***
Пошла я как-то раз со своей собачкой Жулей гулять в небольшой городской лес.
На самом деле я часто там с ней гуляю. Но этот рассказ про особый случай.
Собачка приютская, щенок 9 месяцев, из которых всего три месяца дома. Шарахается от всего. Боится людей, машин, велосипедов, непредсказуемых детей, громких звуков, колясок, страшных оранжевых дворников с лопатами… Да всего! Но больше всего она боится мужчин. Непреодолимый какой-то страх. Панический.
Гуляем мы, никого не трогаем. Я птичек кормлю, насыпаю им в кормушки семечек и всяческой птичьей еды. Зима: я одета тепло. Закутана так, что, если я поверну голову, вряд ли что-то увижу. Для лучшего угла обзора мне необходимо поворачиваться всем телом. А женщина я крупная. Кроме того, вокруг сугробы, колдобины и лед. Нужно шагать медленно и внимательно, особенно подходя к кормушкам: они развешены на кустах, - пойди, подберись к ним!
Жуля тянет поводок, резко дергая мои руки. Поэтому я просыпаю зерно на землю, вынимая его из кармана. Неудобно. Понемногу начинаю заводиться, хочется быстрее закончить этот душеспасительный ритуал, ибо многозадачность в таких условиях тяжело выполнима.
Надо отдельно отметить, что собачка средняя – меньше овчарки, но больше спаниеля. Но силушки в ней несоразмерно много! Особенно если она испугана – дернет, так дернет! Мало не покажется! И кроме опасности в виде льда, сугробов, нужно контролировать и это. Помнить, что в любой момент тебя может уронить на этот лед стихийная природная сила.
Вдруг моя собачка натянула поводок и стремительно полезла в кусты. Взгляд жалобный, полный страха. Включила режим вибрации и трясется вся. Готовится к гибели.
Смотрю в направлении её взгляда – на нас по тропинке идет мужичок предпенсионного возраста. Кругленький такой, с добрыми глазами. А в руках у него плинтус метра три. Я уже издалека поняла, что дяденька очень социализированный: он, только завидев нас, уже улыбается и планирует завести беседу. То, что он хочет причинить нам добро, видно по глазам, выражению лица и открывшемуся для разговора рта.
Надо ли говорить, что моя собака забивается дальше в кусты, запутывая в ветках поводок. Я напрягаюсь, встаю потверже на землю, шире расставляя ноги. Но птиц кормить продолжаю. Надо же, в конце концов, закончить эту благотворительность.
Собака в кустах, я, как борец сумо, топаю ногами, свадебное зерно посыпает наши головы. Мы уже почти залезли в сугроб и кусты. Я, как многорукая богиня, контролирую несколько действий и понимаю, что скоро это загубит меня окончательно.
Планы мужичка, несмотря на моё шаткое положение, не меняются. Он намерен вступить в светскую беседу и ничто его не остановит. Он не замечает моего неудобного положения. Подойдя ближе со своим трехметровым плинтусом, дядечка выставляет указательный палец по направлению к собачке и шуточно начинает ей угрожать, типа – ай-яй-яй! Говорит: «А ты не бойся. Ты подойди к человеку, понюхай: хороший или плохой. А так просто не шарахайся. Поумней будь.»
Я понимаю, беседы не избежать, отвечаю: «Она приютская, мужчин боится», - стараюсь повернуться к собеседнику, держа за поводок запутавшуюся в ветках собаку и продолжая вынимать из кармана остатки семечек. Шапка съехала набекрень, я уже вижу мужичка одним глазом. Я думаю, что он сообразит и отойдет на расстояние, которое позволит собаке расслабиться.
Но он настырный, у него своя правда. Он напирает на нас со своим плинтусом еще больше. «Мужчин боится? – говорит он, – Это плохо. Этак вы без мужчины останетесь».
Я вспыхнула, разозлилась! Попал в самую точку. Одинокая женщина с испуганной собакой кормит птиц. Конечно же, одинокая! А как иначе!
Чтобы сдержаться от нахлынувших чувств, я отвернулась.
Но отвернулась демонстративно. Значит не только для того, чтобы сдержаться. А чтоб видел. Я обиделась! Обиделась на чужого дядьку, который просто шел мимо и сказал пару фраз.
Мужичок несколько секунд бормотал мне в спину, потом пошел дальше.
Я, докормив птиц и вынув собаку из кустов, стала рассуждать.
Да он же колдун! Напророчил мне одиночество! Проклял меня через собаку! Наложил на меня венец безбрачия!
Эх, не видать теперь мне принца на белом коне. Вечно ходить по лесу с дикой перепуганной собакой и кормить птиц. Можно еще и кошек завести, да побольше. И быть сильной и независимой.
Бедная, бедная моя Жулечка. Натерпелись мы с тобой. И нет нам счастья. А что мне надо было делать? Не брать её, бедную, из приюта? Вот такую, дрожащую, с глазками-бусинками?
А откуда он узнал, что я одинокая? Вдруг у меня муж есть? Тогда бы он наколдовал, что скоро мне вдовой быть! Ужас.
Походив по лесу и подышав свежего воздуха, я немного проветрила голову. Собачка весело бежала рядом.
Да ничего вроде страшного. Я же разумная женщина. Всё это у меня в голове.
А мужичок, ну что мужичок, ну глуповат: с плинтусом на чужую собаку. И говорить такое женщине? Ну, дурачок прямо! Чего он добиться-то хотел? Указать нам, как правильно жить?
А моя реакция? Просто все сошлось в одной точке. Я была уязвима, устала контролировать и балансировать в этом моменте. Вот у меня в голове дяденька и преобразился в колдуна, видящего моё прошлое и будущее: «Быть тебе вечно одной!» – глубоким грудным басом. И дальше смехом таким злодейским: «Ха-ха-ха!»
Но отошла я не сразу. А некоторое время ходила грустная. Этакая обиженная девочка.
Но со временем, с психологом и с Жулей мы решили эту задачку с одним неизвестным. И вышли не то чтобы победителями, но больше не побежденными.
***
Моя мама, настоящая моя первая мама, говорила мне, что людям доверять нельзя. Говорила, что злые они. А те, которые большие, с голосом грубым, вообще злющие. Убить могут. Лапами нижними бьют, и палками тоже бьют. А на нижних лапах у них чехлы, это чтоб побольнее было, известно это нам, зачем же еще.
И жили мы с прежней мамой в норе. Там тихо было. Но нора почему-то стала маленькая, пришлось вылезать.
А вылезли – и не обрадовались! Людей вокруг много! Просто злодейский мир. И все убить норовят.
Мама, которая настоящая, учила контролировать все. Идешь, говорит она, головой вертишь. Это чтобы сразу видеть, с какой стороны эти люди нападут. А расслабишься – так удар пропустишь. Так что будь всегда начеку!
Но мама куда-то пропала. Появились люди. Это еще не самые страшные: у этих шерсть длинная на голове, голос тонкий, ласковый. Эти сразу не убьют. Откормят, наверное, сначала.
В клетку запихнули. А там собачек много. Собачки разные. Тоже злые есть. Еду отберут, за бок укусят. Ну, так себе жили. Если не высовываться, то можно и протянуть какое-то время.
Но появилась новая мама и забрала меня. Не сразу забрала, ходила, смотрела на меня. Сначала я её боялась. Но потом поняла, что она вкусно пахнет едой и добротой. И ничего так, нормально стали жить.
Но эта мама странная: не знает про зло, про людей. Какать и писать в клетке не разрешает, ругается. А клетка большая, светлая – жалко ей что ли? Зато кормит вкусно, гладит по шерсти, лапы трогает. Хорошая такая.
И правил у мамы новой много, замороченная какая-то. Не живется ей нормально, как простым собачкам.
Мама заставляет выходить в большой мир, ходить смотреть на злых людей и их чудовища железные. Вот это не дело. Но привыкать пришлось.
Но есть всякие радости. Например, в клетке нашей живет кошка. Это такое маленькое, мурлычет, когда мама её трет, и орет, когда её лапой треснешь. Или лес, где нет зла, а только деревья. И пахнет мышами.
Один раз пошли с мамой в лес (меня одну туда не пускают). Ходим, нюхаем. Всякие следы, вкусные, сладкие и не очень. Кислые есть.
И вдруг идет! Вижу! Вот тот! Большой, злой! И с палкой! И прямо идет нас этой палкой убивать!
А мама, невнимательная, стоит и головой не вертит. Я в кусты полезла. Но не тут-то было! Я на веревке к маме привязана. Веревка уже кончается, а я никак не убегу.
Я в кустах спряталась. Авось, не увидит. Страшно, трясусь.
А мама его заметила и не убегает. Глупая.
Этот страшный что-то своим толстым голосом рычит. А мама ему в ответ отвечает. Но что она ему ответит своим мягким голосочком? Он же не испугается её!
Он палкой грозится, убить хочет. А мама не двигается.
Я глаза зажмурила, замерла.
Открываю – а этот уходит. Ну, думаю, пронесло на этот раз.
А в следующий раз надо быть настойчивей.
***
Купил я как-то плинтус. Со скидкой купил. Транспортирую до дома. Хороший плинтус. Во весь коридор! Три метра! А его еще в электричке везти.
Но настроение хорошее, плинтус-то со скидкой. Так и до следующей зарплаты доживем, и отложим еще.
Иду через лесок. Птички поют. Солнышко. Настроение еще лучше.
Смотрю – стоит бабёнка и птичек кормит.
А у бабёнки той собачка. Хорошенькая, носик чёрненький, ушки пушистые. Видно, что молоденькая.
Сама тетка не старая, но и не молодая. Щеки пухлые, красные от мороза.
Настроение-то боевое, подойду к женщине, поговорю. О погоде, о птичках, собачках.
Подхожу ближе, а собака в кусты шарахается! Вот те на!
Подошел, аккуратно так, чтобы собачка не нервничала, и говорю: «Ты, милая, учись людей различать. Хороших от плохих отличать. По запаху учись. Что ж ты, как дурочка, от всех-то шарахаешься?»
Женщина ко мне поворачивается и говорит: «Собака из приюта, она боится всех мужчин!»
Что ж ты, думаю, взяла такую? Надо было лучше смотреть, выбирать, которая не боится!
А вслух говорю: «Ну, это не очень хорошо, это ж она от вас мужчин отвадит».
Она возьми и отвернись. Неадекватная какая-то.
Я постоял, постоял и дальше пошел.
Иду и думаю, может, случилось у неё что? Может, муж у неё помер. Мало ли. А я тут со своими указами. Настроение немного упало.
Но пока я шел по лесу, все стало налаживаться. И в электричке попутчик разговорчивый попался.
А как домой пришел, плинтус жене показал. А потом приладил его на место. Красота! Сразу всё настроение на место встало!