«В древности те, кто были способны к учености, знали мельчайшие и тончайшие вещи. Но другим их глубина неведома. Поскольку она неведома, вот их описание. Они были робкими, как будто переходили зимой поток, они были нерешительными, как будто боялись своих соседей, они были важными, как гости, они были осторожными, как будто переходили по тающему льду; они были простыми, подобно неотделанному дереву; они были необъятными подобно долине; они были непроницаемыми, подобно мутной воде. Это были те, которые, соблюдая спокойствие, умели грязное сделать чистым. Это были те, которые своим умением сделать долговечное движение спокойным, содействовали жизни». Дао Дэ Цзин, книга первая, стих пятнадцатый.
Тысяцкий Меркурий не стал отводить войско к Смоленску, а, продвинувшись вперед, приказал разбить лагерь на склоне того самого холма, с которого совсем недавно вел наблюдение монгольский джихангир, напротив наведенных неприятелем переправ через овраг, сочтя нужным лишь с гонцом послать весть о первой победе. Слишком рано было еще готовиться к триумфальному шествию по мостовым города.
Голята справился с непростым заданием, приведя монголов туда, где все было готово к встрече непрошеных гостей.
В начале лета толпа оборванных, тощих рязанцев подошла к городским воротам и попросила защиты и крова. Для решения их вопроса собрали вече. Представители зажиточного класса по большей части настаивали на том, чтобы отправить рязанцев обратно под бунчуки их новых хозяев и не накликать беды. Ремесленный люд раскололся надвое. Зато городская беднота и посадские вступились за обездоленных. Шумели долго, но до драки, как случалось нередко на вечевых сходах, слава Богу, дело не дошло. Рязанцев взяли к себе посадские, переломив в споре зажиточных коренников и враждебно настроенных ремесленников. Среди беглых был отрок Андрейко, сразу же прозванный смолянами Голятой, так как на нем практически совсем не было одежды. Тысяцкий объявил мальчика приемным сыном. Дом сорокалетнего мужчины наполнился иной осмысленностью бытия, а главное, что жена Вита обрела утешение. Прошло почти двадцать лет с тех пор, как молодой крестоносец, брат монашеского ордена тамплиеров, осел в Смоленске. Объявленный персоной нон грата католическим престолом за то, что отказался принимать участие в сожжении деревень сербских схизматиков, проклятый братьями ордена, лишенный наследства, Меркурий встал на путь вольных виконтов, и вскоре предложил свой меч смоленскому князю. Его взяли на службу. Дела у Смоленска шли плохо: с запада литовцы совершали набеги на пограничные земли, проявляя крайнюю свирепость и назойливость , с востока налетали половецкие банды. Несколько раз древний город оказывался в осаде, то у тех, то у других. Внутри не было единоверия: язычники дрались с христианами люто, порой переходя от кулаков к топорам и вилам. Своих воевод не любили, дружинников считали захребетниками. Нужен был кто-то сильный, желательно со стороны, беспристрастный и знающий военное дело. Смоленский князь почувствовал в молодом, но уже обветренном боями, молодом рыцаре, католике, свое спасение и сразу доверил малую дружину, с которой Меркурий трижды сходил на Литву и заставил неприятеля просить мира. Литвины не только поклялись не воевать со Смоленском, но еще предложили Меркурию взять в жены католичку Виту, дочь одного богатого и знатного воина. Свадьба была большой и шумной. Столы накрывали прямо в поле. Кривичи и литвины братались, пили из одного кубка, пели одни песни. Князь возвысил бывшего крестоносца до тысяцкого и повелел командовать войском. Но вскоре судьба показала бывшему крестоносцу свой страшный оскал: первый сын умер в родах, второго унесла хворь на десятом году жизни, третьего, почти достигшего совершеннолетия, не уберегли во время половодья.
Скоро Голята поправился, окреп и стал незаменимым помощником в доме тысяцкого. Монгол Илха, друг Голяты, пришедший вместе с ним, захотел принять монашеский постриг. По вечерам, после тяжелого трудового дня, Голята и Илха садились в беседке перед домом и в живом общении учились друг у друга языковым премудростям. Голята, обладая цепкой памятью, схватывал на лету, буквально заглатывал знания, с каждым днем становясь все более свободным носителем чужой языковой культуры. Илха тоже не был тугодумен. За несколько месяцев они продвинулись настолько, что могли на бытовом уровне обходиться без запинок и дополнительных пояснений.
В конце сентября того же года весть о приближении татар громовым раскатом пронеслась по смоленскому краю. Илха одним из первых попросился в ополчение, его знания о монгольской тактике ведения боя оказались бесценными. Меркурий назначил монгола командовать стрелками и пращниками.
Какое-то время смоленская чаша весов колебалась между войной и миром: народное вече и боярская дума не могли решить, принять ли сражение или открыть ворота. В довершение ко всему князя хватил удар, лишивший больного речи и движения в членах. Меркурий выступал на стороне меча, рожденный в далекой римской области, в семье воина-наемника, он с ранних лет слышал, что такое доблесть и отвага. Когда слухи о неведомых доселе степняках переросли в реальную угрозу, он, никогда не повышающий голоса и во многом за счет этого умевший брать верх в любом споре, лично ходил по ремесленной части города и призывал на открытую борьбу. Особенно хорошо его поддержали сапожники и кожевенники, сдержанно согласились кузнецы и каменщики, против выступили перчаточники и калашники, но те и другие оказались в явном меньшинстве — смоляне еще очень хорошо помнили ратные подвиги бывшего виконта. И вот с середины октября смоленская рать стала выходить на тренировочные занятия: учились держать строй, одновременно выпускать стрелы и камни, дружно наступать и откатываться. На кузнечной улице не смолкали молотки, шумно гудели меха. На кожевенной изготавливались кожаные доспехи для простых ратников. На сапожной — шилась специальная обувь, в которой воин должен уверенно себя чувствовать на скользкой поверхности.
Меркурий, скрепя сердце, благословил Голяту, вызвавшегося пройти по лезвию судьбы. Задача была немыслимо сложная, но с ней мог справиться только один человек — его приемный сын.
В конце ноября орда степняков численностью в пять тысяч всадников вышла на дальние подступы и двинулась к заранее подготовленному полю. А в последнюю ночь накануне сражения в русский стан пришел еле державшийся на ногах разведчик Голята. Меркурий еле сдержался, чтобы не закричать от радости. Он тут же хотел отправить сына в Смоленск под прикрытие стен, но тот, насупившись, отказался, сказав, что вполне заслуживает увидеть с высоты холма сражение. Благодаря тому, что Голяте удалось втереться в доверие к монголам, перехитрить и заманить их в ловушку, смоляне одержали сокрушительную победу практически без потерь. Илхе было присвоено звание сотника, но тот отнесся к этому событию совершенно спокойно, так как считал с недавних пор своим призванием монастырскую келью, и только, испытывая необходимость взял в руки оружие, чтобы защитить веру Православную.
Голята, вскочив на вороного жеребца, злого и сильного, как северный ветер, понес весть о победе в город. Горожане, напряженно вглядывавшиеся с крепостных стен вдаль, увидев всадника со стягом, на котором был изображен Георгий, поняли, что победа одержана. На Свирской и Петропавловской ударили колокола: звон досягнул до русского стана и до ушей отступавших монголов. Вита гордая и прямая, как свеча, шла, держась за конское стремя, рядом с приемным сыном. Голята объехал каждую улицу, каждый переулок, крича в распахнутые окна: «Победа! Победа!», и только после захода солнца, увидев, наконец, дом, повалился с коня на руки подоспевших домочадцев и впал в сильнейший жар.