Живу уже восьмой десяток лет, И ранней смерти поздно мне бояться. Чего ж бояться? Ведь не сорок, нет! Не тридцать и тем более не двадцать. Уже могу спокойно доживать, В себе давить смятенья и тревоги, Винишко пить и хлебушек жевать. Грустить могу о прошлом понемногу. А жизнь прошла немного не совсем, Как грезил я порою в юны годы. Для жизни нет готовых строгих схем, Текут привольно годы, словно воды. Они текут то плавно, то бурлят, И для себя дорогу промывают. И нас не ждёт удача всех подряд: Её, удачи, не для всех хватает. И даже те, кто намечает цель И кто настойчив в исполненьи планов – Но и они не все минуют мель, Коварно ждущую во мгле туманов. Копытом землю как бы я ни рыл, Но мели есть и есть водовороты. Но я хранил в себе азарт и пыл, Не дал внушить зевоту и дремоту. Хотя без нити путеводной жил, Лишь иногда вдали маяк маячил. Вот так и жил, не рвал ни сил, ни жил, Семье, стране служил, ловил удачу. Не потому ль теперь спокоен я, Не знаю мук несбывшихся мечтаний? Спокойно чувствую теперь себя, Пусть без наград и без высоких званий. Что ж, вместо всяческих ных наград Наградой были мне родные шири. (Спасибо Лахтину: я тем был рад, Что повезло мне строить ГЭС в Сибири). Да, есть печаль, что много не успел, Случилось то, чего не мог предвидеть. Но двадцать лет – порядочный пробел, И жизнь есть жизнь и ни к чему обиды. Да, всё-таки немного жалко мне, Что слишком уж я избегал колдобин. И признаюсь с собой наедине, Что сделал много меньше, чем способен.
Виталий Гуляев