Джон Фаулз – Женщина французского лейтенанта, или как викторианская эпоха погоняет викторианством
Роман Любовница французского лейтенанта я задумывал прочитать очень давно, томился в ожиданиях, очень боялся перегореть в предвкушении величайшего современного романа. Набравшись смелости, я открыл первые страницы романа, также как, проплакавшись после преданнейшей, душераздирающей истории Хатико, я запустил кинопленку в надежде выдавить пару прозрачных жидкостей, которые бы слегка опалесцировали на моих щеках. Того же ждал я и от Фаулза, который должен был завести меня в мир культурного наслаждения викторианской эпохой, возвышенных мыслей, легкой рефлектации о хорошем и плохом. Смело могу сказать, что первую часть романа автор справился с этой задачей на ура, так сказать, с викторианской прытью. Сразу же нарисовав нам филантропа (особенно любивший филантропировать со слегка подмоченной репутацией юными девами), аристократического кроя викторианской эпохи, с научным складом ума, наша гипотенуза любовного треугольника – Чарльза (не Дарвина), его возлюбленную деву с не подмоченной репутацией, потому не настолько желанный, запретный плод с легкими нотками тупости , избалованности, викторианской аффектацией, шаблонными шуточками и самой что ни на есть фригидной личностью – Эрнестина (хотя по имени так и не скажешь, да?). И конечно та самая любовница (не побоюсь этого выражения – второй катет), которая слегка безумна, с горящими, как пламя очами, черными, как смоль волосами, развивающимися, будто змеи на голове у медузы Горгоны, стоит взглянуть в них и ты пропал, провалился бездонную яму, когда ты летишь весь трепеща, потеряв значение времени и пространства, та которая по большей части молчит, но если говорит, то режет по больному, до самого мяса – прошу любить и жаловать – Сара (забыл добавить - образ исключительно викторианский).
Вот об этом любовном треугольнике Пифагора и состоит все повествование, только о нем все мысли и споры, что мне кажется, совсем уж слабым, хотя Фаулз пишет красиво, плавно, в духе викторианства или по викториански с викторианской природой и образами (искренне надеюсь, что Фаулз рофлил над читателем так много раз употребив в романе слово «викторианство» в различных склонениях, наклонениях), кому как нравится, во всяком случае, мне повествовательный стиль напоминает буклетный, поначалу автор пытается излить на умирающего от жажды читателя все накопившиеся обороты, сравнения, метафоры. Ближе к середине Фаулз признается в излишестве количества воды, в которой можно утонуть, но утонуть со счастливым чувством образованности, потом становится немного скучновато на обороты, но веселее по смыслу.
Стиль написания романа Фаулза кажется заумным, но это не так, присмотритесь повнимательней, постоянные вставки исторических событий, достижений, философских учений, и как же без уже моветона - античность (хотя сам я влюблен в тот краткий разумнейший миг человеческой истории, всплеск волны, которая тянет нас с божественной силой на дно современности), о которых после нет ни одного слова разъяснения, нет осмысления. Возможно это трюк автора, но как по мне совсем не оригинальный, сразу представляется картина: находясь в кругу друзей, вы рассказываете историю и постоянно отклоняетесь от темы: «пошел я в магазин за колбасой, а вы знали, что колбаса упоминалась у Гомера в Одиссее? А то, что Гомер переводится как незрячий?» и что вы подумаете о таком рассказчике? Все верно – верхогляд.
Твое лицо, когда увидел очередное незнакомое слово в романе и нужно гуглить, чтобы понять его значение:
Фаулз искусно расчерчивает нам благородный образ гипотенузы-Чарльза, образ получается идеальным, ровным, математически точный, гладким, как щечки новорожденного, в них нет изъяна. Главный герой остроумен, аристократически возвышен, опытен, в меру суров и по мальчишески непринужден. Но под конец что-то пошло не так, на нас как бы принудительно надевают розовые очки, притягивают за уши былые заслуги, мы начинаем не замечать реального Чарльза, который низок, падок на женщин легкого поведения, неблагонравный. Чарльз выступает смельчаком, но в каких ситуациях? Что стоит только отважный поступок, когда главный герой подсчитывает свои шансы заразиться сифилисом в уютном публичном доме или в темном закоулке, каков храбрец. А? Ведь выберет он рисковый вариант. Чарльз ладит и сюсюкается с обездоленными детьми уличных проституток, а значит будущий хороший отец, чем не завидный жених? Да и щедрости нет границ, накидывает пару золотых проститутке, облевав при этом все в маленькой, скромно обставленной комнатушке с ребеночком по соседству, завистники скажут: безнравственный, а любители Фаулза: покровитель, человеколюб.
Даже меня автору удалось ввести в заблуждение, когда читая про страсть к свободной, своенравной Саре, мне стало казаться, как же «чертяга» Фаулз закрутил. И у меня тоже иногда такое бывает, что занимаешься саморазрушением, все осознаешь, но все равно причиняешь себе вред, впадая в забытьё, смотришь на происходящее с собой со стороны зрителя, поражаясь, как можно быть таким недоумком. Но если задуматься над внезапной страстью Чарльза, откинуть ранее нарисованный идеализирующий образ, то мы увидим его обнаженного, который стоит перед нами без одежды, не собирается прикрываться от наготы, не стесняется, а скорее даже выпячивает свое похабное хозяйство на всеобщее обозрение. Чарльз бросается в утешительные объятья Сары только, как мужчина с ущемленным достоинством. Ведь его скудоумная и капризная Эрнестина становится на ступень выше его, когда он лишается наследства. А Чарльз, хоть и викторианский аристократ, но мерит благородство только деньгами и ничем другим.
Создается впечатление, что Фаулз намерено вводит в заблуждение читателя изначально делая Чарльза идеальным во всех отношения, а потом все ниже роняя его в наших глазах, ведь если мы задумываемся на секунду, то увидим жалкого типа, который напивается, посещает уличных проституток (да-да, несчастную, добрую, наивную проститутку с маленьким ребенком, который полюбил Чарльза, от этой банальности хотелось хорошенько проблеваться , хорошо хоть Фаулз художественно изобразил весь процесс и не надо было фантазировать), при этом не испытывая никаких угрызений совести, то есть тип то аморальный. Помимо предательства, которое Чарльз совершает со своей невестой, он также безжалостно отрезает от себя своего слугу Сэма, чьи рабские проблемы его не волнуют. Фаулз правда не сдается и ловко различными рассуждениями за жизнь всячески выгораживает, обеляет своего главного героя, словно одинокий моряк пытается залатать с помощью скотча пробоину нанесенную айсбергом Титанику. После образ становится совсем жалок, когда Чарльз не желая того (и вы мне не докажете, что желал), начинает искать Сару, но это как проблема, которую нужно решить и ты берешь всю волю в кулак, спрашиваешь: где проблема? Дайте мне ее сюда, сейчас я ее в клочья, я ведь готовился. А тебе отвечают: проблемы нет, она сама собой решилась. Ты конечно пыжишься, всячески показываешь, что ты с проблемой бы одной левой, а в душе такой кайф, что ничего делать не нужно и можно расслабиться.
Теперь давайте поговорим о концовках, которых несколько, что уже очень оригинально (нет). В каждой из концовок явно Фаулз заходил в тупик, не мог крутануть так, чтобы голова у читателя отвинтилась. Ведь такой гений слова, читающий различные философские, научные учебники, не может завершить банально, да? Но нет, Фаулзу с успехом удается это сделать в трех (в трех, Карл!) концовках. Только не надо мне говорить, что это оригинально, взгляд под другим углом, на то как взрослый мужчина ведет себя неподобающе, не держит своего слова, а потом ловко в двух концовках прикрывает свою пошлую наготу простынкой под названием «Свобода». После прочтения я случайно разговаривал с одним из лекторов, который спросил у своей аудитории, какую бы концовку вы выбрали для себя? На что 95% подняли руки и уверили, что концовку, где Чарльз становится самим собой, даже через падения в общественном мнении, потери в деньгах, а это все на тот момент для викторианской эпохи означает жизнь только отшельника в различных заморских странах. Когда я услышал это, то с отвисшей челюстью и округлившимися глазами спросил Лектора: «и вы даже не сняли перчатку и хорошенько не хлестнули ей эту нагло врущую аудиторию?». Лектор скромно потупил глаза от стыдливости: «я не мог это сделать, это ведь Фаулз – экзистенциалистский писатель, да и люди были молодые, неопытные».
Надеюсь, я не открою вам глаза сказав, что любой бы из нас выбрал вариант, когда Чарльз возвращается к Эрнестине, и долго и счастливо ею крутил посещая подворотни, пьянствуя с такими же элитными аристократами, которых продали, как овец в мужья дочке торгаша. Прочтя это, блаженный гнев взойдет в вас. Но если вы осмыслите, взгляните на свои желания, свое времяпровождение на то, как говорите, что носите, что думаете, то вы поймете, что конформизм победил вас (нас). Чем быстрее вы примите эту истину, тем быстрее изменитесь, перестанете жить в пузыре ограниченного мышления. Потому мне искренне не понять, как мог такой образованный, начитанный автор как Фаулз, ставить своего главного героя в тяжелый выбор несвободы, который был перед Чарльзом при женитьбе на Эрнестине, и такую легкость выбора свободы, при отказе от всего и обретя такую неизвестную свободу. Суть всей современной философии заключается в том, что человек прямостоящий боится свободы, как ада, как раскаленной кочерги, которая оставит на чистой коже уродство (отличие от других людей).
Резюмируем: роман «Женщина французского лейтенанта» обрушился на меня всей своей экзистенциалистской силой общественного мнения, но не оставил ни трещинки, ни выемки на моей каменной душе.
