Света любила играть в лесу. Алевтина Павловна, женщина серьезная, строгая разрешала играть в саду и бегать до края огорода, отделенного от леса повалившимся забором, но маленькая проныра всегда уходила на лесную сторону. Бывало, забредала до самого ручья. Бабушка сердилась, но ни увещевания, ни угрозы не могли удержать шалунью вблизи избы. Тогда бабушка разрешила играть на опушке, но дальше поляны с раздвоенной сосной в лес не уходить!
Светлана обычно строила на поляне концертный зал и исполняла песни, которые выучила в школе, с бабушкой, или сочиняла прямо сейчас, на ходу. Плюшевый мишка, потертый лисенок и пластмассовый пес сидели полукругом и молча слушали, пока бабушка не звала Свету обедать. Так бы и случилось в этот солнечный мартовский денек, если бы на поляну не пожаловал новый гость.
Послушать Светину песенку из лесу пришел самый настоящий заяц. Света живых зайцев за свои семь лет жизни никогда не видела и очень удивилась, какой он большой и лохматый! Заяц на девочку внимательно посмотрел и неторопливо поковылял вглубь леса. Естественно, Света последовала за зайцем. Когда под ее резиновым сапогом хрустнула большая сосновая ветка, сердце у девочки так и замерло: испугается заяц и убежит! Но нет, зайка оглянулся настороженно, и, переваливаясь с задних лап на передние, неторопливо попрыгал дальше.
Не знала Светланка, как долго шла и бежала за ушастым зверьком, да только крыши деревни давно пропали из виду, скрылись за желтыми стволами сосен, мшистыми холмами и буреломами. Заяц привел девочку к самому краю болота, убедился, что она не идет в покрытую хрупким мартовским ледком трясину и в два прыжка скрылся из виду.
- Заенька, куда же ты? – с обидой крикнула Света. Но в ответ услышала только сорочий стрекот и далекий писк жаворонка.
Девочка огляделась. Болото, куда в старые времена селяне ходили по ягоды, бабушка велела обходить стороной. С тех пор, как неподалеку построили сахарный завод, по округе разносился приторный неприятный запах, пропали не только ягоды, но и грибы. Несколько раз в болоте пропадала убежавшая скотина. Старики поговаривали, что завод разбудил в этих местах нечисть, и людям тут гулять опасно. Жутко стало Свете, стала она думать, как вернуться домой, села на упавшее дерево и тихо заплакала.
У огромной ветвистой ивы неподалеку кто-то чихнул, Девочка притихла. Да, так и есть. Снова чихнули. Из дупла у самой земли летел клубами пух, сухая пыль и мелкие перья. Следом за облаком пыли, не переставая чихать, вышел приземистый пушистый человечек с метелкой в коротких передних лапках. Он старательно подмел порог своей норы. Вышел с маленьким деревянным ведерком и, насвистывая, пошел к ноздреватому сугробу, не иначе как за снегом.
- Простите, вам п-помочь? – решилась Света подать голос, - Доброе утро!
Человечек так и застыл на месте.
- Что? И зачем это сюда забрел человек? Да еще такой маленький? – ворчливо поинтересовался он.
- Там зайка был, большой такой, пушистый. Я хотела его погладить и заблудилась, - рассказала девочка, собираясь снова заплакать.
- Ах, за-аяц, - протянул человечек и сел на перевернутое ведерко - Это меняет дело. То самого лешего посланник был. Вот только отстала ты зря! Тут владения Черной водяницы! Нас, лесных духов она не трогает, а вот людям не сдобровать. Беги отсюда скорее.
- Да куда же мне бежать?
- Кто тут бежать собрался? - раздался громкий скрипучий голос.
Оказывается, Черная водяница давно выбралась на берег и смотрела на беседующих своими большими желтыми глазами.
Увидела Света водяницу и дар речи потеряла от страха. Угловатая, облепленная грязью, колючая сидела она на поваленном, погруженном в трясину дереве.
- Ни один человек из моих владений не уйдет! – проскрипела она, промазывая свежей ледяной грязью подсохший на солнышке бок. Замерла Свеланка, ни жива – ни мертва, только слышит, как сердце в груди бухает, огромное, тяжелое. А водяница тянет уже к девочке свои длинные кривые пальцы, шипит, приговаривает:
- Вы, люди, болото мое испачкали, завод свой липкий построили, ключи-родники затоптали. Раньше мне все звери лесные летней порой в ноги кланялись, а теперь одни мухи летают! Заходи ко мне в трясину, гостья дорогая!
Тут в черное рыло Водяницы прилетел меткий снежок.
- Ты потише, грязнуля, - пригрозил пушистый человечек, - Нам, топотунам, твои проделки давно надоели. Убирайся в болото!
- Прочь, мелочь земляная! Сейчас мое время! Время воды! – взвизгнула Черная водяница, прыгнула к топотуну, как кошка, и стукнула его длинной узловатой рукой. Отлетел малыш далеко, в кустах ракитовых скрылся.
- Подожди сердиться, Водяничка-сестричка! – попросила Света, - Так и быть, пойду с тобой в трясину.
- То-то же! – обрадовалась злодейка.
- Дай только мне с солнышком ясным проститься, последнюю песенку на воле спеть.
- Ну пой.
- Только мне на холм забраться надо, отсюда солнышко не услышит, а чтобы ты не боялась, что я сбегу, вместе пойдем.
Задумалась водяница, зашипела, страшно ей далеко от болота уходить, на холме воздушные духи гуляют, солнце ярко светит. Ну да, думает, сейчас вода кругом, снег тает, не пропаду.
Взяла Светлана за холодную склизкую руку Черную водяницу, повела на вершину холма, запела негромко.
Полетел над весенним лесом детский голосок, как звонкая птичка. Полились легкие слова. Света пела, как умела, что на ум придет, солнышко славила, о чистых водах тосковала, что на уме, то и на языке. Лес притих, выбрались из нор топотуны, расселись по ветвям сосен неугомонные свистульники, выглянули из под коряг моховики, старый леший притаился за толстой ивой, слушал, глаз медвежьей лапой тер. Приковылял из ракитника ушибленный топотун, но на холм подняться не решился, присел на коряге.
Замерла и Черная водяница, уставилась своими желтыми глазищами на беззаботную девочку, поникла вся, сгорбилась. Согрело ее солнышко, полились из глаз ее горючие слезы.
- Хватит, негодная, не пой! Ишь, жалостная какая, так и рвется тоска наружу… - зарыдала водяница в голос, - Никто меня такую не любит!
Полились мутные потоки по волосам водяницы, по лохматой мордочке, по рукам узловатым, сутулой спине, смыли липкую заводскую грязь, очистили, пропитали, откуда только вода взялась!
Жалко стало Свете водяницу, перестала она петь, обняла несчастную, не боясь испачкать новую курточку, водяница вся задрожала, забилась в рыданиях и осела на землю бесформенной грудой из коры ивовой, мокрого мха да жирной грязи.
- Водяничка! Что с тобой? – испугалась Света и принялась разбирать грязную кучу озябшими ладошками.
- Ну, тише-тише, внученька. Не торопись, – проговорил леший, отодвинув девочку в сторону, одним движением разгреб кучу и вынул оттуда маленькую кристально-прозрачную водяницу.
Светланка ничему уже не удивлялась, и леший ее вовсе не напугал. Похож он был на обычного деда, только в бороде его зеленел лишайник, а лапы были звериные. Ватник военный, как у папы, леший надел почему-то наизнанку. А так, дедушка как дедушка, валенки с калошами, шапка вязаная. Рядом крутился и давешний заяц.
- На вот, согрейся, - со смехом он вынул из-за пояса залатанную левую ватную рукавицу и протянул Свете.
- Спасибо, - взяла девочка огромную варежку, обе ладошки в нее провалились и быстро согрелись.
Леший тем временем спустился с холма, зачерпнул рыхлого снега, умыл маленькую водяницу. Та открыла янтарные глазки, потянулась прозрачными ручками и звонко рассмеялась.
Светлана тоже засмеялась и радостно запрыгала.
- Живая, правда?
- Много лет назад попала любопытная водяница в людской завод, запуталась там в котлах и трубах, изломалась вся, патокой липкой напиталась. Вывалилась из трубы заводской прямо в наше болото не водяница, а чудо-юдо, злодейка. Никого не слушала, никого не прощала. Всю округу в гнилое болото обратила.
- Деда, а ты волшебник? – спросила Света.
- Где там? – усмехнулся леший, - Это твой голос волшебный. И песня искренняя, ласковая, распутала старые узлы в душе Черной водяницы, залечила раны, очистила ее оскверненное тело. Теперь все будет хорошо.
Леший опустил маленькую прозрачную девочку-водяничку в быстрый ручей. Зарезвилась та, заплясала, словно рыбка, разлетелся по округе ее чистый смех.
- Вот твой новый дом. Придет лето, очистим болото, вернутся звери и птицы. А ты, Света, скажи Алевтине Павловне, чтобы приходила по ягоды.
- Откуда знаешь, как меня и бабушку зовут? – спросила девочка.
- Я всех в деревне знаю. А как же? И на заводе многих, кто давно работает. А меня Иваном Ивановичем величать. Ну, да будет лясы точить! Бабушка, небось, обыскалась. Спасибо, Светочка, что помогла нашему лесу. Твой чудесный голос не только духам поможет, он и людские сердца тронет. Живи с песнями, и все получится.
Светлана попрощалась с храбрым топотуном и добрым дедом. Хотела вернуть теплую рукавицу, но леший отказался.
- Оставь на память. Варежка это не простая. В любую стужу согреет. А до околицы тебя знакомец твой отвезет. Верно, Иннокентий? Крепче за уши держись, вмиг домчит.
Заяц приблизился с независимым видом, но безропотно позволил девочке забраться на спину. Дед свистнул, и длинноухий бросился вперед, только деревья замелькали. У Светы аж дух перехватило.
Алевтина Павловна так и села, увидав Свету грязную от ушей до пят, растрепанную, с огромной старой варежкой на левой руке. Запричитала, хлопоча вокруг внучки.
- Где ж ты пропадала, неслушница? Какой леший тебя носил? Я всю деревню обежала, корвалол пила…
- Песенки пела на холме. Иван Иванович тебе привет передавал, приглашал летом на старое болото по ягоды. Теперь все хорошо будет.
И Света весело засмеялась.