Прошел ровно год с того дня, когда я среди ночи ехала в страхе в аэропорт встречать рейс из Киева. Все выезды и въезды в страну должны закрыть со дня на день. Может быть, это произойдет сегодня, я не знала. Я пребывала в состоянии шока, когда легкая вкусная размеренная жизнь вдруг разлетелась на мелкие осколки в тот момент, когда глава ВОЗ объявил пандемию. Глобальную пандемию. Весь наш земляной шарик был в секунду обвязан черной ленточкой.
Когда я раньше читала книжки про «испанку» начала 20 века, или голодомор тридцатых, или про еврейские погромы в Одессе и про массовые репрессии во времена Ежова и Берии, мне казалось, что это приключенческие экскурсы, мы-то тут, и с нами такое не случится. Мой дед сгорел в танке под Борисовым в 24 года, и даже этот факт своей биографии я проживала весьма опосредованно. Время было такое. Такой философский ответ придерживал каждый из нас в кармашке бизнес жакетов.
А тут пандемия. И я еду в аэропорт встречать дочь из Киева. И я не уверена, что именно в этот момент, пока я приближаюсь к аэропорту, его не закроют, и моя дочь не повиснет в воздухе между Киевом и Алматой.
Когда-нибудь мои внуки или правнуки также будут лениво перечитывать книжки про пандемию двадцатого года двадцать первого века. Будут читать сводки про количество погибших людей, как я когда-то читала сводки про умерших от «испанки». Они тоже будут думать, что это точно не про них. И также нехотя будут мыть руки перед едой, не представляя, что всего лишь одна секунда может разделить настоящее на прошлое и будущее.
Прошел год, а подсчет умерших продолжается, и когда-то шумные Рим и Париж превратились в молчаливые закрытые города. В мире все еще бушует пандемия, и беспристрастные министры продолжают рапортовать о количестве умерших и имеющихся в наличии койко-мест. Когда-нибудь и это превратится в историю.
А пока я снова еду в аэропорт, и опять не знаю, может быть, границы в эту минуту опять закрыты. Дежавю.