От редактора:
Здесь я буду публиковать лучшее из документальной книги "Вира якорь!", автор которой - мой папа, Егоров Владимир Николаевич - штурман дальнего плавания, капитан-лейтенант запаса, в советское время ходивший на Кубу, в Индию, Африку, Сирию и многие другие страны, переживший такие приключения, по которым можно снимать блокбастеры, спасший за годы своей работы множество жизней и неоднократно спасавшийся сам.
Читтагонг. Часть 17
Подъехали к дому мсье Гринера, где-то недалеко от города. Дом двухэтажный, шикарный даже для Канады, стоит метрах в пятидесяти от дороги на небольшом пригорке. Что меня удивило, так это отсутствие заборов и широкая со ступенями зеленая синтетическая ковровая дорожка, ведущая от дороги к дверям дома. Это впечатляло.
Зашли в дом. Буржуй с похвальной гордостью стал показывать нам устройство комнат и туалетов. Мы с Васей старались не выдать своего удивления. Хотя, по правде сказать, в начале семидесятых годов прошлого века ничего подобного в Советском Союзе не было.
Канадцы внимательно следили за нашей реакцией, но мы с Васей, верные идее построения развитого социализма в условиях бесклассового общества, вежливо кивали головой и особого восторга не проявляли.
В конце концов Вася Горбенко прямо спросил: «А где тут бар?».
Молодежь, у которой с юмором все было в порядке, не выдержала и расхохоталась. Но буржуй Артур Гринер упорствовал в своем желании доказать нам преимущество капиталистического строя. Спрашивает меня: «Нет, Володя, ты скажи честно, у вас в России такие дома есть?». Отвечаю: « Нет, Артур, таких домов у нас нет. Но у нас ведь и капиталистов нет». В этом месте молодые канадцы радостно заржали. Видимо, их дома были гораздо скромнее. «Но я вам обещаю, Артур, как только у нас в России возродится капитализм, я построю себе такой же дом».
Теперь уже смеялся Вася Горбенко. В то время это звучало, как хорошая шутка юмора. Возрождение капитализма в России тогда даже во сне никому не снилось. Однако, как показал дальнейший ход событий, шутка моя оказалась вещей и мне впоследствии самому пришлось поучаствовать в возрождении капитализма в России.
Я иногда думаю, может не стоило мне тогда так шутить? Но дом такой же я себе через сорок лет построил.
Артур Гринер призадумался над моими словами. Видимо, не мог себе представить, как все это будет в России происходить. Потом махнул рукой и говорит: «Пошли в подвал. Там у меня мой охотничий клуб и бар. Женщин я туда не пускаю». В подвал со второго этажа спускались на лифте. (Зачем в двухэтажном доме лифт?).
«Подвал» оказался настоящим музеем охотничьих трофеев, оборудованный с той же неудержимой роскошью, что и весь дом. По стенам развешены ружья разных калибров, шкуры и чучела убитых животных, в основном африканских.
Я тут же по этой теме рассказал, как мой папа, когда я был маленьким и мы жили на Южном Урале, стрелял лосей и горных козлов и я вырос на этом мясе. Казалось бы, ничего удивительного. Так, к слову пришлось. Но канадцы очень удивились: вы питались лосиным мясом!? А что, в магазинах не было детского питания и полуфабрикатов из телятины?
Пришлось им сообщить, что вообще-то не было магазинов, а был папа-подполковник, герой войны тридцати лет, который в свободное от службы в полку время бегал на лыжах по лесу за лосями, валил их из карабина, и эти мясом кормил меня с братьями и солдат в лазарете своего полка.
Канадцы были шокированы этим сообщением. Мы сели вокруг стола и они уже без всяких шуток вполне серьезно стали задавать мне вопросы о моем отце, нашей семье и нашей жизни. И какой войны герой мой отец?
Мне тогда было всего 24 года, все казалось легким, в порядке вещей. В том числе и наша прошлая жизнь. Казалось, что настоящая война была только одна. Вроде все должны об этом знать.
Я коротко и без всякого трагизма рассказал, как мой отец, когда ему было 23—24 года, воевал с немцами, был начальником штаба полка, как он был ранен последний раз в Сталинграде, как погибли его брат, моя бабушка по маме, как мой старший брат Виталька попал в блокаду в Ленинграде и его под бомбами вывозили по Ладожскому озеру, как потом отец служил в Генштабе, кое-что про Корейскую войну и свое детство в Пхеньяне.
Канадцы как-то притихли, веселье прошло. Слушали внимательно, спрашивали, что было дальше. А дальше получалось, что нормально мне с моей семьей и с отцом пришлось пожить только года три-четыре перед окончанием школы. А потом опять: училище, шесть лет казармы, пароходы и подводные лодки. Мне тогда это казалось нормальным, а канадцы призадумались. Видно по всему, не представляли они как мы живем в России, а о войне с Германией они давно забыли.
На минуту все замолчали. Я предложил Васе рассказать, как он жил в Одессе, когда во время оккупации в ней хозяйничали румыны. Но Вася отказался: «Не надо. Хватит с них. А где тут бар, в конце концов, или мы не будем пить?».
Вытащили бутылки, стаканы и закуску. Налили. Канадцы сидят в подавленном настроении, о чем-то размышляют.
Нет, думаю, так не пойдет. Пить в таком настроении — здоровью вредить. Спрашиваю буржуя: а каким видом деятельности вы достигли таких замечательных материальных высот? Вы, что, торгуете африканскими алмазами?
Ребята повеселели и объяснили мне, что Артур Гринер — это спичечный король. Он владеет всеми спичечными фабриками Канады. Я выразил свое восхищение, но тут же поинтересовался: а каково же качество ваших канадских спичек? У нас в России спички делают из первосортной хвойной древесины, а вот европейские бумажные спички я просто ненавижу.
Глаза Артура Гринера засветились гордостью. Канадцы почти синхронно вытащили из карманов спичечные коробки и продемонстрировали качество канадских спичек. Мы с Васей как специалисты дали заключение: да, спички настоящие, не хуже русских.
Фабрикант это воспринял с чувством глубокого удовлетворения. Он дал мне свою визитку и сказал, что, если в России возникнут трудности со спичками, то стоит только позвонить ему в Канаду, и Россия будет спасена. Но мы с Васей успокоили его, сообщив, что волноваться не стоит, в России производство спичек налажено на должном уровне. А запасы елок для их производства практически не ограничены, не то что в Европе.
Гринер сначала не поверил: «А что, у вас действительно так много лесов?». Он по своей простоте думал, что большие леса есть только в Канаде. Но мы с Васей опять его успокоили. Рассказали, что у нас есть такое местечко — Сибирь. Она примерно раза в три больше Канады и практически состоит из одних елок.
Тут мы выпили за процветание спичечной промышленности в России и Канаде.
И война с немцами и Южный Урал как-то постепенно забылись.
Вечером канадцы привезли нас чуть тепленьких на пароход, долго прощались и пообещали завтра в 16.00 опять за мной приехать.
На следующий день за обедом Иван Петрович высказал сомнение, что я не выдержу такого режима «труда и отдыха». Мне и правда уже было тяжеловато каждый день пьянствовать на английском языке и в перерывах исполнять свои штурманские обязанности.
Посовещались в кают-компании с капитаном и помощниками и решили: кое-какие обязанности с меня временно снять, чтобы я мог спать хотя бы 5 часов в сутки. Общение с канадцами продолжить. Здоровье должно выдержать. А главное такую разговорную практику на английском нигде не получишь.
Короче это безобразие продолжалось дней десять, канадцы оказались крепкими ребятами. Мы побывали у каждого из них в семье, пили на природе, с их друзьями и партнерами по бизнесу.
Но на вахту я являлся без опоздания и работу на других не перекладывал.
К концу первой недели такой жизни мне даже сны стали сниться на английском языке.
Наконец погрузка пшеницы закончилась, ночью мы должны отходить.
В этот день капитан разрешил мне «отдохнуть» от вахты и провести весь день на берегу. Мы поехали к Андре домой за город и устроили прощальный пикник на природе.
За эти дни мы как-то сроднились и все, канадцы и мы с Васей, чувствовали даже некоторую грусть перед расставанием. Действительно, канадские французы — хорошие искренние люди с большим юмором, воспитанные и душевные.
Вечером, часов в шесть мы простились с канадцами у трапа. Было немного грустно. Мне очень хотелось спать, но я надеялся упасть в койку и отдохнуть до отхода. Всю ночь предстояло идти по реке, никому спать до утра не придется.
Часов в 10 вечера меня будит по телефону капитан: «Николаич, там твои канадцы опять на двух машинах приехали, хотят тебя видеть. Ты как себя чувствуешь? Пригласи их на борт, но на берег сам не сходи. Через два часа отходим. Где мы тебя ночью на берегу будем искать!».
Спустился к трапу: все четверо моих канадских друзей стоят на причале немного смущенные. Спрашиваю их: как дела, что собираетесь делать? Они мне объясняют примерно так: мы с тобой попрощались, стало грустно, и решили заехать в ресторан посидеть «без баб».
Сидели, вспоминали эти дни, которые провели с тобой. Оказывается мы ничего о русских и России не знали. Хорошо, что мы с тобой встретились. Потом как-то сама родилась мысль, что нужно еще раз на прощанье с тобой повидаться. Только вот Артур говорит, что это неудобно, ты устал. Но мы все равно приехали.
Я чуть не прослезился, душевные все-таки ребята. Молодцы, говорю, я и сам уже соскучился по вам, целых четыре часа не виделись. Канадцы облегченно рассмеялись.
Решили напоследок посидеть и выпить у меня в каюте, поскольку скоро прибудет лоцман и времени уже до отхода мало.
В каюте расселись вокруг стола. Я позвонил артельщику, чтобы он принес что-нибудь закусить и пару бутылок водки.
Посидели поговорили о том о сём. Артельщик принес водку и закуску. Надо было как-то поставить точку в русско-канадских отношениях. Я расставил стаканы и предложил напоследок выпить по русски. Налил почти по полному стакану, положил перед каждым по куску черного хлеба (хлеб пекли на судне): «Ну, за Канаду!».
Артур Гринер взял стакан, с сомнением посмотрел на него. Спрашивает: «А это что?». Молодые канадцы объясняют ему, что это высококачественная «Столичная» водка и пить будем по русски: стаканами с черных хлебом.
Буржуй отнесся к вопросу вполне серьезно. Взял черный хлеб понюхал, поднес стакан к губам. Мы все внимательно за ним наблюдали. Молодые канадцы, конечно, поняли, что я решил на прощанье пошутить с ними на русский манер.
Гринер сделал маленький глоток и поставил стакан на стол. Нет, говорит, я по русски не могу. Остальные засмеялись, сразу было ясно, что буржуй слабак.
Мы между собой чокнулись, каждый произнес по русски «На здоровье!» и выпили свою дозу. Закусили черным хлебом. Канадцы одобрительно покивали головами и сошлись во мнении, что в этом что-то есть.
Попытались продолжить беседу, но через минуту Жак сказал, что у него что-то с головой, трудно говорить по английски. И вообще лучше пойти к машинам, пока это еще возможно. Тут уже буржуй стал посмеиваться над ними.
Спустились на причал и стали заново прощаться. Канадцы здоровые ребята, так меня обнимали на прощанье, что ребра потом несколько дней болели. Взяли с меня слово, что в следующий раз, когда буду в Канаде, не важно в каком порту, позвоню любому из них и они за мной приедут.
Мне потом один раз пришлось побывать в Канаде в порту Бе-Комо, но звонить я им не стал. Нельзя было с судна уезжать, работа не позволяла. В общем, больше мы не встречались. А воспоминания о Канаде и этих ребятах остались самые лучшие.