«Закаменск-Иркутск»
Закаменск — это крохотный город на юге республики Бурятия, расположенный почти у самой границы с Монголией. И из этого крохотного города добираться до Иркутска нужно было в два этапа. Сначала шесть часов едешь на маршрутке, чтобы доехать до Улан-Удэ, столицы Бурятии, а оттуда — ещё ночь на поезде до Иркутска.
В те времена, когда со мной произошла эта история, маршрутки до Улан-Удэ заполнялись через звонок либо диспетчеру, либо напрямую водителю. Маршрутка отправлялась рано, в шесть утра. Иногда пассажиры собирались на АТП (автотранспортное предприятие), иногда водитель ездил по городу и собирал пассажиров, которые накануне позвонили ему и «забронировали» места. Тогда нас собирали. Итак, в 05:50 я села в маршрутку, и далее мы заехали ещё на три адреса за остальными уезжающими. Последними пассажирами стали две женщины. Они сели с церкви. Монахиня и, кажется, ее сестра, я не уверена. Монахиня села рядом со мной, а ее сестра — позади нас. Я нашла в этом что-то необычное, сама не знаю почему. Я переписывалась с подругой до тех пор, пока мы не отъехали от города, и мобильная связь перестала ловить сигнал. В том районе до сих пор проблемы со связью. Чтобы вы понимали, в некоторых местах связь пропадает, если свет в населенном пункте отключают, или если поднимается сильный ветер, к примеру. Маршрутка удалялась от городка, и связь пропала окончательно. Я убрала телефон и уснула. Проспала половину дороги до единственной остановки в маршруте на перекус. Мы быстро поели в кафе и тронулись дальше. Всем хотелось как можно скорее добраться из пункта А в пункт Б. Я уже не спала, смотрела на зимний пейзаж через меделенно замерзающее окно. Монахиня на соседнем сиденье завозилась и закряхтела. Она была пожилой, слегка полноватой женщиной с невидящими глазами. Устроившись поудобнее, она притихла. Но мне казалось, что она хочет поговорить, и это действительно было так. Монахиня чуть наклонилась ко мне и начала спрашивать у меня о том и о сём. Обычно, в моем случае с путниками долгий разговор не завязывается. Должна признаться, но я не люблю (да и не умею) вести непринужденную беседу с незнакомыми людьми в дороге. Я предпочитаю слушать музыку и наслаждаться видом из окна. Ах, какая там природа! Но, к собственному удивлению, с монахиней я хотела говорить. Не знаю, располагала она к себе. По большей части говорила она. Она рассказала мне о своих поездках в другие церкви и монастыри в разных городах России. Рассказывала о людях, которых она встречала на своём жизненном пути. Ее голос был приглушенным, словно она делилась сокровенным и не хотела, чтобы ее услышал кто-то, кроме меня. Монахиня очень расстроилась, когда узнала, что я некрещенная и что в церкви ни разу не была. Когда я сказала, что у меня другая вера, она всё равно продолжала настаивать на посещении православной церкви.
— В церкви каждому рады, — говорила она.
Она всё рассказывала и рассказывала, а мне нравилось ее слушать. Ее истории были легкими и светлыми, как ясные весенние дни. Через ее слова и голос шло тепло, которым она безвозмездно делилась со мной, случайной попутчицей.
— Вы бывали в Москве? — спрашивала она.
— Нет, — честно отвечала я.
— И не надо, — качала она головой, словно предостерегая меня от чего-то. — Это нехороший город. Слишком большой и суетливый, негативный в эмоциональном плане. Там устаёшь очень сильно.
Она советовала небольшой городок в Алтайском крае.
— Природа красивая, и люди там встречаются очень добрые.
Мы проговорили до самого Улан-Удэ. На прощание она искренне и так трогательно пожелала мне счастья, и даже показалось, будто ее слова с пожеланием счастья впитались сквозь кожу в мое нутро и в мое сознание. Мы разошлись на остановке, но я еще некоторое время чувствовала легкость во всем теле. Не знаю, почему монахиня так на меня подействовала. Но я была благодарна ей за эту легкость, потому что обычно с дороги я чувствую дикую усталость.
Но ощущение легкости стремительно развеялось, когда я, решив скоротать время до поезда, открыла для себя очень печальный и слишком эмоциональный рассказ. Он, словно вампир, высосал из меня всё. Абсолютно все. Оставив после себя только эмоциональную опустошенность и апатию, они пригвоздили меня к кровати и давили тежестью на веки. Но стоило только закрыть глаза, как поток эмоций буквально ударял в лицо, и становилось так невыносимо тяжело, тесно и душно. И я как овощ неподвижно лежала с открытыми глазами, а по мне бродил кот.
Примерно в десять вечера я сидела в поезде, и в вагоне пережитые эмоции обратились в чувство распирающего одиночества и злости. Меня вдруг всё вокруг стало раздражать. Духота в вагоне, чересчур влажный и липкий воздух, мои соседи — всё вызывало у меня злость. Гнетущее и ужасное чувство, которое в первую очередь вредит самой тебе. С тяжестью в груди то ли от слишком вязкого воздуха, то ли от распирающего раздражения я легла спать и с таким же чувством я проснулась. Не было той привычной легкости ото сна.
Но весь негатив испарился, когда через запотевшее окно я увидела огни сонного Иркутска. Они как миллионы звезд отражались в каждой капле влаги на стекле. И в тот миг перестали существовать соседи, душный вагон и крики проводницы, которая будила ленивых пассажиров. Только мои личные звезды на окне. Они оторвали меня от земли и вдохнули в меня легкость. И стало так хорошо. В груди забрезжил крохотный огонёк абсолютного умиротворения, и постепенно это чувство разгоралось сильнее и сильнее. Особенно когда я ехала в такси и наслаждалась еще непроснувшимся городом, напоминанием о ночи в котором остались фонари, озаряющие улицы мягким оранжевым светом на фоне светлеющего неба. И я почувствовала себя необычайно хорошо и спокойно. Как будто над морем прекратился шторм и воцарился штиль. Это ощущалось поистине хорошо. Это ощущалось так, словно я наконец-то вернулась домой. Освободилась от мрачных мыслей и чувств и вернулась к самой себе.
