Мой отец был явно не самым приятным человеком на свете. Мать не выдержала его общества слишком долго – и когда я был еще совсем ребенком, они развелись. Большинство моих воспоминаний, связанных с отцом, касались его несдержанного характера и запаха дорогих сигар. Сейчас я понимаю, почему он стал таким – в девяностых у него был свой бизнес, и это тяжелое время сильно повлияло на его характер.
Общался я с ним крайне редко, максимум – раз в год, а когда я поступил в университет и уже позже нашел работу, мы и вовсе перестали созваниваться. Но около месяца назад он неожиданно сам мне позвонил. Я был крайне удивлен, ведь мой день рождения был нескоро, и никаких праздников тоже не намечалось. А когда я услышал его голос, то и вовсе занервничал. Обычно отец говорил строго, по существу, без лишних эмоций, и наш разговор длился не больше пяти минут; но в тот момент я был готов поклясться, что его голос дрожал. Он спросил у меня что-то будничное и незначительное, вроде «как твои дела», и стал интересоваться моей жизнью, что было удивительно. Я отвечал на его вопросы, и хотя мне хотелось спросить, почему он вдруг решил об этом поговорить, но не стал. Потому что тогда я впервые почувствовал, что отец дал слабину.
Мы созванивались еще около недели, и с каждым днем его голос становился глуше, обреченнее. Я пытался узнать у него, в чем дело, но тот уходил от ответа, и я начал подозревать неладное. Я решил съездить к нему, но дела навалились одно за другим, да и он вдруг сам перестал звонить.
Через пару дней мне позвонили и сообщили, что отца не стало, врачи сказали, что это был сердечный приступ. Поскольку других родственников у него не было, мы с матерью устраивали его похороны. Оказалось, что за последние пару лет он разорвал все связи и жил какой-то затворнической жизнью.
В тот холодный осенний день практически никто не пришел проститься с ним. Когда те немногие разошлись, мы с мамой еще некоторое время стояли над свежей могилой и смотрели на его улыбающееся молодое лицо, выгравированное на памятнике. Я думал о том, мог ли я как-то помочь ему, если бы приехал раньше, но старался отгонять эти мысли, все-таки его образ жизни довел его до подобной кончины.
- Когда-то он был совсем другим, - тихо сказала мама, опустив взгляд. – Мы познакомились еще в институте, тогда он был просто милым, амбициозным юношей… Он не должен был умереть так, в одиночестве.
Моя мама была сильной женщиной, и я впервые видел, как по ее щекам текли слезы. Она не проронила ни звука, пытаясь сдержать эмоции, но когда я приобнял ее, та уткнулась в меня, молча подрагивая.
К нему домой я поехал уже один. Отец продал свой дом и купил довольно большую квартиру на окраине. Я не был там раньше, и моим первым впечатлением от этой квартиры, был запах антиквариата. Он любил коллекционировать, правда, ни одну свою коллекцию не довел до конца. Из детства мне больше всего в память въелась его коллекция оружия. В основном это были клинки, старые, потертые временем, но красивые. Некоторые из них имели причудливое лезвие, некоторые очень богатую и красивую инкрустацию со множеством драгоценных камней. Эта коллекция больше других запомнилась мне как раз потому, что мне строго-настрого было запрещено к ней приближаться, поэтому в первую очередь, я решил поискать ее. Это было нетрудно – оказалось, что тот отвел клинкам целую отдельную комнату, больше похожую на небольшой музейный зал. Судя по всему, за эти годы его коллекция разрослась – появились красивые кинжалы, кортик, и была пара японских клинков – катана и, насколько я понял, вакидзаси. Но был и другой меч, который я, кажется, раньше не видел – он стоял в самом центре комнаты, и выглядел даже среди всего этого разнообразия весьма необычно. Его лезвие было черным, слегка изогнутым, и по нему шла искусная красивая гравировка в виде, судя по всему, каких-то рун. Этот клинок был больше похож на заказную сувенирную работу, чем на настоящее оружие. Я подошел ближе, чтобы разглядеть его получше, и что-то в мече показалось мне странным, неправильным, даже отталкивающим. Вскоре я заметил, что, несмотря на практически новенький вид, клинок, казалось, был чем-то заляпан.
Я стал присматриваться к нему, а затем аккуратно решил поковырять этот странный налет, но недооценил остроты клинка, и одним неаккуратным движением умудрился порезаться. Не сильно, но мне показалось, что в этот момент по мечу пробежал странный багряный отблеск. Это немного напугало меня, хотя я и не придал этому большого значения. Я вышел, чтобы найти пластырь, а заодно поискать что-нибудь, чтобы почистить меч.
Мои поиски увенчались успехом. Уж чего-чего, а любви к порядку моему отцу было не занимать – он всегда считал, что все должно быть на своих местах, и очень злился, если кто-либо трогал его вещи. Перед тем, как вернутся в оружейную, я окинул взглядом еще пару коллекций – сервант с прекрасным многообразием кошачьих статуэток и книжный шкаф, забитый старинной литературой. О да, для меня эти вещи также всегда были под запретом.
Кое-что в книжном шкафу мне показалось странным – одна из книжиц была подсунута наверх, в открытом состоянии и, зная щепетильность отца, он едва ли когда-нибудь оставил ценную старинную вещь в таком состоянии. Когда я подошел и аккуратно достал ее, я понял, что это записная книжка, причем в весьма себе плачевном состоянии - местами порванная, местами заляпанная чем-то. Большая часть страниц в ней была исписана, однако почерк явно принадлежал не моему отцу, да и содержание ее было на английском. С моими скудными познаниями в иностранных языках, шансов расшифровать ее у меня было немного. Однако, судя по всему, там было написано что-то о мече, и зарисованы странные знаки, напомнившие мне руны на черном клинке. Полистав книжку, я понял, что автор, судя по всему, пытался либо расшифровать эти руны, либо каким-либо еще образом изучал их. Раньше у отца не было подобных увлечений.
Однако, вспомнив о незаконченном деле, я вернулся к мечу и, забрав его, решил почистить лезвие. Странно, что отцу не пришло в голову сделать то же самое. Благодаря Яндексу я смог найти информацию о том, как это нужно делать, и, пошарившись в ящичках, даже отыскал специальные наборы для чистки оружия. Делом это было нетрудным, и, достав кусочек мягкой хлопковой ткани, я стал аккуратно протирать его. Налет отходил неохотно, но это занятие было настолько медитативным и так хорошо отвлекало от неприятных мыслей, что я быстро втянулся.
Теперь, зная насколько этот клинок острый, я обращался с ним очень аккуратно, но мои пальцы периодически так и норовили соскользнуть на лезвие. Это было странно, но еще более странным мне показалось то, что когда налет стал отставать от меча, я понял, что это очень похоже на запекшуюся кровь. О, у меня было много вопросов к отцу.
Мои размышления прервал телефонный звонок. Я отложил меч и развернулся к окну, выглядывая на сумеречную улицу, едва освещаемую фонарями.
- Никита, сынок, - голос мамы звучало устало и измученно. – Ты сегодня еще ко мне заедешь? Я блины испекла, давай посидим, отца помянем.
- Да, мам, - отозвался я. – Я уже почти закончил, сейчас оденусь и пойду.
- Хорошо, сынок.
- Ах да, мам. Я тут записную книжку нашел на английском, довольно любопытную, поможешь перевести?
- Да, конечно, - сказала она после небольшой паузы. – Только давай не сегодня, ладно?
- Нет-нет, это не к спеху, давай, скоро буду.
- Жду.
Поставив мобильник на блокировку, я засунул его в карман, и тут услышал лязг, заставивший меня резко обернуться. Следующие несколько мгновений прошли для меня словно в замедленной съемке, но я никак не успел отреагировать – в мою сторону, сам по себе летел черный меч,
и руны на нем подсвечивались жутким, багряным цветом. С него стекала кровь, словно взявшаяся из ниоткуда. Клинок впился в центр моей грудной клетки, с легкостью проходя сквозь нее, и я ощутил неимоверную боль. Она не была похожа на физическую, но мне казалось, словно что-то пожирает меня изнутри. Довольно быстро мой разум окутало спасительное небытие…
***
Как только тело Никиты рухнуло на пол, из таинственного меча хлынула неудержимая, ужасающая мгла, сопровождаемая жутким потусторонним смехом. Наконец тот, кто уже многие тысячи лет был в заточении этого треклятого артефакта, стал свободен. Для освобождения ему не хватало совсем немного энергии, и этот парень крайне удачно оказался здесь, и так любезно предоставил свою кровь темному созданию. Тот, кто владел мечом раньше, стал в последнее время совсем не сговорчив, и хотя сперва помогал ему находить жертв, но в последний месяц пошел на попятную. Видимо, он понял, с кем на самом деле имеет дело, и предпочел самому принять смерть, нежели выпустить на волю существо подобной силы. А зря, ведь он бы выполнил свое обещание. Что ж, в любом случае, это уже не имеет никакого значения.
Тьма ринулась прочь, на свободу, чтобы без следа затеряться в ночном городе.
Тело Никиты нашли утром. Он так и лежал, распластавшись, у окна в оружейной комнате. Следов насильственной смерти судмедэксперты не нашли, и, немного посовещавшись, вынесли стандартный вердикт – сердечный приступ.