РАССКАЗЫ О БЕЛАРУСИ
Книга втора
Глава двенадцатая
И кровь, и стоны
За проявленный героизм Янка был представлен к награде. Но, помимо награды, в том же бою он получил тяжёлое ранение. Так как всех кавалеров георгиевских крестов отвозили на лечение в Санкт-Петербург, то в их числе оказался и Янка. Столица поразила Янку обилием красивых особняков и широтой своих улиц. Даже больница, в одной из палат которой он оказался, поражало воображение бывшего деревенского парнишки своей чистотой и порядком.
Здоровье Янки улучшалось день ото дня. Чего никак нельзя было сказать о политическом здоровье Литвы и Польши. Вскоре после взятия Варшавы войсками генерал-майора Суворова, легальная политическая жизнь в этих странах фактически прекратилась. Итогом политической смерти стал третий и окончательный раздел земель Литвы и Польши между тремя дальними родственниками, занимавшими российский, прусский и австрийский престолы. Хотел поучаствовать в этом дележе и племянник матушки- императрицы – шведский король Леопольд, но матушка-императрица не допустила своего племянничка до лакомых кусков земельного пирога.
Если коротко коснуться причин поражения восстания Тадеуша Костюшко, то можно, видимо, назвать безмолвие литовских и польских хлопов, не наделенных гражданскими правами. Гражданами Литвы и Польши были только представители шляхты. Да и мещане то наделялись правом избирать и быть избранными, то в один день этого права лишались. Две политические партии - партия «белых» и партия «красных» не смогли между собой договориться и в ходе следующего восстания 1831 года. И самым больным вопросом вновь стал вопрос о земле и воле для лиц крестьянского звания.
Если же говорить о последней битве за предместье Варшавы, то даже хитроумному графу Палену не удалось отыскать среди поляков ни одного предателя. Около десяти тысяч польских мещан, включая детей и женщин, погибли под станами своей столицы. Грозовые облака политического и экономического бесправия окутали земли Литвы и Польши. Главной фигурой на оккупированных землях стал русский посланник – господин Булгаков.
Казалось бы, матушке-императрице следовало бы радоваться. Ведь анархическое государство, каким она всегда именовала Польшу, бесславно почило. Но надо знать женский характер матушки-императрицы. Ведь трупу, чьим бы этот труп не был, уже никак нельзя отомстить. На то он и труп. Привычка же находить удовольствие в мщении присуща многим женщинам. Прежде чем рассказать о том, какой вид мести придумала матушка-императрица, скажем, что многим казался странным тот факт, что, отбирая земли у российских православных монастырей и предавая эти земли служилому сословию, она так рьяно отстаивала попранные права православных верующих в Литве и Польше. Не лукавя скажем, что Литва нужна была матушке-императрице для того, чтобы раз и навсегда пресечь бегство в Литву русских крепостных крестьян, где они из крепостных сразу становились податными крестьянами, хоть и с весьма усеченным набором прав, но их уже нельзя было продавать и выменивать на коней или собак. И проигрывать в карты тоже. Ну и реки Литвы с их активным судоходством матушку-императрицу тоже весьма интересовали. Польшу же она рассматривала в качестве барьера от агрессивных выходок своего двоюродного брата - прусского короля Фридриха Второго. Ей льстило одно то, что по её приказу двенадцать тысяч польских крылатых конников, не отличавшихся, как её казалось умом, но наделенных изрядной долей отваги, помчатся туда, куда она им прикажет. Все эти «полячишки» должны были впредь питаться с её «материнской» руки. Но, скрывая свои истинные интересы, матушка-императрица на первый план выдвигала защиту своих единоверцев в Литве и Польше. Так уже принято в этих дворцовых покоях: думать одно, а вслух говорить другое. Многие политики со временем теряли способность отличать ложь от правды. Главным для них была выгода и трезвый расчет при достижении этих выгод. Нравственные нормы при этом уже никем из них не учитывались. Нельзя не сказать и о том, что польские дела выпили у матушки-императрицы много крови. С 1786 по 1795 год портным пришлось трижды ушивать её наряды. Матушка худела от волнения, о чем она писала в письме к своему фавориту князю Потемкину, покорявшему в те дни Очаков. Намекая ему на то, что лишь он один смог бы вернуть ей покой и доброе расположение духа. Ведь матушка-императрица была не только царицей, но и женщиной с отменным физическим здоровьем. Но князь Потемкин в ту пору сам страдал от сильнейшей ипохондрии и поэтому ничем не мог помочь матушке-императрице. Даже грозился подать в отставку, если матушка-императрица будет настаивать на его активности.
После того как польскому королю Станиславу Августу Понятовскому стало нечем управлять, он, разумеется, отрёкся от трона. Но трон первых польских королей из династии Пястов, на котором Станислав до времени восседал, продолжал стоять в его дворце. Вот эту сакральную «вещицу» и приказала доставить в свой Зимний дворец матушка-императрица. И не с тем, чтобы любоваться на польский трон, разместив его в своей малиновой гостиной, а превратить польский трон в подобие стульчака для отправки своих естественных нужд. Она уже видела то, как лакей, достав из-под польского трона ведро с царскими «отходами», спускается с этим ведерком по тайной винтовой лестнице, по которой автор этих строк, минуя реставрационные мастерские, бессчетное количество раз взбегал на второй и третий этажи Зимнего дворца. Кстати сказать, именно по этой лестнице много лет назад тайно пробирался в покои невесты цесаревича Петра - будущей матушки-императрицы - её страстный любовник - польский посланник в Санкт-Петербурге и будущий король Польши. Но не будем никого судить. И сами мы в юности были в этом смысле изрядно хороши.
Обозрев польский трон с круглым отверстием посредине, прорезанным умелыми руками дворцового плотника, матушка-императрица назначила день, в который она в присутствии первых лиц государства, половину из которых составляли её бывшие и нынешние фавориты, сперва просто воссядет на этот трон, ставший стульчаком, а потом, при задернутой шторе, извергнет из себя все то, что её организму уже больше не требовалось. Акт низведения вещи сакральной, каковым был трон династии Пястов, до уровня низкой вещи, должен был сопровождаться громкой музыкой и салютом.
И вот бархатная штора, скрывающая матушку-императрицу, воссевшую на польский трон, задернута, и все придворные ждут характерных звуков. Ждёт эти звуков и лакей, которому было приказано вынести царский горшок со всем его содержимым, что станет сигналом для оркестра, разместившегося в Георгиевском зале, а потом и для пушкарей-артиллеристов. Но проходит минуты, проходит другая, а желанных звуков все нет и нет. Через пять минут своды малиновой гостиной оглашаются истошным криком матушки-императрицы. За первым криком следует второй. Потом сразу третий. И скоро все крики матушки-императрицы сливаются в один нескончаемый дикий вой.
Придворные бросаются к матушке-императрице, уже не сидящей на польском троне, а ничком лежащей на нем. Поправляют её гардероб и переносят матушку-императрицу сперва на диван, а затем и в спальню.
Два долгих дня своды Зимнего дворца оглашаются её стонами и криками. Придворные медики уверены, что причиной невыносимых болей стала острая кишечная непроходимость. Многие из нас могли испытать подобие таких болей, вызванных перееданием. Но эти боли могут утихнуть после посещения известно места. Но боли при острой кишечной непроходимости не устраняются с посещением туалета, так как, сколь ты не тужься, толку не будет.
Шестого ноября 1796 года рано утром во дворец приехал сын матушки-императрицы - Павел. Его мать уже не могла кричать, а лишь тихо стонала. К вечеру она отошла, и все придворные склонили свои колени перед новым императором Павлом Первым. Когда Павлу Первому сообщили, что смерть его матушки наступила после её «воцарения» на польский трон, Павел дал себе слово уговорить своих родственников – прусского короля и короля австрийского - вернуть Речи Посполитой её земли. Но, как поется в той песне: кто ж ему это даст? Уже хорошо известный нам граф Пален вскоре сумел организовать убийство сына матушки-императрицы, так как возврат чужих земель не входил в его личные планы. Да и англичане не могли простить Павлу Первому выхода России из антифранцузской коалиции. Кстати сказать, согласно официальной версии, и мать и сын - оба скончались от "апоплексического" удара.
Закончить эту главу мне хочется примером из древней истории. Некогда филистимляне похитили у израильтян один весьма сакральный предмет, не воздав этому предмету необходимых почестей. Со многим из них случилось примерно тоже, что случилось и с матушкой-императрицей. Страдая запорами и не имея физической возможности сидеть на корточках целыми часами, филистимляне первыми на земле изобрели подобие унитаза. Но не из фаянса, а из верблюжьей кожи. В синодальном переводе русской Библии это место могло быть вымарано по этическим причинам в связи с упомянутым случаем с матушкой-императрицей. Но в греческом и в латинском переводах Библии о таком неуважении к сакральным предметам говорится весьма подробно.
А вот как об этом написал поэт:
Старушка милая жила
Приятно и немного блудно,
Вольтеру первый друг была,
Наказ писала, флоты жгла,
И умерла, воссев на судно...» («судно» — в старину на Руси так назывался "ночной горшок")
(Пушкин. 1824)
Но не будем никогда радоваться чужой беде. Ведь и поэт, как мы помним, закончил свою жизнь ничуть не лучше.