В один прекрасный осенний день я решила, что моей маме пора приобрести слуховой аппарат. Она давно уже плохо слышит правым ухом, но в последнее время и левое ухо начало понемногу барахлить. Я быстро нашла подходящий центр, и мы большой семейной компанией отправились знакомить маму с слуховым помощником.
Слуховых аппаратов оказалось превеликое множество, 4-канальные, 8-канальные, 32-канальные, высоко- и низкочастотные. По центру бродили пожилые люди в аппаратах, и даже в аппаратах почему-то кричали, и казалось, что они все равно плохо слышат.
Нас обслуживала очень странная женщина, суетливая беспокойная и ранимая. Она падала в обморок от любого нашего с братом наглого замечания, типа, «а этот, за 350 тысяч, чем лучше?». Мы искали подвоха и очевидно пытались ее подловить на том, что она пытается нам всучить какое-нибудь дерьмо подороже,. При этом, мы были уверены, дороговизна аппарата не могла означать лучшее качество слуха. Для нас с братом было два критерия – слышит или нет.
Женщина-врач занималась своим делом давно, и к каждому аппарату относилась как к своему ребенку. Она ни в какую отказывалась сравнивать качество немецкое и американское. Ее возмущало наше невежество; Она тщетно пыталась нам объяснить, что слышать – это не только слышать громко, но и слышать разборчиво. Наши относительно молодые уши отказывались ее понимать.
Растерянная мама, на которую взгромождали по нашей прихоти то один, то другой аппарат от 8 до 32 каналов только и успевала отвечать на вопросы. Так слышно или нет? А так? Мы с братом орали в два горла, пытаясь понять, в чем разница аппаратов. «А так как? Что-нибудь изменилось?». «Так же вроде». Ну как это так же, если один аппарат дороже второго почти в два раза???
Наконец успокоились и остановились на немецкой версии приятного сливочного цвета. Новенький аппарат выглядел как атрибут хорошего айфона. А маленький проволочный наушник сверкал как бриллиантовая сережка.
Все были довольны. Мама вставила аппарат в уши и понеслась слышать мир по-новому. Со всех сторон на нее набросились ненужные звуки – воды, бумаги и даже молнии на куртке. Она жевала печенье и грустно констатировала, что слышит хруст снега под ногами. Мы все смотрели на нее ежеминутно, как бы вопрошая, есть ли улучшение качества жизни на потраченные полмиллиона тенге? Нам казалось, что она должна порхать с ветки на ветку, издавая восторженные фазаньи звуки.
Мы потащили ее в кино, чтобы проверить аппарат так сказать «в бою». Шла премьера фильма о древней царице Томирис, сохранившей территории саков в противостоянии с Вавилоном. Мы предполагали, что фильм должен быть насыщен кровавыми сюжетами конных баталий, и жестоких убийств. Звуков должно было быть много, а нам этого и надо.
Мы все уселись на пятом ряду, чтобы быть поближе к экрану. Пока шел фильм, мы с братом заговорщически наблюдали за маминой мимикой, проверяя, как там новенькие уши реагируют на происходящее. Мама сидела в одной позе, подперев руками щеку. Нам было не понятно. Слышит? Не слышит? Мешает? Не мешает? Снять? Не снять?
Фильм закончился. Мама вышла вся в чувствах, заплаканная. Ее покорил персидский король Кир, который в критический момент сражения, когда придворные предложили ему покинуть поле боя, произнес: «Я никогда не покажу спину врагу!». И погиб.
Меркантильные мы все продолжали к ней приставать: а новые ухи как? Ты вообще их одела???? На что мама ответила: «А я про них совсем забыла!».