Условия жизни и работы заключенных на Колыме описывали бывшие узники лагерей, в частности, Варлам Шаламов в «Колымских рассказах».
В лагере для того, чтобы здоровый молодой человек, начав свою карьеру в золотом забое на чистом зимнем воздухе, превратился в доходягу, нужен срок по меньшей мере от двадцати до тридцати дней при шестнадцатичасовом рабочем дне, без выходных, при систематическом голоде, рваной одежде и ночевке в шестидесятиградусный мороз в дырявой брезентовой палатке, побоях десятников, старост из блатарей, конвоя. Эти сроки многократно проверены. Бригады, начинающие золотой сезон и носящие имена своих бригадиров, не сохраняют к концу сезона ни одного человека из тех, кто этот сезон начал, кроме самого бригадира, дневального бригады и кого-либо ещё из личных друзей бригадира.
Помимо рабского труда, сурового климата и голода, жизнь заключенных зависела и от того, как они смогут приспособиться к лагерным порядкам. Часто в лагере командовали не надзорные органы, а «блатные», создавая в пределах зоны государство в государстве со своими законами. А иногда опасность представляла и охрана.
Кроме унизительного голода, кроме всяких зверств и жестокостей, вспомнилось (не привычно-абстрактно, а с живой болью, новой, еще более острой, чем тогда) самое страшное, что вообще было в жизни. Это охота на людей. Людоедский этот спорт был особенно распространен среди конвоиров и охранников именно на 031-й колонии Озерного лагеря. Он процветал, впрочем, везде, где были подобные условия, — на работах в лесу, в поле, при конвоировании небольших групп заключенных, при этой ужасной близости автомата и человека, которого можно было застрелить.
Играла роль система поощрения охраны за предупреждение и пресечение побегов. Застрелил беглеца — получай новую лычку, получай отпуск домой, получай премию, награду. <…> Кроме того, солдатам ежедневно внушалась ненависть к заключенным. Это, мол, все власовцы, эсэсовцы, предатели и шпионы. <…> Стреляли заключенных чаще всего либо молодые солдаты, либо закоренелые садисты-убийцы вроде упомянутого Воробьева. Один из конвоиров выбирал себе жертву и начинал охотиться за нею. Он всеми силами, уловками и хитростями старался выманить жертву из оцепления. Часто обманом, если умный и опытный бригадир не успевал предупредить новичка. Скажет солдат такому.
– Эй! Мужик! Принеси-ка мне вон то бревнышко для сидения!
– Оно за запреткой, гражданин начальник!
– Ничего, я разрешаю. Иди!
Вышел — очередь из автомата — и нет человека. Случай типичный, банальный. С одной стороны, по инструкции конвоир может приказать заключенному выйти из оцепления. По этой же инструкции он может вышедшего застрелить,
— вспоминал поэт и писатель Анатолий Жигулин в своей книге «Черные камни». В 1950 году он был приговорен к десяти годам лагерей, но спустя пять лет ему повезло выйти на свободу по амнистии. Впоследствии был реабилитирован.
Всего, по имеющимся данным, в лагерях «Дальстроя» с 1932 по 1954 год были расстреляны или умерли от болезней, голода, холода и непосильного труда 121 256 человек более чем из 850 тысяч заключенных.