Шестое мая, пятница, последний рабочий день перед праздниками. В школе паника. Пропала ученица одиннадцатого класса. Последний раз её видели ночью на школьном дворе ещё с тремя ребятами-ровесниками, внешность которых рассмотреть не удалось. Есть сведения, что они вчетвером что-то поджигали. По школьному двору бегали милиционеры с собаками, а любопытные школьники смотрели в окна. Все шептались, что Настю Золотову всё-таки похитили бандиты. Слухи ходили самые разные как среди ребят, так и среди учителей. Кто-то говорил, что её утопили в реке, другие считали, что её взяли в заложники враги папы. Неизвестный огонь на школьном дворе тоже вызывал много предположений. Была версия, что Настя вступила в какую-то секту и ушла со своими собратьями по вере в неизвестном направлении. Милиция проверяла все версии, искала свидетелей. Следователь в кабинете директора говорил с учителями: с классной руководительницей Кристиной Павловной и с Ириной Евгеньевной. Никто ничего не знал. Отец Насти, бизнесмен Максим Золотов, бегал по школе и ругал всех на чём свет стоит. Учителя рады были бы на него обидеться, но сейчас было не до этого. Девочка пропала! Возможно, её уже нет в живых. Уборщицы, как и всегда, подходили к нужным дверям с ведром и шваброй, одержимо драили, подслушивали разговоры и распространяли сплетни. Завуч, всё та же Елизавета Петровна, но уже старенькая, бессмысленно бегала по школьной территории, не зная, чем помочь. Анастасия Максимовна гуляла у ворот школы со своей маленькой собачкой и наблюдала за тем, что происходит. Елизавета Петровна выскочила к ней.
— Анастасия Максимовна! Здравствуйте! Я вас сразу не узнала. Сегодня такой день! Ой, Анастасия Максимовна, горе у нас. Ученица пропала. И не кто-нибудь, а Золотова! Если бы кто-то другой, мы бы так не беспокоились. Бывает, ребята ссорятся с родителями и у друзей спать остаются. Потом находятся. А здесь, скорее всего, случилось преступление. Или самоубийство. Ой, у меня сердце так болит!
— Хотите таблетку? — предложила Анастасия Максимовна. — Вы не волнуйтесь, давайте посидим на скамеечке.
— Ой, да некогда мне! Надо идти к следователю, он у директора сидит. Отец скандалит, всю нашу школу готов разнести!
— А мама девочки здесь? — спросила Анастасия Максимовна.
— Да. В машине сидит с охранниками. Муж не велел её выпускать.
Анастасия Максимовна грустно улыбнулась.
— Вот что, Елизавета Петровна! — сказала она. — Если будет возможность, передайте маме, Жанне Валерьевне, что у Насти всё хорошо. Она жива-здорова. Но домой она больше не вернётся. Никогда.
— Вы знаете, где она? — обрадовалась Елизавета Петровна. — Скажите, скорее!
— Нет. Я ничего не знаю, — ответила Анастасия Максимовна. — Просто скажите маме, чтобы она не волновалась. Девочка в порядке. А у меня склероз. Скажу что-нибудь и сразу забываю. Поэтому давать показания в милиции я никак не могу. Возраст уже всё-таки — восемьдесят три года!
— Да-да, я понимаю, — с сочувствием сказала Елизавета Петровна. — Ой, всё так ужасно! Я так переживаю! Восьмого числа устанавливают новый памятник Клаве. Девятого придут гости, ветераны, намечено мероприятие. И вдруг такая беда!
— Ничего, всё будет в порядке, — успокоила её Анастасия Максимовна, погладив по руке. — Я позвоню куда следует. Памятник будет установлен обязательно!
Милиция школу осмотрела. Следов преступления на территории школы обнаружено не было. Рассказ свидетелей об огне, который ночью возник на школьном дворе, не подтвердился. Нигде не было обнаружено ни одного признака горения.
И восьмого мая, как и ожидалось, новый памятник Клаве был установлен. Это была большая изящная бронзовая скульптура, вылитая с той самой статуи, которую слепила из глины Клава. Конечно, без Ирины Алексеевны Комаровой тут не обошлось, она довела это дело до конца. Гостей восьмого числа ещё не было, на установке памятника присутствовали только несколько учителей.
— Ох, Ирина Евгеньевна, странная эта скульптура, — сказала Елизавета Петровна Ире Фоминой. — Поймут ли нас в департаменте? Она ведь не имеет никакого отношения к войне! Просто девочка держит на ладони бабочку. И называется "Поймай мгновение". Почему? Не понимаю, как это относится к подвигу Клавы?
— Тут всё просто, — тихо ответила Ирина Евгеньевна. — Девочке на ладонь села бабочка. Всего лишь на мгновение, и улетела. Бабочка символизирует красоту, радость, притом мимолётную. Надо успеть оценить и восхититься.
— Зачем? — удивилась завуч.
— Это смысл жизни, — уверенно ответила Ирина Евгеньевна. — В жизни нет ничего постоянного. Но есть прекрасные мгновения.
— А каким образом это касается войны?
— Даже из множества всего плохого человек может выбрать хорошее, — не задумываясь, ответила Ирина Евгеньевна. — Этот памятник говорит нам о том, что важно не то, что есть вообще, а то, что человек выбирает для себя. Пусть на мгновение.
— Странные у вас рассуждения, — вздохнув, сказала завуч. — Раньше мы не так учили детей. Но я не буду спорить, вы молодая и вы историк. Куда уж мне!
Елизавета Петровна говорила это, но сама была недовольна.
— Интересно, если бы Клава была жива, она бы поняла это современное искусство? — спросила завуч, глядя на новенькую, блестящую на солнце скульптуру.
— Конечно! — ответила Ирина Евгеньевна. — Если бы она была жива и её попросили бы рассказать о своей жизни, она не стала бы говорить об ужасах войны. Она, наверняка, сказала бы, что видела в жизни много прекрасного, в том числе и очень-очень красивую бабочку.
— Ну, вам видней, — сдержанно ответила завуч.
Начало книги "Подарок для героини"
Предыдущая глава "Пусть каждый день будет прекрасным!"