Начало здесь...
Ещё один неприятный и странный эпизод. Я поняла, что это так, уже став совсем взрослой. А тогда... Короче, дядя Петя в отпуске поехал «в круиз» на теплоходе по Оби. И попросил (или распорядился), чтобы его встретили, поскольку он вымоется на теплоходе, а если понесёт чемодан, то снова вспотеет. Пристань была тогда на Чернышевском спуске. Встречать родители почему-то отправили меня, девчонку-школьницу. Ну я была воспитана в таком духе, что пионеры всем должны изо всех сил помогать, никаких сомнений не было. Не скажу, что он обрадовался, увидев меня, но это тоже было нормально, не помню, чтобы мне тогда кто-то радовался. Но чемодан мне отдал, и я тащила его до самого его дома на улице Державина. Чемодан был не тяжёлый, точно. Остались у меня два вопроса — действительно никто из взрослых не мог (или не хотели унижаться?) и почему мой дядя, не старик ещё, не понёс свой чемодан сам? Ему было не стыдно шествовать рядом со мной налегке? Никто уже не ответит мне...
А вот дядя Коля был добрейший человек. Золотые руки, умница, кажется, он умел и знал всё. Но... пил запоями. Всё пропивал, очередная жена его выгоняла, возвращался к нам. Работал, покупал снова лодку, рыбацкие снасти, ружьё, и так до следующего запоя. Много раз лечился (самыми «зверскими» методами) — ничего не помогало. Очень жалко его сейчас, а тогда я осуждала его, не зная, что это болезнь, полученная им по наследству, он был младшим сыном, а дед очень увлекался этим "делом".
Ещё один дядя - Паша. Он был старшим из маминых братьев, воевал, демобилизовался в чине капитана, а в Н-ске преподавал в топографическом техникуме. Жили они с т. Верой и сыном Алексеем в старом деревянном доме на улице Орджоникидзе рядом с оперным театром. Не знаю, почему, но с этой семьёй отношения у нас были не близкими. Встречались изредка по большим праздникам и только. Дядя Паша запомнился мне тем, что , когда за столом начинали петь, он «вступал» с оглушительным рёвом без малейшего намёка на мелодию. Конечно, все замолкали. Очень хорошо пел дядя Коля, папа подпевал ему тенором, иногда мама пела с ними тоненьким голоском.
Когда стала постарше, начались проблемы в школе. Точные науки мне давались легко, литература и русский язык за счёт чтения до школы и маминых замечаний — без проблем, а вот история... Неинтересно было и никак не запоминались даты. Уж мы их и рисовали цветными карандашами на листках бумаги, и на уроках по команде учителя показывали эти таблички вызванной к доске ученице, чтобы она ответила, какое событие произошло в этом году — мне ничего не помогало. Первая причина — не интересно, а вторая — я не привыкла к упорному труду, всё же давалось легко. Короче, не учила я историю. А поскольку папа контролировал мои «успехи» в старших классах, он договорился с историком Израилем Марковичем Зильберштейном, и тот на каждом уроке с иезуитской улыбкой вызывал меня отвечать к доске. Пришлось готовиться каждый раз. Ох как мне это не нравилось, а ничего поделать я не могла. Но «Изю» невзлюбила. И попозже, когда я встретила его на улице, уже поступив в НЭТИ, и он обрадованно стал меня расспрашивать, как у меня дела, я отвечала ему очень холодно и сдержанно, дура!
Очень было хорошо, что мы каждый год, начиная с 4-го класса, сдавали экзамены по всем предметам, подготовка к ним заставляла повторить или выучить то, что упустили раньше. В каждом экзаменационном билете было 2-3 вопроса, на которые надо было дать связный вразумительный ответ, 3-ей была задача или пример, их надо было решить. И мы не выбирали наугад из предложенных вариантов, как происходит сейчас на этом пресловутом, прости господи, ЕГЭ. Я сейчас ужасаюсь невежеству и безграмотности молодых, жалко их и стыдно за нацию, ей-богу! И смешно читать, когда пишут, какой невыносимый стресс испытывают бедные современные деточки на экзаменах. Учиться надо, и никакой экзамен не страшен, уж поверьте. Я считаю этот ЕГЭ вредительством и уничтожением образования нашего народа.