Под занавес Советского Союза народный энтузиазм был уже не тот. В конце 80-х многие партийные и комсомольские функционеры занимались формализмом, двуличничали и внушали людям совсем не то, что они думают на самом деле.
Особенно это было заметно в провинциальных городках, в одном из которых я в то время и оказался. Меня выбрали секретарем комсомольской организации, как мы бы это сейчас назвали "бюджетных учреждений". В ней было человек 70, но на собрания ходили чуть больше половины. Конечно, с нежеланием и из-под палки.
Нет, люди не чувствовали еще ветра перемен, и никто не знал, что пройдет каких-то 600-800 дней, и не будет ни компартии в том понимании, в котором она была, ни Советского Союза. По-прежнему оставались в силе лозунги "Выполним и перевыполним", в пионерских лагерях разучивали патриотические песни, и по-прежнему все основные вопросы решались на втором этаже главного здания в городе - в райкоме партии, хотя райисполком находился на первом.
Сейчас я думаю, что тогда люди уже стали уставать от формализма и вранья, а коммунистические прописные истины набили оскомину. И все понимали, что то, что написано в моральном Кодексе строителя коммунизма, - совсем не то, что происходит в жизни.
Мы с женой, как молодые специалисты, впервые в полный рост столкнулись с тем, что на нашу совместную зарплату в 350 рублей купить было совсем нечего. Да, пару лет назад уже не было сахара и стали исчезать с прилавков и другие продукты. Но было слово "достать", и как-то "доставали". А тут - уж совсем ничего. Гастроном встречал нас пустыми полками, а в ларе для овощей лежала лишь гнилая мороженая картошка. Продавцы что-то выбирать из нее отказывались и предлагали покупателям заняться этим самостоятельно. Люди молчаливо копались в грязном месиве.
Да, справедливости ради надо сказать, что кое-какие продукты еще оставались. Был хлеб, не лучшие консервы - типа, "Завтрака туриста", сок в трехлитровых банках, некоторые крупы и макароны. Кое-что еще привозили, и за этим "кое-что" и уже без разницы за чем выстраивались очереди.
Нас спасал кооперативный магазин, работавший в полуподвальчике соседней пятиэтажки. Там продавалась тушеная крольчатина в 500-граммовых банках. Цена кусалась, но мы тогда выживали только на этом. Я не знаю, откуда тек нескончаемый ручеек кролячих поставок. Но он тек. Кому-то это, значит, было выгодно.
Деньги в верхнем ящике стола копились, и, если судить по их количеству, можно было смело сказать, что для молодой семьи мы достигли высокого уровня благосостояния. Но они потому и копились, что купить на них было нечего. Даже рабочий стол для кухни мы собирали из тарных упаковок, выброшенных на помойку.
А тогда, на собрании, я пытался говорить о нашем комсомольском бездействии,
и о том, что мы не выполнили ни одного из намеченных на начало года пунктов. И вдруг понял, что устал смотреть на этих ерзающих на стульях мамочек, которые торопились успеть в детсад за детьми или просто домой, где их уже ждут с ложками мужья, и что мысли их далеко-далеко.
И тогда я вынес на голосование вопрос, который значился вторым на повестке дня: "Кто за то, чтобы распустить комсомольскую организацию госучреждений по причине ее ненужности и нецелесообразности".
Сначала оторопь взяла всех - никто и повестку даже не читал, а оглашенную на собрании, не понял. Но потом я увидел одну поднявшуюся руку, вторую и третью. Все проголосовали единогласно. Последним руку поднял я.
Так не стало одной комсомольской организации в маленьком городе. Интересно, что эта новость не сразу дошла до райкома партии, хотя протокол собрания я уже на следующий день передал в райком комсомола. Шло время, а меня никто и никуда не вызывал и не ругал. Всем уже тогда стало все равно.
На другое, более хлебное место, переводился редактор нашей районной газеты. В приватном разговоре со мной он спросил: "Хочешь быть здесь редактором?"
Я был искренне удивлен, мне едва только исполнилось 22 года. Но он заговорщицки продолжал: "Я тебе подскажу, как. Пиши заявление в партию. Через месяц тебя примут кандидатом - и должность твоя. Я за тебя поручусь, и этого будет достаточно".
- А как же факт того, что по моей инициативе развалилась комсомольская организация? - спросил я.
- Ты воду-то не мути и вообще молчи про это. И так все и все знают, им конкретный человек на этом месте нужен, а не твой комсомол. Это вообще левая тема.
Через день я пришел и сказал, что не буду писать заявление в партию, потому что скоро ее не будет.
- Ну и дурак, - спокойно сказал мне много повидавший в этой жизни редактор.
Так я и не занял его место.
Иногда я думаю, откуда я тогда мог знать о том, что произойдет? И ведь как в воду глядел.
Спасибо, что дочитали. Подписывайтесь на канал, ставьте лайки!