Боже мой, сколько же находится критиков и любителей бесплатных советов, толкающихся около твоего кульмана! Можно сказать, что каждая линия компоновки обосновывалась и защищалась непрерывно в течение всего процесса ее создания перед целой толпой оппонентов. Облик УЖБ рождался, как водится, в муках.
Прежде всего мы отвергли идею создания постоянной искусственной тяжести в полете путем вращения. Уж очень все было неопределенно — и частота вращения, и радиус, и воздействие кориолисовой силы на человека. Полуобоснованно и полуинтуитивно после консультаций с ИМБП (Институт медико-биологических проблем) мы приняли ныне торжествующую концепцию наличия на борту комплекса тренажеров для снятия отрицательного воздействия постоянно действующей невесомости. Нашей находкой было включение в этот комплекс центрифуги, где периодически крутились все члены экипажа для поддержания состояния кровеносно-сосудистой системы на должном уровне, что очень важно для перенесения экипажем перегрузок спускаемого аппарата при возвращении на Землю, а также и для спуска на поверхность Марса. Отсек же с остановленной центрифугой служил спортзалом.
Как только было принято указанное решение, стала вырисовываться общая компоновка всего корабля. Определилась основная часть УЖБ — цилиндр 6 м в диаметре, поделенный в поперечном направлении на 5—6 этажей (агрегатно-приборный отсек, спорт-зал, бытовой отсек, лаборатория,оранжерея),которые соединялись центральным проходом — осью 2-метрового диаметра. Сверху напрашивался шлюз для выхода в космос как продолжение центрального прохода, и все вместе здорово напоминало бутылку, в вогнутое донышко которой вставлялся своей верхней, более выпуклой поверхностью спускаемый аппарат на 6 человек для входа в атмосферу Земли и посадку на ее поверхность, похожий на слегка приплюснутый теперешний «Союз» или на «летающую тарелку» инопланетян. Уж таким представлял его А.В.Крылов.
Но оставались еще неясности с размещением антенн, марсианского и «венерических» зондов, КДУ с топливом, заводкой света в оранжерею и силового соединения УЖБ с разгонными блоками.
В ноябре американцы удачно запустили беспилотный «Аполло-4» на околоземную орбиту, а я с другом детства уехал на месяц отдохнуть к Черному морю, в Синатле, что между Гаграми и Гантиади.
С началом нового, 1968 г. пришли долгожданные структурные передвижки — возникло отделение А.Д.Коваля. Пронин получил сектор в отделе B.C.Щелкова и надолго разместился в комнате №215 на втором этаже с двумя окнами на зеленый палисад, что между корпусом и проходными. Иногда из окна мы видели автомобиль Ю.А.Гагарина, который он ставил перед входом в старый КВЦ. Это была шикарная 2-местная машина гоночного типа серого цвета. Уже позднее, после трагической гибели Гагарина (27.03.1968), я узнал, что это был дар французского правительства.
Теперь «Мавр» был заботой всего отделения, где ведущая роль отводилась нашему сектору. Теснее всего у нас были связи с отделом Сурикова В.М., который занимался разгонными блоками и всеми ДУ, и группой Генриха Морозова, обеспечивающей решение вопросов по системам жизнеобеспечения (СЖО) и терморегулирования (СТР). В последнюю вскоре пришел работать мой товарищ по ильюшинскому КБ Кононенко A.M. — специалист по СЖО. Вопросами же СТР в этой группе занимался Андреев Ю.В.
В январе полетел беспилотный «Аполло-5», выполняя программу ЛКИ на околоземной орбите. А в апреле в рамках полета «Аполло-6» была проведена также беспилотная проверка входа в атмосферу и посадки на Землю командного отсека лунного комплекса.
Разместившись со своим кульманом в правом дальнем углу у окна в комнате 215, я продолжал мучиться в поисках облика УЖБ. Шутки ради, а может, для стимуляции я написал на клочке ватмана тушью и наклеил внизу доски черно-красную табличку в рамке — «На этом кульмане создавался проект «Мавр». Забегая вперед, скажу, что этот кульман с табличкой я видел в подразделении Пронина еще в конце 80-х гг., когда по случаю бывал в ЦНИИМАШе.
Постепенно горлышко бутылки, на которую был похож УЖБ, стало удлиняться. К шлюзовому отсеку решено было пристроить оранжерею того же диаметра, где требуемая посевная площадь (14 м.кв.) обеспечивалась при 3-этажном размещении кольцеобразных грядок. Ориентируемый на Солнце параболический концентратор площадью 30 м.кв через единственный центрально расположенный иллюминатор (стекло очень тяжелое) заводил в оранжерею столб света, который рассеивался по грядкам с помощью зеркала Френеля. Таким образом, достигались наименьшими средствами объем и масса оранжереи, а также потери, оказалось, что сплошное металлическое зеркало параболического концентратора из листового алюминиевого сплава вполне можно использовать и как отражатель радиотелескопа для научных наблюдений планет и космического пространства, и как антенну дальнего радиокомплекса для связи с Землей, ибо оно обеспечивало необходимые преобразования электромагнитного излучения в диапазонах, характерных для указанных 3 функций (длина волны около 10—40 см).
На связь с Землей требовалось по 1,7—3,3 ч через каждые 4—10 дней, что можно было осуществлять вполне без ущерба для оранжереи. А радиотелескоп требовался в основном только для исследований планет при пролете.
Дольше всего держала компоновку УЖБ неопределенность с зондами. Все время менялись и их количество, и габариты, и массовые характеристики. Их разработкой занималось подразделение Морозова Сергея Федоровича — сначала в ранге группы, а потом сектора и позднее лаборатории.
Наконец, когда с зондами все утряслось, «горлышко» бутылки — УЖБ удлинилось еще на один отсек для крепления и обслуживания зондов.
Отсек имел 4 крестообразно расположенных стыковочно-крепежных узла, через которые с внешней стороны к нему подсоединялись 2 сферических венерианских зонда (посадочный и орбитальный), один марсианский с тепловым экраном 6-метрового диаметра, включающий орбитальный и посадочный модули и отделяемый астроблок длиной около 7 м. При этом последний крепился к УЖБ так же, как служебные модули, подстыкуемые к нынешней орбитальной станции «Мир», то есть перпендикулярно.
В донной части УЖБ размещалась КДУ, состоящая из 4 узлов по 2 ЖРД в каждом, расположенных по максимальному диаметру крестообразно. Топливо КДУ находилось в удлиненных баках, похожих на современные промышленные газовые баллоны, которые размещались на внешней поверхности УЖБ от «донышка» до половины длины, играя роль дополнительной радиационной защиты. В полете по межпланетной траектории у основания «горлышка» должны были разворачиваться 6 лепестков солнечных батарей рулонного типа, по габаритам соизмеримых с самим УЖБ, и корабль «Мавр» мог бы напоминать цветок с толстым пестиком, раскрывшийся навстречу Солнцу.
Когда облик «Мавра» определился, можно было и отдохнуть. Поэтому я взял в августе отпуск и, используя свои старые связи со Спортивным клубом Академии наук (СКАН), с легким сердцем сменил труд проектанта на обязанности аквалангиста при Беломорской биостанции МГУ (ББС), что расположена в Ругозерской губе на широте Полярного круга, на берегу Великой Салмы.
После отпуска работы над проектом продолжались в основном в части оформления разделов итогового отчета, подготовки плакатов и «генеральского» тома для министерства, или, иначе, «мурзилки».
Так как институтская группа штатных художников-оформителей была вечно перегружена, то выполнение плакатов повесили частично на меня как на умеющего рисовать. Потом их фотографировали и в нужном масштабе помещали в отчет.
Нетворческая работа по представлению отчетных материалов мало способствовала взаимопониманию между руководством и исполнителями, особенно когда дело касалось чисто «вкусовых» замечаний по текстам. Помню, как мы переругались с Прониным из-за формулировки названия плаката: «Пролет и исследование Марса» или «Исследование Марса при пролете». Примиряла же всех обычно Рита Баузе, за что мы иногда величали ее «мамой Ритой».
Вообще, наш здоровый творческий коллектив, состоявший большей частью из молодежи и работавший в основном на энтузиазме, с сарказмом относился к подмене дела болтовней и плохо воспринимал требования псевдоадминистрирования. Примером этого может служить текст сохранившейся машинописной листовки, приводимой ниже, которая гуляла по отделу:
«Товарищи!
Значит, в плане этих вещей по задаче в целом прошла команда подбить бабки, перелопатить задел, причесать, привязать это дело, согласовать с исполнителями и заделать рыбу, а не куцый документ, в разрезе «мурзилки», ибо всякому овощу — свой фрукт.
Глобально стержневая задача в части горящего дела требует застолбить единую линию, расширить узкий участок, в плане этих вещей перешерстить материал в нужном ключе, подсобраться, задействовать соответствующие подразделения, подвязать исполнителей, сделать выжимку и сверстать это дело под нужным соусом.
Вернемся к нашим баранам. В части оперативных дел будем смотреть, значит, чтобы не зашкалиться, сузить участок и рыть в глубину, не зациклиться, подключить задействованных товарищей, отбросить хомуты, выйти на Самого, осветить поставленный вопрос, продавить это дело, выбить, затвердить, редактнуть, влупендить, обнулить и, в плане целевой задачи, значит, заполучить материал в чистом виде».
Параллельно с завершением «Мавра» в отделении были развернуты давно ожидаемые работы над проектными исследованиями межпланетной экспедиции с высадкой человека на поверхность Марса. Мы все с энтузиазмом включились в них. Проект, естественно, «по просьбе трудящихся» получил шифр «Аэлита». Головным по проекту был отдел 11, а ведущим сектором — сектор Пронина, который отвечал за планетный исследовательский комплекс (ПИК), десантируемый на марсианскую поверхность, и за облик всего межпланетного комплекса в целом.
Осенью этого года в наш коллектив влились двое способных маевцев, которые с декабря 1967 г. проходили в нашем секторе преддипломную практику и делали дипломы. Это были Пименов Владимир Борисович и Метревели Александр Григорьевич. Первого почему-то называли еще и «Пипином» (может быть, от прозвища одного из королей Франции — Пипин Короткий, который, между прочим, прекрасно владел длинным мечом). Метревели же иногда звали «князем», иногда «мэтром», а когда и «метром». Эти жизнерадостные и способные ребята органически влились в наш коллектив.
В октябре у наших потенциальных противников прошли последние 10-суточные пилотируемые летно-космические испытания на околоземной орбите корабля «Аполло-7». А с 21 по 27 декабря состоялась первая в истории человечества межпланетная пилотируемая экспедиция. Космический корабль «Аполло-8» облетел Луну. Когда его экипаж 23 декабря рассматривал в иллюминатор с расстояния в 280 тыс. км все уменьшающуюся Землю, на ней в ЦНИИМАШ была приказом по институту создана в отделе 11, в секторе Пронина, «Группа планетного комплекса», начальником которой назначили меня. Основная задача этой группы заключалась в исследовании и разработке на уровне техпредложения посадочного комплекса с экипажем из 3 человек, десантируемого на поверхность Марса в рамках проекта «Аэлита». «Сбылась мечта идиота!» — как сказал бы Остап Берта Мария Бендер. Наверное, я не покривлю душой, если скажу, что чувствовал себя тогда счастливым. Рита также получила тогда группу.
Зимой 1969 г. в секторе Пронина значились новые люди. Из ЦКБЭМ пришел Иванин Анатолий Григорьевич, которого определили ко мне в группу заниматься программой научных исследований на Марсе, а также составом и характеристиками научного оборудования. Из МАИ после защиты диплома пришла Бахвалова Евстолия Ивановна, или Таля, — тоненькая уравновешенная девушка с исключительно красивыми темными волосами. Ее к себе в группу забрала Рита. Из глубоких и неиссякаемых недр ЦНИИМАШ не без помощи Риты были извлечены Масленко Валентина Григорьевна и Дедовская Инга Николаевна. Кроме Алешиной у нас появился еще один техник, очень серьезный и обязательный Коля Перегуда. Где-то в это же время в мою группу вошел Блохин Алексей Николаевич, уже далеко не молодой специалист, взятый из другого сектора. А еще к нам в сектор из ЦАГИ пришел Завадский Вячеслав Михайлович, которого я знал еще по работе в 10-й лаборатории В.М.Мясищева. Последний имел степень к.т.н. и всем своим видом показывал, что с неруководящей работой он не справится, что было учтено нашим начальством, т.к. вскоре в рамках отдела 11 была создана лаборатория 101, начальником которой он и стал. Кстати, в ее составе оказался и сектор Пронина.
Наверное, я нисколько не преувеличу, если скажу, что центр тяжести всех работ по марсианской экспедиции в 1969 г. приходился на наш сектор и мою группу. И это не удивительно, т.к. мы делали планетный исследовательский комплекс (ПИК), который садился на Марс и от которого зависели как масса ракетно-космического комплекса в целом, так и конечный результат всей экспедиции. Мы все это понимали. Нам самим все это было крайне интересно. Поэтому работа шла очень увлеченно. Иногда по делу спорили чуть ли не до драки. Но в итоге рождался проект.
Надо сказать, что особо горячие споры возникали с начальством различного уровня, которые иногда перерастали в конфликты. Суть же конфликтов, как ни странно, заключалась в желании руководства получить исчерпывающие ответы на свои постоянно меняющиеся задания без учета реального времени, отводимого на их выполнение, что, естественно, вызывало отрицательную реакцию конкретных разработчиков, стремившихся к добросовестной и тщательной проработке всех элементов проекта.
Однажды, препираясь с кем-то из «бугров», я в сердцах сказал, что, следуя их требованиям, мы в итоге рискуем получить не «Аэлиту», а «АЭЛИПУ», или короче — просто липу. Каламбур был оценен по достоинству, но это мало что исправило.
Продолжение следует.
Текст печатается по публикации в журнале «ИЗОБРЕТАТЕЛЬ И РАЦИОНАЛИЗАТОР» №12 за 2014 г. Фотографии из личного архива Алексея Баузе и с сайта ретро фото pastvu.com
Часть 2: https://zen.yandex.ru/media/id/6040b782a0d8531d8ccf6f89/mihail-bulychev-hronika-vremen-mavra-i-aelity-chast-2-605113964b89d64adee73da3