Лена с родителями переезжала в другой город накануне выпускного 10 класса в июне 1976 г. Перед самым отъездом Лена зашла в соседний подъезд и проколола уши – соседка, гоняя «беломорину» слева-направо и справа-налево, дымила прямо в квартире, иглу обработала каким-то одеколоном, потом подожгла ватку и прокалила на огне иглу – вот и вся обработка. Немного криво-косо, на разной высоте, но дело сделано.
Когда Лена вышла во двор, готовая сесть в УАЗик, то увидела пришедших проводить её подружек. Света и Иришка тут же вынули из своих ушей копеечные серьги, одну пару вставили в свеженькие дырки, вторые подарили на память.
Обнялись, и в путь. Когда машина тронулась, серьги непривычно закачались в ушах, и в животе стало щекотно от этого.
Лена уезжала от своей первой любви, от подруг, от дружного двора, от любимого тренера по волейболу в неизвестность. Опять всё сначала. Выпускной класс – это не шутки. Как-то он примет её?
Временно, пока ждали освобождения квартиры, поселились в районе новостройки, даже коробки не стали распаковывать, обходились малым. 9 этаж, вид с балкона - всё как на ладони. Рядом с домом общага, небольшая группа девчонок и мальчишек играют в «картошку».
Лена, недолго думая, отпросилась поиграть – скучно, уже несколько дней в городе, пока никого не знает. Родители дали добро. Только не долго!
Она вышла – высокая, стройная, во вранглеровской рубашке цвета хаки на фирменных заклёпках, повязанной под грудью узлом, и в модных тогда брюках-клёш от бедра. Отчётливо читалась гибкая талия. И Лена это отлично знала.
В игру взяли охотно, и тут Лена показала, на что способна волейболистка – мальчишки восхищённо вскрикивали, когда Лена лупила по «картошке» - словно гвозди вбивала. Незаметно опустился вечер, и тут один самый симпатичный мальчишка Виктор предложил Лене погулять: «Хочешь, город покажу?» «Давай».
И они пошли рядом, не прикасаясь друг к другу, даже не за руки. Просто шли и разговаривали. Они шли и шли, вечер сгущал вокруг июньскую синеву. Когда вышли к башне с часами (центр города), то оказалось, что давно уже ночь.
Лена поняла, что дома будет взбучка и заволновалась. Витя всё понял, и они припустили в обратном направлении со всей скоростью, на которую были способны – денег-то на проезд у обоих не было, да и городской транспорт уже не ходил.
Путь был неблизким, поэтому, когда Лена пришла домой, было часа 3-4 ночи. Мама плача и причитая, начала включать свет – это был условный знак отцу, что дочь явилась, т.к. в доме телефона не было, и он как раз из того самого общежития звонил в милицию, сообщая о пропаже ребёнка в незнакомом городе.
Лена понимала, что заставила предков волноваться, но вины за собой не чувствовала. Ведь всё было так безвинно, случайно заболтались, не заметили, как улетело столько времени.
Но когда отец ворвался в дом, он набросился на дочь с бранью и кулаками. Он бил и хлестал девчонку вырванным из брюк ремнём, пинал ногами, как последнюю дрянь. Приговаривая, что Лена опозорила его. Девочка только успевала закрывать руками лицо и голову, упав на пол, скорчившись, притянув колени к груди и не чувствуя боли. «За что?»
Потом Лена проплакала несколько дней подряд. Её глаза стали водянистыми и опухшими, потому что слёзы не переставали литься из глаз.
«Как он мог? За что? Ведь я ничего дурного не сделала? Разве так можно поступать с девочкой? Если бы он любил меня, он бы никогда так не сделал. Ведь он не за меня беспокоился, а за свою репутацию, потому что ему пришлось звонить в милицию и разыскивать меня», - так думала Лена все дни, пока рыдала в подушку.
Тут как раз наступил день её рождения – 16 лет. Утром отец с мамой вошли в её комнату. Отец со смесью смущения и раздражения сказал: «Дочь, мы с матерью поздравляем тебя с днём рождения. Вот тебе подарок – серёжки. Носи.» Ни "прости", ни каких-то других слов он так и не нашёл. Лена взяла коробочку с серебряными гвоздиками и снова разрыдалась.
Вот так она встретила своё совершеннолетие. А мама строго сказала: «Ну хватить рыдать, поехали в центр, нужно готовиться к поездке к морю».
Это была самая первая в её жизни поездка к морю, до этого родители ездили без неё. И вот так, с опухшими от слёз глазами-щёлками, она и отправилась в центр города за покупками, туда, где была башня с часами.
А через день бывший Ленин класс проезжал мимо этого города на юг всем составом на уборку чая. Стоянка поезда предусматривалась 15 минут рано утром – часа в 4. Лена накануне договорилась с Витькой, что он проводит её на вокзал. Он был у подъезда вовремя, и они пешком пошли на вокзал.
Лена уже не всхлипывала, но вид у неё был всё ещё плачевный. Витька знал, какие последствия их прогулки были у Лены, и молчал всю дорогу, поёживаясь от утренней прохлады.
И вот к перрону подъезжает поезд, все одноклассники – и мальчишки, и девчонки смотрят в окна и машут раками – не спят.
Высыпали на перрон, обступили, обнимают, смеются. Витька предусмотрительно отошёл на приличное расстояние. Тут и Мишка подошёл, обнял и тут же отстранился - смутился. Ребята поняли, что им нужно поговорить и деликатно удалились, попрощавшись. Но из вагона с любопытством наблюдали за встречей двух влюблённых.
Лена понимала, какая она сейчас некрасивая. А объяснять не было ни времени, ни желания. Она стояла, понурив голову, упираясь лбом Мишке в грудь. А он стоял растерянный и очень высокий, не понимая, что он может сейчас для неё сделать.
Но вот поезд должен отходить, ребята закричали Мишке, чтобы он уже садился в вагон, и только тогда он сказал Лене: «Где бы ты не была, я найду тебя, как Руслан свою Людмилу». Чмокнул неуклюже в щёку и вскочил в дверь вагона. Поезд начал набирать скорость. Лена стояла и провожала его глазами. «Ну вот и всё. Ну вот и всё, ну вот и всё», - стучало у неё в голове в такт ритмичному стуку колёс.