Учился я в Донецком высшем военно-политическом училище.
Вторая моя стажировка проходила в феврале-марте 1978 года в отдельном инженерно-сапёрном полку, который дислоцировался в городке Самбор, что во Львовской области.
Полк располагался в старинном здании, построенном в виде квадрата с внутренним плацом, в котором, рассказывали, войска размещались едва не в царские времена. И вообще от самого городка веяло стариной и основательностью.
Меня назначили замполитом роты «партизан». Так называли призываемых на военные сборы военнослужащих запаса, которые уже когда-то отслужили срочную службу. Мужики все тёртые жизнью, обстоятельные – мне с ними было по-человечески интересно. А им нравилось, что замполитом у них такой сосунок, как я. Правда, со мной они обходились исключительно корректно, по-отцовски что ли. Скажем, когда мы жили в лагере на Яворовском полигоне, они не позволяли мне дежурить по палатке, всё делали сами. И когда офицеры хотели забрать меня к себе, я отказался, остался с подчинёнными – потому как понимал: как раз в офицерской палатке мне была бы уготована должность вечного дежурного.
Но полигон пока ещё впереди.
Приехали мы в Самбор незадолго до 23 февраля. И в первый же день узнали, что сразу после праздника, рано утром 24-го числа объявят тревогу и наш батальон, в котором выпало служить мне, отправится на полигон на лагерные сборы.
Накануне Дня Советской армии «партизан» распустили на несколько дней, с тем, чтобы они вернулись с побывки обязательно к выезду на полигон.
И вот наступило 23 февраля. Утром состоялось торжественное построение… А потом начали возвращаться «партизаны». Они везли сало, домашние колбасы, опять же, домашние соления-маринады… А главное – море спирта и самогона. Получилась знатная попойка. Однако утром, к тревоге, все мои подопечные оказались помятыми, но вполне адекватными.
Как и ожидалось, тревогу объявили часа в четыре утра. И только для нашего батальона – остальной полк оставался в пункте постоянной дислокации. Мы поднялись, построились, отправились в парк боевых машин, который располагался далеко от самой части, на окраине Самбора… Всё было оговорено заранее, так что собрались быстро и без суеты.
Мне определили место в кабине ЗиЛ-157 – старичка «захара». И я оценил тогда невероятную проходимость этой машины. Правда, оценил и другое – у 157-го не имелось гидроусилителя руля, так что водителю крутить «баранку» было непросто. Февраль в Прикарпатье – гнилой месяц, грязь со снегом, заморозки с оттепелями, снег с дождём… И вот по этой дороге, а точнее уж по бездорожью, по ступицу увязая колёсами в подмороженной и припорошённой снежком слякоти, наша колонна тянулась в течение всего дня.
До полигона дотащились только к вечеру. Кусочек территории, на котором нам предстояло выполнять задачи, назывался ЛУЦИВ – Львовский учебный центр инженерных войск.
На следующий день начали обустраиваться. На каждое отделение (примерно десять человек) полагалась одна палатка. И вот тогда я впервые столь ясно и наглядно увидел, что такое мужицкая, в данном случае, «партизанская» смекалка – в самом уважительном понимании этого слова.
Нам определили место, где ставить палатки.
Чтобы поставить палатку, требуется выкопать на штык лопаты углубление, укрепить его края деревянной опалубкой, в центре установить кол, на него накинуть брезентовую ткань, натянуть на колышки расчалки, устроить внутри место для спанья и для печурки… В общем, там много мелких функций, которые требуется выполнить, чтобы проживать в палатке относительно комфортно. Однако солдат – это ж ещё совсем молодой человек: ему поручили копать углубление под палатку на штык, так он хорошо если на полштыка выроет.
А мои «партизаны», у которых я являлся замполитом, вообще копать не стали, а просто собрались в кучку и курили, трепались о чём-то своём. Время от времени отлучались к сваленным в сторонке вещмешкам – поправляли здоровье. Я им говорю: а не пора ли, мол, и поработать. Они мне отвечают, добродушно так: не дрейфь, мол, сынок, всё сделаем как следует…
И действительно: накурившись, дружно поднялись и все вместе взялись за дело.
Прежде всего, несколько человек принялись копать яму под палатку. Как я говорил, солдаты – хорошо если на полштыка вырыли. А эти как взялись махать лопатами – ямища просто на глазах становилась всё глубже и глубже. Верите ли – вырыли её едва не в полный рост. Ах да: было их, «партизан», 17 человек, и выдали нам, соответственно, две палатки и две «буржуйки»… Затем приволокли они целое бревно и прочно вкопали его посередине стоймя. К нему приколотили другое бревно, правда, потоньше, укрепив его горизонтально в стенках ямищи. Сверху на эту конструкцию натянули одну на другую обе палатки, обложив снаружи по их краям толстым слоем дёрна – чтобы не поддувало. А горизонтальное бревно стало основой двухъярусных полатей, на которые навалили толстый слой елового лапника. Таким образом здесь в одной палатке разместилось всё наше «партизанство»… Заглублённая в землю наша двойная палатка получилась настолько тёплой, что для обогрева её вполне хватило одной печурки, и спали мы в ней в одних трусах.
Вечером мои подопечные опять гулеванили. Да так, что офицеры батальона шутили: мол, возле этой «партизанской» палатки курить не рекомендуется – спиртовые пары могут сдетонировать. Однако эти мужики завели у себя строгий порядок: днём работали, выполняли всё, что положено, вечером употребляли спиртные напитки, но дневальный обязательно оставался трезвым, так что печурка у нас не гасла никогда. В других палатках такое строгое дежурство поддерживалось не всегда – были случаи, когда уснувшего дежурного «истопника» поколачивали замёрзшие товарищи, две палатки по недосмотру сгорели… А где в огонь подливали солярки, там солдаты ходили чёрные, закопченные…
Когда сборы завершились, мы разъехались: «партизаны» по домам, ну а я – в Самбор, продолжать стажировку…