В его левой руке холодно блестело короткое лезвие ножа.