Евгений Максимов
(записки неизвестного офицера)
(рассказы из второй тетради)
Рисунки и коллажи Владимира Романова
Праздник был в полном разгаре: пятидесятилетие полка - дата серьезная. Правда, личный состав находился довольно далеко от своего гарнизона, где на все лето аэродром закрыли на ремонт полосы. Многие с оказией сумели вырваться на выходные в Иванков, где проходили главные торжественные мероприятия, но около четверти полка оставалось на запасном аэродроме для несения боевого дежурства.
На запасном аэродроме, в Красномоторске днем провели торжественное построение, на котором всем офицерам и прапорщикам выдали специально изготовленные к юбилею памятные значки. После построения на двух автобусах отправились на местное водохранилище, где праздновали уже по-настоящему. Выменяли за "жидкий доллар" у местных рыбаков несколько огромных рыбин, развели костер, сварили уху, пожарили шашлык.
Под вечер горожане с изумлением смотрели на катящиеся по центральной улице два желтых "ПАЗика": из одного, перекрывая городской шум, гремело "Из-за острова на стрежень", а из другого "Мне сверху видно все, ты так и знай!"
Веселье продолжалось в городском общежитии, по согласованию с местными властями отданном на лето авиаторам. Все там разместиться не могли, так что примерно треть офицеров и прапорщиков, как и все солдаты, жила неподалеку от аэродрома в больших палатках. Но сегодня там остался только дежурный по лагерю, а остальные приехали пировать в общежитие. Правда, полубесчувственные тела нескольких (так называемые "дрова") пришлось просто сложить на койках, зато остальные гуляли от души, разбившись на несколько компаний. Песенный репертуар, вроде бы исчерпанный на водохранилище и в пути, звучал по второму кругу, и несколько человек даже пустились в пляс вприсядку посреди номера. Прибежала испуганная вахтерша - у них в вестибюле на первом этаже закачалась люстра. Женщине дали бутылку массандры для успокоения нервов, но пляски прекратили.
-Летели мы один раз со стрельб с Сахалина, - припомнил Малышев. - Тоже у нас один веселый парень Ваня Ходунов набрался на борту и со словами "а сейчас певец Вуячич вам чечеточку ..." начал плясуна давать. На "Ан-26" летели, наверно, у него что-то было с центровкой не очень. Пилот озадаченный пришел - что, мол, у нас тут за безобразие, самолет качается? Пришлось Ване свои "половецкие пляски" прекратить.
-Прекращать еще рано, - с трудом выговорил командир звена Оленин. - Надо еще выпить водочки.
Глаза пилота смотрели совершенно бессмысленно, и никто не мог понять, почему он откололся от немногочисленных летчиков и примкнул к техникам. Разве что в хмельной мозг пришла мысль, что командир звена, временно оставшись за комэску, в праздник должен быть с большинством личного состава. Выпив еще полстакана, Оленин вдруг запел:
Летчик на "Фантоме" надавил штурвал, Падает на землю самолет. Ас американский не предполагал,
Что с ним через миг произойдет.
Скатертью, скатертью, хлорциан стелется И забирается под противогаз. Каждому, каждому в худшее верится. Падает, падает ядерный фугас.
Может, мы обидели кого-то зря,
Сбросив пару лишних мегатонн.
Где теперь горит и плавится земля, Там стоял когда-то Вашингтон.
Скатертью, скатертью, хлорциан стелется И забирается под противогаз. Каждому, каждому в худшее верится. Падает, падает ядерный фугас.
Истратив на песню остаток сил, Оленин замолк, аккуратно положил голову на стол и тут же тихо заснул. Больше никто не обращал на него внимания. Разговоры сменялись пением, пение разговорами. Народу за столом оставалось все меньше. На аэродром никто не поехал, все оставались ночевать на пока свободных койках в общежитии.
В номер зашел полковой врач и грозно нахмурился, увидев спящего за столом Оленина.
-Завтра я с ним разберусь! - грозно пообещал он, щуря осоловелые глаза.
… На следующее утро на красномоторском аэродроме приземлились два транспортных самолета, пахнущих перегаром, а уже после обеда весь полк построился на полеты. Всю предполетную подготовку техники только и бегали к стоящей у ПУ ИАС цистерне с водой. Подготовив самолеты, расположились в тени на травке.
-Что там, в Иванкове слышно, какая власть в городе? - лениво поинтересовался Рушайло у Димитренко.
-Власть наша, жовто-блакытная! - бодро отрапортовал прапорщик. - С первого августа снова вводят купоны!
-Всего месяц без этих фантиков продержались, - усмехнулся Удальцов. - Наверное, уже подделывают их вовсю. Какая там еще жовто-блакытная власть? Про мартовский референдум уже забыли? Семьдесят процентов на Украине за Союз проголосовали.
-Да знать я не хочу никакие-такие референдумы! - разгорячился Рушайло. - Нагородили какой-то хрени на полстраницы, на селе и не понял никто. Поставили бы вопрос прямо - вы за Союз или незалежную Украину. Тогда результат был бы другой.
-Да ну вас с вашей политикой! - подключился Поварской. - "Обрадовали", конечно, с этими купонами. Только-только к нормальным деньгам вернулись - и опять это убожество. В Красномоторске хоть в магазинах что-то есть. Купил недавно гладильную доску, а бабка-вахтерша мне говорит: "А мебель нельзя из Донецкой области вывозить". Я говорю: "Бабка, ты украинка? Я тоже. И чего это мне нельзя? Тем более что военным бортом повезу, кто там увидит". Она отстала. А еще про рыночную экономику чего-то рассуждают.
-Вот-вот, и я про то же, - поддержал его Рушайло. - Говорят, а толку нет, ерундой какой-то занимаются. Я капитализма хочу, а они голову морочат, биржи открывают. Рынок! Вот передача недавно была - "Пять плюс". Выходят - то Игорь Николаев, то Валерий Леонтьев. Песенку спел, и тут же кому телевизор, кому приемник. Какой тут рынок, когда эти с жиру бесятся!
-Спой, как они, и получи то же самое, - сказал Удальцов. - Не умеешь - извини-подвинься. Это и есть капитализм, правда, зачаточный. Для могучих экономических умов также поясняю, что капитализма без биржи не бывает. А если и бывает, то недоразвитый, вроде твоих экономических теорий, включая "Инкомбанк", в который вроде бы Украина с похмелья постучалась. Какой там к черту рынок! Дурдом один вокруг. Контра распоясалась, только митингует, а работать не хочет.
-Каждую мелочь в дефицит превратили, - добавил Носков. - На сахар талоны, на мыло, на стиральный порошок. Рыбных консервов не купишь. Даже бычков в томате, которые кроме алкашей раньше никто не брал, и тех не осталось. Мне жена велела в Красномоторске томат-пасты купить, у нас нет ни хрена, и здесь, оказывается, то же самое.
-Херсонская область помидоры не выпускает, - с непонятным удовольствием пояснил Рушайло.
-Суверенная область - это сила! - съязвил Удальцов. - Так оно и есть: парад суверенитетов - от республик до сельсоветов. Показывали, в Москве даже какой-то подъезд объявил себя суверенным государством. Жалко, вывеску не показали. Наверное, в психушке снимали.
-Зато все теперь сами себе начальники! - гордо заявил Рушайло.
-В "Швейке" тоже какой-то штабной писарь велел величать себя в кабаке господином полковником, - прокомментировал Удальцов. - Вот и ты объяви свой двор суверенным и назначь себя там министром обороны. Начальники!
Возмущенная отповедь Рушайло потонула в море смеха. К техникам подошел Оленев и смущенно рассказал:
-Чертов доктор! Отстранил на неделю от полетов. Вроде, сам пьяный вчера был, а все запомнил. Кроме меня еще пять летчиков забраковал. Пойду теперь в общагу отдыхать.
Он тяжело вздохнул, с завистью глядя на счастливчиков, к которым медицина даже после вчерашнего возлияния не имела никаких претензий и которые теперь направлялись к самолетам. Удальцов тоже отправился на ЦЗТ и еще издали услышал, как Скворцов распекает Скобкина из второй эскадрильи, временно обслуживавшего вооружение первой, пока Карнаухов и его группа в Иванкове косили траву на заросшей стоянке.
-Почему нет росписи за парковый день на двух самолетах?
-Все там есть. В пятницу выполняли, а журналы подготовок куда-то засунули, не расписался. Сегодня все устранил.
-А я говорю, что нет росписей! Что еще за споры! Майор говорит, а старший лейтенант возражает!
-Полковник дает объявления, а поручик не читает, - процитировал Удальцов Циллергута из "Похождений Швейка" подошедшему на шум Носкову. - Еще один листочек в книгу вклею. С каждым днем она пухнет и пухнет.
Скворцов нервно повел Скобкина к обоим упомянутым самолетам, где убедился, что за парковый день тот действительно уже успел расписаться. Отчитал для порядка техников за плохой контроль документации самолета и сразу ушел.
-Не завидую я вам, ребята, - сказал Скобкин. - В Иванков вернемся, я больше не соглашусь Карнаухова на полетах подменять, пусть хоть небо на землю рухнет.
****
Последний вагон, как назло, упорно не хотел закрываться. Два десятка человек мучились почти целый час, ругаясь на чем свет стоит, но бесполезно. Наконец, зацепили неподатливую дверь тросом, дернули тягачом - поехал вагон. Позвали железнодорожника, который установил под колеса "башмаки". Перекинули трос повыше - и на этот раз все получилось. Железнодорожник опломбировал дверь, и истекающие потом офицеры на радостях угостили его бутылкой массандры.
Позади остались три напряженных дня, когда все привезенное в Красномоторск имущество разбиралось, упаковывалось, перевозилось на станцию и грузилось в эшелон. В прошлом году в миниатюре это уже отрабатывалось при вылете на среднеазиатский полигон, но теперь полк отсутствовал на своем аэродроме не неделю, а три месяца, так что имущества в командировку вывозилось гораздо больше. Сначала ушли в Иванков самолеты с ракетами и передовая команда. По мере загрузки эшелона остальной личный состав по частям на транспортных самолетах тоже возвращался в свой гарнизон, и теперь в Красномоторске осталась лишь небольшая горстка техников, завершавшая погрузку.
Уже поздним вечером в опустевшем общежитии офицеры с наслаждением помылись под душем и принялись отмечать завершение командировки. Не хватило всего нескольких часов, чтобы загрузить эшелон пораньше и дождаться транспортного самолета. Как назло, была пятница, и теперь предстояло ждать отлета до понедельника. Впрочем, к такому исходу все готовились и потому оставили приличные запасы массандры и сухого пайка из столовой. В субботу, отоспавшись, съездили искупаться на водохранилище, после чего продолжили празднование, которое плавно перешло на воскресенье, благо это был День воздушного флота.
А в понедельник утром случилось непредвиденное.
-Ты слышал? - будил Удальцова Носков. - По радио сейчас передали: Янаев Горбачева от власти отстранил! Какой-то ГКЧП* (государственный комитет по чрезвычайному положению ) учредили.
-Шутишь? - Удальцов даже подпрыгнул на кровати. - Как отстранил?
-Будто бы тот заболел.
Оба побежали в холл на вахте: единственное место в общежитии, где стоял телевизор. Однако на голубой экран было "Лебединое озеро", и только шум помех удивленно откликался на переключения ручки каналов. Бурно обсуждали пока еще до конца не понятое событие.
-Зря, получается, в позапрошлом году Горбачев Язова перед Верховным Советом отстаивал, - подметил Удальцов. - Тот отплатил черной неблагодарностью.
-Если притеснять начнут, тогда уже точно надо отделяться, - сделал вывод Поварской.
Под руководством инженера полка по РЛО майора Лисовского погрузили вещи в тягач и поехали на аэродром. Томительно тянулись часы бесполезного ожидания, прежде чем стало известно, что самолета сегодня не будет. В местной столовой иванковцев уже сняли с довольствия, и им пришлось платить деньги за обед, а потом уговаривать администрацию общежития, чтобы разрешили переночевать еще одну ночь. Запасы массандры за выходные полностью иссякли, а пить водку, служа на "МиГ-25", считалось приличным только в особо торжественных случаях. Впервые за многие дни вечер прошел на удивление тихо и трезво. Обсуждали политическое заявление новоявленного Государственного комитета по чрезвычайному положению. Больше делать было нечего, поскольку по телевизору показывали балет "Лебединое озеро".
-Я бы, может, подписался более чем под половиной пунктов программы ГКЧП, - сказал Удальцов Носкову. - Но зачем они устроили комедию с "больным" Горбачевым? Ясно же, что это шито белыми нитками. Дурдом какой-то, как в армии. И так контра житья не дает, а теперь и подавно глотку драть будет. Наверное, наши ярые хохлы Рушайло с Димитренко в Иванкове в курилке уже митингуют, что настало время незалежной Украины. Если уж Поварской, в общем-то лояльный, заявил, что надо будет отделяться, это уже плохо. Миллионы колеблющихся теперь так же подумают. И откуда этот ГКЧП свалился на нашу голову!
На следующий день картина полностью повторилась: с аэродрома вернулись не солоно хлебавши. Администрация общежития согласилась принять горемык только еще на одну ночь. Вновь спали без белья, лежа на одном матрасе и накрывшись другим. Впрочем, для привычных ко всему офицеров это не представляло какой-то проблемы.
В среду точно так же торчали на аэродроме, играя от скуки в карты в курилке.
-Местные говорят, что главком ПВО все транспортные борта на всякий случай под десант держит, вот и не дают нам самолет, - сообщил Носков. - И что он, зараза, в прошлом году у нас об коровий рог споткнулся, а не задницей на него сел!
-Говорят, Таманская дивизия в Москве на две части разделилась и между собой бьется, - поведал Поварской. - Не хотите, небось, в свою Россию теперь возвращаться?
-Да пошел ты! - беззлобно огрызнулся Удальцов. - Лучше подумай, что сам будешь в "незалежной" делать. Надеешься, что тебя тут сразу майором сделают???
- А ты домой приедешь, майорские погоны надень. У тебя, брат, жена еще молодая, может, поверит, - засмеялся Малышев. - Это мою уже не проведешь. Вечный капитан.
Самолет до обеда так и не появился. Собрали деньги, и Лисовский послал двух прапорщиков на вокзал за билетами на поезд. Однако те вернулись ни с чем: мест не было.
-Если до вечера борт не пришлют, все равно едем на вокзал, - дал команду Лисовский. - Будем по частям, в общих вагонах или еще как-то разъезжаться. Сориентируемся по обстановке.
Но тут судьба смилостивилась над иванковцами час над аэродромом показался долгожданный самолет, а еще через полтора они приземлились у себя в Иванкове. Там преспокойно шли плановые полеты, и только находящиеся в полной готовности все четыре самолета боевого дежурства напоминали, что происходит что-то необычное.
Удальцов по пути домой успел переговорить с летчиками и выяснить, что готовность дежурные силы заняли для обеспечения пролета какого-то важного борта на юг. Уютно расположившись в своей комнате в общежитии, он с наслаждением выпил стакан разведенного спирта из запасов и включил радио, радостно удивившись окончанию передаваемого сообщения: "... члены так называемого ГКЧП арестованы". Это событие безусловно следовало отметить, и офицер отправился по соседним комнатам, прихватив для убедительности бутылку спирта. Процесс, что называется, пошел, и Удальцову пришлось еще пару раз возвращаться к своим закромам, чтобы поддержать начавшееся веселье.
* * *
Курилка буквально раскалилась от жарких споров.
-Будет все равно независимая Украина! - горячился Рушайло. - От Москвы уже ждать нечего хорошего, своим умом будем жить. И Сахарова жена, Елена Боннэр, тоже на нашей стороне. Когда Собчак со Станкевичем сюда прилетели, она что сказала? "Какое они право имеют выкручивать руки Украине!" Первые толковые слова из Москвы! У нас в незалежной Украине таких путчей не будет.
-Девять лет назад в Испании тоже предпринималась попытка военного переворота, - напомнил Удальцов. - Но почему-то испанцы не ударились в истерику и не стали дробить страну на Галисию, Каталонию, Кастилию, Арагон и прочие исторические области. Одна баскская сволочь все время там воду мутит, как ваши контрики.
-Теперь уже точно на Дальний Восток служить не пошлют, - весело сказал Поварской. - И в Казахстан тоже.
-Ты, Олежек, рассуждаешь на уровне пацана, - хмуро сказал Удальцов. - Испугался, видишь ли, службы в отдаленном районе! То удачной женитьбой от перевода откосил, теперь развалом страны. Это все равно, что радоваться землетрясению, которое все вокруг разрушило, но зато какое-то болотце при этом завалило, которое обходить не нужно. И для кого-то эта мелкая личная выгода важнее всех причиненных разрушений.
-Ну, Володя, ты загнул! - засмеялся Поварской. - Тебе только с пьяным Шейниковым философствовать на пару. А я и не понял, чего ты рассуждал. Ладно, будем о других радостях жизни. Вот, к примеру, в Красномоторск еще с удовольствием полетаем!
Уже около четырех дня прозвучала команда на построение, после которого Скворцов велел остаться коммунистам. Как только беспартийные отправились по домам, на стоянке сразу же закипела бурная деятельность. За эскадрильским домикам ДСП прапорщик Валеев (Скворцов специально подгадал, чтобы в наряде в этот день оказался один из двух партийных механиков) уже с обеда топил баню, жег дрова, и теперь оставалось только нанизать мясо с луком на шампуры и готовить шашлык над раскаленными углями. Вскоре подъехали летчики, правда, не все. В комнатке отдыха эскадрильской бани лихорадочно накрывали на стол.
От души попарились в сауне, ныряя затем в пруд, а потом расселись на топчанах вокруг столика под репродукциями "Данаи" Рембрандта и "Обнаженной" Ренуара. Когда разлили разведенный спирт, Скворцов обратился к Левченко, но тот махнул рукой.
-Мероприятие, можно сказать, партийное, так что первый тост за секретарем. Поэтому ему и стакан в руки.
Малышев, улыбаясь, сразу поднялся.
-Господа! Теперь мы вроде как уже не товарищи. Я не буду, как и Остап Бендер, говорить о цели нашего собрания - она известна. Только пару слов, чтобы каждый глубже прочувствовал ситуацию. Генеральный секретарь после подавления путча запретил деятельность КПСС в Вооруженных силах. Все вы помните, что после XXVIII съезда партии было принято решение небольшую часть взносов оставлять в первичной организации. Теперь нам вернули то, что не истратили в этом году. Решением партийного бюро, горячо поддержанным широкими партийными массами эскадрильи, эти средства пущены на сегодняшний банкет. Давайте попрощаемся с партией и сохраним на всю жизнь партийные билеты - вдруг еще пригодятся? За партию!
Как только выпили и закусили, поднялся Удальцов.
-Мы забыли открыть наше партийное собрание по существующим правилам. Предлагаю восполнить этот пробел, - и он громко затянул:
Вставай, проклятьем заклейменный, Весь мир голодных и рабов.
Кипит наш разум возмущенный И в смертный бой идти готов!
Все тут же встали, с неведомым доселе энтузиазмом подхватили и дружно допели "Интернационал" до конца. Тосты посыпались один за другим. Комнатка заполнилась сизым табачным дымом, и пришлось открывать окно. Зазвучали "Варшавянка", "Смело, товарищи, в ногу", "Там вдали за рекой", "Комсомольская прощальная", плавно переходившие в народные песни. Уже около полуночи вновь на редкость вдохновенно прозвучал "Интернационал", причем дважды подряд, а заодно и гимн СССР, и теперь уже бывшие коммунисты, пошатываясь, разошлись со стоянки.