То, что у Михеева надо быть уже в семь утра, Машу не волновало. Любила она утро, вставала рано и пройтись по городу в рань, ей доставляло удовольствие. Город ещё не проснулся, тишина, слышно пение птиц и редкие прохожие создавали впечатление простора. В своём Таганроге она тоже вставала рано и до работы успевала сбегать на море, окунутся в любое время года. Среди таганрожцев много любителей зимнего плавания, и она тоже любила. Здесь, в Москве не поплаваешь, но утро также хорошее.
Она вышла из дома и направилась не к метро, а в сторону улицы, где находился дом Михеева. Идти напрямую было не дальше, чем дойти до метро, а потом от метро. Поэтому, быстрым шагом идти это и есть здорово. Движение – это жизнь.
Первый раз она идёт на работу. Маша волновалась. Но волнение это было какое-то странное, приподнятое, даже, как будто праздничное.
В подъезде дежурил всё тот же охранник. Он приветливо кивнул ей и жестом указал на лифт. «Значит, его предупредили» - подумала Маша и поднялась на нужный этаж. Сергей Захарович ждал её.
- Думаю, что вы поняли: встречаю я вас лишь сегодня. В дальнейшем будете пользоваться своим ключом, - и он протянул Маше небольшую пластиковую карточку. Маша поняла, что это и есть её ключ, когда-то приходилось пользоваться такой карточкой в гостинице в Болгарии, где они в счастливое время отдыхали всей семьёй.
Настроение приподнятости оправдалось. Ей неплохо работалось в этом доме. Поддерживать чистоту она умела. Что касается ужина, то хозяин действительно, оказался не привередлив. Любил борщ, просил, чтобы он всегда был в холодильнике.
- Я, Маша, деликатесы разные и в ресторане могу поесть. А вот ваш борщ… Это чувствуется, что домашнее блюдо, и с любовью приготовленное. Мне это детство напоминает. Бабушка моя такой борщ варила. Она тоже готовила его без мяса и с фасолью. А вы, Маша, словно по её рецепту, - говорил Сергей Захарович.
А ещё он зелёный борщ любил, с осетриной. Нахваливал. И Маша старалась. А как можно было не стараться, когда к тебе и относятся хорошо, и платят замечательно. А кроме того, Сергей Захарович часто уезжал в загранкомандировки и подолгу отсутствовал. Тогда за ужин вообще не надо было думать.
За полгода Маша много обновок для дочки купила. Отцу из-за своей молодой жены некогда было заботиться о дочери, и Инна всю зиму проходила в своём стареньком, ещё со школы, пальтишке. Конечно, она обрадовалась новой одежде. Ещё бы! Рядом с хорошо обеспеченными однокурсницами она выглядела Золушкой. Теперь другое дело.
Ну как тут Маше быть недовольной своей работой? Вот только дружбы с няней маленькой Оленьки у неё не получается. Маше и не нужна та дружбы, но только не нравится ей, как Вика к девочке относится. Часто няня занимаясь своими делами или разговаривая по телефону, не обращала никакого внимания на ребёнка. А та, бедная, терпеливо ждала. Не нравилось Маше и то, что телевизор в детской комнате не выключался и работал всё время. Маша пыталась сказать об этом Вике, но понимания не нашла. А последнее время Оля стала к Маше прибегать. Как-то Маша ей сказку рассказала, так она теперь просит сказки всегда. Хорошая девочка и Маше было с ней интересно. Девочка и сама к ней тянулась. Вике такие взаимоотношения не нравились. Как-то вбегает она в комнату, где Маша, сидя с Оленькой на диване, читала ей книжку, и закричала:
- Что ты вмешиваешься? Твоё дело пылесос и швабра! Не трогай ребёнка! – она грубо ухватила Оленьку за руку и потащила в детскую комнату. Маша знала, Вика не простая няня, она родственница покойной жены Сергея Захаровича. Да если бы и не это, всё равно Маша не рассказала бы о своём недовольстве хозяину.
А однажды, придя рано утром, когда Сергей Захарович был в командировке, Маша увидела стоявшую у двери в пижаме плачущую Оленьку. Оказывается, Вика уложила её спать и куда-то ушла. Как Маша поняла, Вики не было всю ночь, и Оленька, проснувшись, сильно испугалась. Видно, стояла она у двери довольно долго, пижама была мокрая и ручки холодными. Увидев Машу, девочка обняла её за шею и не отпускала. А потом, когда Маша её переодела и уложила в постель, долго не засыпала и всё просила её посидеть рядышком.
К Викиному приходу Оля уснула, и Маша вышла навстречу няне.
- Вика! Ты больше никогда не оставишь Оленьку одну! Если такое повторится, я обязательно расскажу об этом Сергею Захаровичу, - сказала Маша таким твёрдым и решительным тоном, который трудно было ожидать от мягкой и уступчивой женщины.
- А что ты хочешь? Чтобы я забыла о своей личной жизни? Сижу здесь, словно на цепи привязанная! Ко мне сюда никого не пропускают.
- Вика! Таковы условия работы. И мы должны выполнять их. Нас с тобой здесь никто не держит. На наше место быстро найдутся другие. В общем, я тебя предупредила. На этот раз я не скажу Сергею Захаровичу, но в следующий…
Ничего не ответила Вика, только глазами своими сверкнула и ушла в свою комнату.
- И ещё, - вдогонку ей крикнула Маша, - Телевизор в детской комнате включай только во время детских передач!
Маша была готова к тому, что их отношения с няней ещё больше усугублятся, но вопреки ожиданиям, Вику словно подменили. Она больше времени проводила с Оленькой, если и уходила, то только днём, когда Маша могла присмотреть за ребёнком, и, возвратившись, Сергей Захарович с удовлетворением заметил, что между двумя его работницами установился мир. Но он также заметил и то, что его маленькая девочка всё больше и больше тянется к Маше. Теперь, уезжая, он просил её оставаться и на ночь в квартире, щедро оплачивая эти дополнительные часы.