Это последняя статья о воспоминаниях В.М Молотова, записанных писателем Ф. Чуевым. Две первые публикации можно посмотреть здесь и здесь.
"Самое дорогое у человека – это жизнь" - сказал в 30-е годы Николай Островский словами Павки Корчагина. А завершил свою мысль тем, что эта жизнь должна быть отдана "самому прекрасному в мире – борьбе за освобождение человечества".
Логика насильственного построения бесклассового общества привела к тому, что путь к прекрасному идеалу "освобождения человечества" пролёг через страдания миллионов людей, а их "самое дорогое" стало ничего не стоить.
В атмосфере всеобщего страха и взаимного недоверия складывалась новая извращённая мораль. Покажу это на примере дел нескольких известных большевиков. Молотов рассказывает об аресте своих замов Рудзутака и Чубаря.
Рудзутак
Трудно сказать, на чем он погорел, но я думаю, на том, что вот компания у него была такая, где беспартийные концы были, бог знает какие. Чекисты, видимо, все это наблюдали и докладывали. Маловероятно, чтоб это было состряпано, маловероятно. В данном случае, маловероятно. Но надо сказать, он держался крепко при чекистах. Показал характер.
Нет, вы только представьте, общение человека с беспартийными товарищами служит поводом для того, чтобы на него обратили внимание чекисты!
Он жаловался на чекистов, что они применяют к нему такие методы, которые нетерпимы. Но он никаких показаний не давал. «Я не признаю ничего, что мне приписывают». Рудзутак говорил, очень били его, здорово мучили. Крепко стоял на своем. Его, видимо, здорово пытали.
– Неужели вы не могли заступиться, если вы его хорошо знали?
– Нельзя ведь по личным только впечатлениям! У нас материалы.
– Если были уверены…
– На сто процентов я не был уверен. Как можно на сто процентов быть уверенным, если говорят, что… Я же с ним не настолько уж близкий человек был. Он был моим замом, по работе встречался. Хороший, умный человек. Но вместе с тем я вижу, что он своими личными делами очень занят, с кем-то там путается, черт его, с женщинами… Переходит пределы....А Сталин хорошо относился к Рудзутаку.
– И расстрелял?
– Расстрелял.
– А может, не было вины?
– Но я за него не мог вполне поручиться, что он честно вел себя.
Чубарь
...а вот вам другой случай. Я был у Берии в кабинете, Чубаря мы допрашивали. Он был мой зам и его тоже обвиняли. Из рабочих, украинец, долго был на Украине Председателем Совнаркома, потом его зампредом сделали по Союзу и членом Политбюро. Он с правинкой был, мы все знали, чувствовали это, с Рыковым был связан личными отношениями. Очень осторожный, очень неглупый человек. Не особенно активный. На него показал арестованный Антипов, тоже мой зам, член ЦК, председатель комитета советского контроля. Вот мы слушаем его, Чубарь сидит рядом со мной, еще не арестован. Его вызвали, посиди, послушай, вот о тебе будут говорить.Антипов был личным другом Чубаря... Антипов говорил, может быть и врал: «Я вот тебе говорю, что ты мне то-то, то-то говорил!». Антипов тоже рабочий, из ленинградских большевиков, нелегальных Я их обоих очень хорошо знал, и вот друг на друга показывают. Чубарь ему: «Я такую змею на своей груди держал! Змея на моей груди, провокатор!».
Страшное время. Все друг на друга доносят, партия и НКВД жаждут всё большей крови. Вот рядовой документ тех лет: товарищи из Иркутска в апреле 1938 года просят выделить им дополнительный лимит на число расстрелянных. Как же, хозяйство-то плановое: план по продукции промышленности и сельского хозяйства, план по расстрелянным людям. Разница только в том, что на перевыполнение производственных планов не нужно было согласовывать лимиты.
Подписи "за" Сталина, Молотова и в числе других Чубаря узаконивают просьбу расстрелять дополнительно 4 тысячи человек. Но уже через два месяца сам Чубарь будет арестован и вскоре расстрелян как агент немецкой разведки.
Аросев
Поразило то место в воспоминаниях, где Молотов рассказывает о своём хорошем друге, знакомом со школьных лет - Аросеве. В начале 30-х годов тот был послом в Чехословакии, а потом председателем Всесоюзного общества культурных связей с зарубежными странами. По письмам Аросева к Молотову видно, насколько они были близки. Тем ни менее:
Пропал в 1937-м. Преданнейший человек. Видимо, неразборчивый в знакомствах. Запутать его в антисоветских делах было невозможно. А вот связи… Трудность революции.
– Вы не знали об этом или как?
– Как не знал, знал!
– А нельзя было вытащить его?
– А вытащить невозможно.
– Почему?
– Показания. Как же я скажу, мне давайте, я буду допрос, что ли, вести? Невозможно.
– Вы Аросева хорошо знали, преданный человек. Такие вещи не совсем понятны.
– Вот непонятны, а это очень сложное дело, очень. Мою жену арестовали, а я был член Политбюро.
– Выходит, тогда Сталин виноват в таких вещах?
– Нет, нельзя сказать, что Сталин…
– Ну, а кто же?
– Без него, конечно, не могли. У него было сложное положение, и столько вокруг него было людей, которые менялись…
– Вы знали, Сталин знал с положительной стороны, а человек пропадал…
– В этом смысле была очень жесткая линия.
– А в чем Аросев провинился?
– Он мог провиниться только в одном: где-нибудь какую-нибудь либеральную фразу бросил.
– Мало ли что мы говорим!
– Мог за бабой какой-нибудь, а та… Шла борьба.
Вот так, брошенная "либеральная фраза" отнимала человеческую жизнь. И Молотов, человек незаурядного личного мужества, впоследствии не раз рисковавший своей жизнью во время полётов на переговоры с союзниками под огнём зениток, не спас НИ-КО-ГО!
Собачья верность вождю, фанатичная преданность идее вытравили из него человеческое. Горячо любимая им жена, Полина Семёновна, тоже побывала и в тюрьме, и в ссылке. И что, возмутило ли это Молотова, подвигло на мужской поступок? Нет.
Арестовали жену не без его ведома, а по его указанию. Это тоже факт.
– А не сказал Сталин, за что, почему?
– Нет, нет. За плохие связи. В этом смысле Полина Семеновна немножко вольно себя вела. Это верно, с разными встречалась людьми. Тут я тоже, может быть, в какой-то мере виноват, поскольку категорически не высказывался против этого, и в основном-то связи были хорошие, но были и такие знакомства, которые не вполне оправданы и даже не оправданы...
Вот он буднично описывает, как Сталин велел им развестись. Похожие ситуации были только при крепостном праве, когда воля помещика определяла судьбы его холопов. Об этом много в русской литературе ХIХ века.
А когда в 1949-м ее арестовали, предъявили, что она готовит покушение на Сталина... Перед тем, как меня сняли из Министерства иностранных дел, Сталин подошел ко мне в ЦК: «Тебе надо разойтись с женой!» А она мне сказала: «Если это нужно для партии, значит, мы разойдемся». В конце 1948-го мы разошлись. А в 1949- м, в феврале, ее арестовали.
Как же должна быть искалечена психика человека, когда описанная ситуация считалась нормой, а естественные человеческие чувства и поступки оценивались только с позиции пользы для дела партии.
И сама Полина Семёновна, вышедшая на свободу в первые дни после смерти Сталина, и ещё не знающая о кончине вождя, первым делом с сочувствием спрашивает, как его здоровье. Здесь остаётся только развести руками.
Серго Орджоникидзе
– С кем вы дружили, Вячеслав Михайлович?
– С Серго. Хороший товарищ. В 1917 году мы познакомились и всегда были в очень хороших отношениях… Серго был хороший, но близорукий политически. Это был человек чувства и сердца. Сталин часто говорил, что так нельзя. Серго нередко приближал к себе людей, руководствуясь только чувствами. У него был брат в Грузии, железнодорожник. Может быть у хорошего члена ЦК плохой брат? Так вот брат выступал против Советской власти, был на него достоверный материал. Сталин велел его арестовать. Серго возмутился. А затем дома покончил с собой. Нашел легкий способ. О своей персоне подумал. Какой же ты руководитель! Просто поставил Сталина в очень трудное положение... Он последним своим шагом показал, что он все-таки неустойчив. Это было против Сталина, конечно. И против линии, да, против линии. Это был шаг очень такой плохой. Иначе его нельзя толковать.
Мне здесь вспомнился Иудушка Головлёв Салтыкова-Щедрина. Когда по вине Иудушки застрелился его сын Володенька, у него и в мыслях нет, что довёл сына до самоубийства:
– А какой ласковый был! Ничего, бывало, без позволения не возьмет. Бумажки нужно – можно, папа, бумажки взять? – Возьми, мой друг! Или не будете ли, папа, такой добренький, сегодня карасиков в сметане к завтраку заказать? – Изволь, мой друг! Ах, Володя! Володя! Всем ты был пайка, только тем не пайка, что папку оставил!
У Молотова нет ни капли сострадания к фигурантам процессов 37 года, а есть только уверенность в том, что часть их показаний, высказанных на процессах, сделана с целью навредить партии.
Удивляет в этих процессах открытых, что такие люди, как Бухарин, Рыков, Розенгольц, Крестинский, Раковский, Ягода – признали даже такие вещи, которые кажутся нелепыми. Ягода говорит: я ничем не лучше, чем любой шпион, который действовал против Советского Союза. Конечно, это явная нелепость – безусловно. Как же это они так? И действительно, кто имеет представление о Рыкове или Бухарине, даже о Розенгольце, страшно поражаются, как это так? Я думаю, что это был метод продолжения борьбы против партии на открытом процессе, – настолько много на себя наговорить, чтобы сделать невероятными и другие обвинения... Я говорю, что они такие вещи нарочно себе приписали, чтобы показать, насколько нелепы будто бы все эти обвинения. Это борьба против партии.
Конструкторы и "шаражки"
А вот беседа Ф. Чуева с А.И. Шахуриным, наркомом авиационной промышленности в военные годы, который также был осужден в 1946 году. Разговор у них зашёл о мемуарах маршала авиации А.Е. Голованова:
– Читал. Мне очень понравилось, – заметил Шахурин, – но одно там плохо. Я просто не мог воспринять, как Голованов, такой умный человек, мог перехвалить Сталина – в том смысле, что тот чуткий, внимательный… Как можно признать чутким, когда вот он пригласит на обед, сидим, спросит обо всем: как желудок, какое вино вам полезно, домой вам всего пошлет, а через неделю арестуют. Голованов же видел все это!.. Он пишет, как Сталин выпустил Туполева. А кто мог арестовать, помимо Сталина? Туполев потащил за собой человек 50. Все КБ работало. Они ведь делали машины в заключении… Правда, Туполев говорил о Сталине: «Масштаб! Размах! Хозяин!»
– И Петляков сидел, и Стечкин сидел, и Глушко…
– Мясищев сидел. Можете прибавить: Шахурин сидел.
Далее разговор продолжается с В. М. Молотовым:
– Почему сидели Туполев, Стечкин, Королев?
– Они все сидели. Много болтали лишнего. И круг их знакомств, как и следовало ожидать… Они ведь не поддерживали нас… В значительной части наша русская интеллигенция была тесно связана с зажиточным крестьянством, у которого прокулацкие настроения, страна- то крестьянская. Тот же Туполев мог бы стать и опасным врагом.
О последствиях длительной безраздельной власти
– В последний период у него (Сталина) была мания преследования. Настолько он издергался, настолько его подтачивали, раздражали, настраивали против того или иного – это факт. Никакой человек бы не выдержал. И он, по- моему, не выдержал. И принимал меры, и очень крайние. К сожалению, это было. Тут он перегнул. Погибли такие, как Вознесенский, Кузнецов… Все-таки у него была в конце жизни мания преследования. Да и не могла не быть. Это удел всех тех, кто там сидит подолгу.
Даже Молотов признаёт, что в последние годы своей жизни страной руководил маниакально больной человек, которому нельзя было помочь, так как он не доверял врачам:
Так я говорю, что Сталин взял на себя такой груз, что, конечно, устал, ему было уже очень трудно в последние годы, когда он состарился, а главное, уже был очень утомлен, почти не лечился человек, он боялся лечиться. Для этого тоже были свои основания, потому что могли подсунуть – врагов у Сталина было достаточно. И он боялся, что через кого-нибудь ему что-нибудь подсунут либо в еду, либо в лекарство, – до крайностей доходил.
Мне интересно, неужели Вячеслав Михайлович никогда не задумывался о том, что выстроенная Сталиным с соратниками система управления страной, замкнутая на одного человека, обладающего абсолютной властью, порочна по своей сути ? Похоже, что нет, не задумывался.
И глядя на современное состояние России с горечью вспоминаешь афоризм Гегеля: "История учит лишь тому , что она никогда ничему не научила народы." Общество, законсервированное в своей рабской психологии и воспитанное в ненависти. не имеет будущего.
И ещё одна параллель с сегодняшним днём. Голованов говорит:
Помню, как во время войны Сталин предлагал мне свою дачу: «Будем рядом жить, а то все говорят – великий, гениальный, а вечером не с кем чаю попить».
Ничего не напоминает? Тогда процитирую В. В. Путина:
После смерти Махатмы Ганди не с кем поговорить.
Вот и встретились два одиночества, только масштаб личностей несопоставим.