Вероятнее всего, многие из вас впервые слышат это имя (в отличие от имени вездесущего Колхаса)

Вероятнее всего, многие из вас впервые слышат это имя (в отличие от имени вездесущего Колхаса). И в этом нет ничего удивительного — реализованных построек у Прайса не так много. Но среди работ, оставшихся на бумаге, была одна такая, которая повлияла на мировую архитектуру не меньше, чем Пантеон или Дом Наркомфина. Речь идет о Дворце Веселья, разработанном в 60-е годы.

Это даже не здание — скорее подвижный механизм для массовых мероприятий, похожий на судостроительный завод. Планировка у него аналогична церковной: базилика с центральным «нефом» для концертов, спектаклей и кинопросмотров и два «придела» по бокам — для кафе и баров. Все подмостки, заграждения и декорации внутри Дворца можно перемещать и комбинировать с помощью подъемного крана, неподвижными остаются только балки и решетки под потолком.

Для людей XXI века в этом нет ничего удивительного — мы привыкли к многофункциональным пространствам, которые не диктуют, чем заняться, и оставляют этот выбор за нами. Но полвека назад изменчивость или, как говорил сам Прайс, «просчитанная неопределенность» Дворца Веселья совершила революцию: никогда прежде архитектура не была настолько гибкой, способной к трансформации.

Прайс тринадцать лет бился за разрешение на строительство Дворца. Тщетно: мешали то власти, то церковь. Но его идеи не умерли, и десять лет спустя в Париже открылся Центр Помпиду. Авторы проекта, Ричард Роджерс и Ренцо Пьяно, назвали Дворец Веселья отправной точкой. И хотя Помпиду получился сравнительно неповоротливым, кое-что от Дворца Веселья в нем действительно нашло место — в том числе абсолютная толерантность.