«Это прозвучит жалко, но в течение 25 лет я была тайно влюблена в доктора, который однажды меня прооперировал. Об этом никто не знал, даже моя мать, которую я считала своим лучшим другом. И это сбило меня с толку... Если бы она знала, возможно, она бы не стала с ним спать ». Моя милая, красивая, всегда такая элегантная мама лежала в этой многоместной больничной палате, как какая-то бедная старушка. Она выглядела ужасно после операции, такой непохожей на себя, с лицом бледно-желтого цвета старой бумаги, сжавшимся, словно она сжалась вдвое. Я не привык к таким взглядам, ненавижу больницы, боюсь больных.
Я стоял у постели моей матери, не зная, что сказать
К счастью, мой отец поболтал. Они развелись много лет назад, у него новая жена, но он все еще заботится о бывшем, который остается холостым, никогда не скучает по нему, когда он ей нужен. В больничной палате было ужасно душно… прежде чем я успел сказать хоть слово, я почувствовал слабость.
«Я должен выйти в зал,» прошептал я с виноватой улыбкой.
До сих пор помню, что подошел к окну и попытался его открыть. Все больше и больше светящихся хлопьев вспыхивали перед моими глазами, а затем наступала тьма. Тишина. Когда я наконец проснулся, я лежал на диване в каком-то офисе. У меня сильно болела голова.
- Вы упали в инвалидную коляску и порезали лоб. Какая идея - для коляски! Не хватает сильной мужской руки? Медсестра понимающе улыбнулась.
- Точно. Пропустил, пробормотал я, все еще ошеломленный. - Сразу вызовем врача, все-таки мы в хирургии. Это так хорошо, что не нужно обращаться в травмпункт. «Теперь, когда ты проделываешь дыру в голове, лучше всего быть в больнице», - весело щебетала она.
Поиск хирурга в хирургии длился долго. Наконец пришла хмурая дама-врач и тщательно зашила мою разорванную рану. Я поплелся обратно в комнату, где лежала моя мать. Отца не было, он меня искал по всей больнице. Тема рассечения головы доминировала в разговоре, был ажиотаж, всем было любопытно, что произошло. Я смеялся над отсутствием мужской руки, злонамеренной инвалидной коляской, невидимых врачей - внезапно операция моей матери отошла на второй план, приглушенная таким зрелищным происшествием.
Через два дня я снова навестила маму, ее состояние значительно улучшилось.
Она явно поправлялась, и я больше не чувствовал себя слабым при ее виде.
«Эта повязка на моем лбу кое-что мне говорит ...» В дверях стоял доктор. - Это ты!
- Я ...
- Это то, что вчера все говорили - что она разбила голову, что врачи рухнули под землей и некому было колоть тебя!
- О да, правда, я думаю обо мне.
Дамы на кроватях усмехнулись.
- Видимо, не для врача, - выпалил один из них. - Вы видите другое, написанное для вас.
- Если бы я верил в то, что мне написали, я бы вообще не стал врачом, мисс Хенио, - засмеялся доктор.
Он громко смеялся, в целом был шумным и самоуверенным, энергичным и сладострастным. В своем имении он вел себя как правитель, но в целом произвел хорошее впечатление. Его внешность, несомненно, помогала - он был чертовски красив, очень высок, хорошо сложен, с мужественным, немного уже жизнерадостным, но все же молодым, веселым лицом. И, конечно, он был в белом халате. Белое пальто… сыграло в моей жизни особую роль.
Мне было десять лет, и мне сделали аппендэктомию
Мне было очень страшно, я впервые попала в больницу, впервые вдали от дома. Без родителей, среди чужих, больных. Это даже не детская палата, а хирургическое отделение маленькой провинциальной больницы. Среди больных было много серьезных случаев - они страдали, стонали от боли, больная раком женщина умерла в одиночной камере, ее крики были слышны повсюду.
Так что, хотя меня поместили в комнату с более молодыми и не такими больными дамами, мне не удалось избежать мрачной, удручающей атмосферы палаты. Я лежал в постели в ожидании худшего. А может, я умру, - думала, - операция не удастся или я заразлюсь? А может, это вовсе не аппендикс, а рак, как у той бедной истощенной женщины? Может, все мне изменяют, а я на самом деле смертельно болен?
Воображение 10-летнего уже работает на полную мощность, ведь вы видели какие-то фильмы, подслушивали разговоры взрослых, я уже знал об опасных ловушках жизни. Так что в день, когда должна была операция, мне было очень страшно. Мне бы хотелось сбежать, но как, где, в чем, ведь была зима, а на мне была только пижама.
Потом я увидел его. Сегодня я почти ничего не помню, кроме того, что он был очень высоким и казался мне самым красивым мужчиной в мире. Намного красивее даже, чем папа. И он был в белом фартуке.
- Оленко, это доктор Норберт, он вас прооперирует. Разве он не милый? - Сестра Аня была моей любимой медсестрой, здесь я доверяла только ей.
Но я все равно не могла произнести ни слова, так на меня повлиял вид доктора.
- Доброе утро, милая мисс. Я слышал, ты очень храбрый. Это хорошо, потому что действительно нечего бояться.
Я больше не был напуган. Ничего такого. Доктор Норберт мог разрезать меня на куски, а потом даже съесть, и я был бы рад.
- Ну и что, «тупой Джонни» и на коляску, или Оленька поедет со мной одна?
- Я пойду.
«Поехали», - и он взял меня за руку.
Прошла четверть века, а перед глазами все еще стоит этот образ, хотя сам я его не видел: маленькая, худая, очень напуганная девушка в белом халате привела в операционную сверлом. Дрегал с лицом ангела. Когда он держал меня за руку, я чувствовал, что со мной ничего, абсолютно ничего не случится. Я мог бы так продолжать, продолжать бесконечно, никогда не останавливаться, обойти Землю тысячу раз, миллион раз и не получить достаточно.
Я влюбился в него и поняла, что это значит
Он был любовью всей моей жизни, пока я не нашел более реальный и конкретный объект для своих чувств. Но я никогда не забывал доктора Норберта. Этот выглядел очень похожим, он был просто старше, и ангельское лицо было покрыто морщинами, которые делали ее более демонической. Это не мог быть он. Не могла? А почему бы и нет? Если моим родителям удалось сбежать из этого грязного провинциального городка в столицу, может быть, он тоже? В конце концов, его карьера была открыта для него, он, должно быть, был тогда очень молод.
- Александра Мацейчак, я дочка этой дамы, - я протянула руку доктору.
- Норберт Вахович.
Я снова почувствовал слабость. Это имя убаюкивало меня, как сладчайшая баллада - на столько лет! Пока мне не исполнилось шестнадцать, когда я встретила Юрека и впервые поцеловала своего парня, доктор Норберт был единственным главным героем романов и любовных историй, которых я так с нетерпением ждала.
Сколько раз я представлял себе встречу с ним?
Однажды я даже сел в поезд, чтобы ехать в свой родной город, в небольшую больницу, в хирургическое отделение. Мне было тогда пятнадцать, и я спрыгнула с поезда до того, как он ушел. У меня тогда было ощущение, что лучше не противопоставлять сны реальности. И когда по прошествии стольких лет воспоминания так сильно потускнели, что почти перестали существовать - вот они стояли передо мной, лично. Он. Мой ангел. Кто-то еще заговорил, засмеялся и исчез. Он уже был в коридоре, когда я услышал его слова: «А посмотрите на меня в моем кабинете, я посмотрю на эту несчастную голову».
- Конечно, он вырезал мне аппендикс.
«Ты помнишь», - мама странно посмотрела на меня. - Ты действительно его помнишь?
- Ну, в основном название, его сложно забыть.
Что еще я должен был сказать? Я никогда ни с кем не рассказывал эту историю. Мама тоже. Мама тем более. Я попрощался с мамой и вышел из комнаты. В коридоре, который в это время был пуст, я какое-то время стоял в нерешительности. Искушение найти кабинет доктора Ваховича было сильным. Словно на карусели, сценарии быстро крутились в моей голове. Сказать или не сказать? Посмотрите на мгновение и покажите рану, а затем убегите или начните разговор, еще не раскрывая прошлого.
Я почувствовал, что поймал его взгляд. Что из этого могло получиться? «Лучше не надо, - подумал я. «С моей головой все в порядке, мне не нужно никому показывать это, и пусть мои воспоминания останутся там, где они принадлежат, в той далекой туманности, которой они принадлежат». Я быстро выписался из больницы. Я мог бы не найти операцию, я мог бы забыть - если бы кто-то спросил. Но он не спросил.
Следующие несколько дней я не могла найти себя место
Доктор Вахович, как в старой, так и в нынешней версии, чувствовал себя как дома во сне - и наяву. Я был сбит с толку и потерял сознание. Я был у матери еще трижды, но больше с ним не встречался. Я тоже не решился спросить о нем. Тем более идти к нему в офис. При одной мысли у меня парализовало ноги и речевой центр.
Отец забрал мою маму из больницы. Она быстро поправлялась. Я навещал ее в ее квартире сначала довольно часто, потом реже, но мы никогда больше не говорили о докторе Норберте. Я боялась задать какой-либо вопрос, потому что думала, что не скрою состояние своих чувств. А произошло это так: я стал жить с Норбертом в параллельной реальности. Мне было интересно, как бы это было, если бы мы были парой, какой была бы моя жизнь, если бы я встретила его позже, если бы я могла заставить его полюбить меня.
Такая ерунда ... Мое воображение всегда работает полным ходом
И Норберт был для нее пищей, как дрожжи для вина. В тот день я рано ушла из офиса, нас уволили из-за перебоев в отоплении. Впереди у меня было два свободных часа, упавших с неба. «Может, я проверю свою маму», - подумал я. - Я должен сначала позвонить ... Эх, нет. Она определенно дома, слишком слаба, чтобы выходить на улицу. Я куплю фруктов, печенья, посижу и поговорим. Каждый день на это остается так мало времени, а мне так нравится разговаривать с мамой. Мы как друзья. Почему как"? Мы друзья.
Я был удивлен, что он не открывается сразу. Вдобавок я услышал небольшой шум, движение стульев или что-то в этом роде. Я с тревогой ждал за дверью, размышляя, использовать ли ключ. Наконец мама открыла его. Она выглядела нервной.
Он носил изношенные тапочки, как будто он там жил
- Почему ты не позвонил? Но раз уж ты ... ты знаешь доктора ...
Он стоял на пороге комнаты, без белого халата, но в старых тапочках, внезапно совершенно лишенный самоуверенности, столь дикой в больнице. Он выглядел действительно глупо.
«Но может я пойду, приду завтра, мама», - выдохнула я.
К счастью, я еще не снял пальто, поэтому повернулся на каблуке, и они меня увидели. Долгое время я не мог успокоить колотящееся сердце. Что ты имеешь в виду, сумасшедший, сказал я себе. - Ваша мать - одинокая женщина и имеет полное право принимать мужчин дома, иметь их в друзьях или даже в любовниках. Прекратите истерику! С другой стороны, у меня это не совсем уместилось в голове. Несколько минут назад у меня был роман с доктором, и казалось, что это только от меня зависит, случится ли это.
А когда это началось? Или даже когда он вырезал мне аппендикс? «Милая девочка, а мамочка еще красивее - должно быть, ему пришло в голову - надо проверить. И правильно, мама была милой. Она изменила своему отцу вместе с ним? Он виноват в разводе? Мы так мало знаем о своих родителях. Может, дело в последних неделях. Познакомились они спустя годы, в больнице, что-то щелкнуло, старые воспоминания и ... Я не могу ревновать, у меня нет права, моя мама никогда ни о чем не знала, а даже если, то что?
Должна ли она заботиться о возвышении маленькой девочки? Но теперь я чувствую, что меня ограбили. Как будто кто-то украл мои мечты, присвоил их, а затем воплотил в жизнь, осуществил их. Так и поступило самое близкое мне существо, самое любимое на свете создание. Какая ирония судьбы.