Как профессиональный пиарщик не дотянул до Ленина, 10 лет принимал наркотики, а потом вылечился от зависимости и двух гепатитов и стал спасать других наркопотребителей.
Интервью с директором по развитию фонда «Гуманитарное действие» (организация внесена в реестр исполняющих функции иностранного агента в РФ) – часть проекта Агентства социальной информации и Благотворительного фонда Владимира Потанина. «НКО-профи» — это цикл бесед с профессионалами некоммерческой сферы об их карьере в гражданском секторе. Материал кроссмедийный, выходит в партнерстве с порталом «Вакансии для хороших людей» .
У вас был большой опыт зависимости. Считают, что причины такой уязвимости кроются в детстве. Расскажите, каким вы были ребенком и подростком.
Я рос достаточно застенчивым ребенком, друзей у меня было мало. Мой отец пошел служить после института, и мы начали вместе с ним переезжать из региона в регион. Мне очень хорошо запомнился остров в Белом море, на котором мы прожили несколько лет. Мы были семьей офицера, но все равно жили в холодном общежитии, с тараканами. Зато — северное сияние, замерзшее море, армейская жизнь. На ребенка это производило сильное впечатление.
Поэтому, когда в 16 лет меня не взяли в армию из-за плохого зрения, я сильно расстроился: мне казалось, что это подтверждение моей негодности, неполноценности.
Я часто «уходил» в книги, мне нравились персонажи вроде Владимира Ильича Ленина. В голове сформировался образ идеального человека — правильного во всех делах и поступках.
Но я этому образу не всегда соответствовал. В какой-то момент обстановка в семье стала тяжелой из-за алкоголя. И хотя, к счастью, проблемы потом решились, я понимаю, что это могло повлиять на то, что я сам впоследствии начал употреблять сначала алкоголь, потом марихуану. А потом перешел на инъекционные наркотики.
У вас не было страха зависимости?
Времена были такие… Выходишь на улицу и часто встречаешь людей, продающих наркотики, кто-то может просить деньги на наркотики, кто-то сидит на лавочке — и ты понимаешь, что у человека галлюцинации. Конечно, я думал, что никогда не стану таким.
Но потом как будто совпало несколько факторов, которые убедили меня попробовать. В 1998 году я уже поступил в Санкт-Петербургский государственный электротехнический университет на «блатной» факультет — связи с общественностью. То, что я прошел даже с превышением проходного балла, добавляло мне значимости, и в тот период я как будто бы перестал чувствовать свои прежние барьеры.
Я помню, что шел домой к девушке, в которую был влюблен, и встретил во дворе своего бывшего одноклассника, он сказал: «Пойдем ко мне, у меня есть «винт» (инъекционный психостимулятор)». Я отказался, ведь меня ждала девушка. Но в тот день у нас с ней случились какие-то разногласия, и когда я, подавленный, возвращался домой, увидел своего одноклассника снова и на всё согласился.
Он превратил свою квартиру во что-то вроде притона, «варочную хату». Я подумал: «Ничего себе, в такой тусовке я еще не был». Стал захаживать на эту квартиру и спустя несколько недель понял, что втянулся. В итоге все заработанные деньги за лето на стройке были потрачены на наркотики.
Этому способствовало еще и то, что я как-то болезненно воспринимал обстановку в университете. Со мной на одном потоке учились ребята, которые до этого пожили в других странах: в США, в Великобритании. Я им завидовал и снова чувствовал себя неполноценным, а наркотики создавали иллюзию моей особенности. Мне нравилось напускать туману в вузе, например, рассказывая однокурсникам про стычки с полицией. Ну, как стычки? Они просто из раза в раз просили деньги за то, что ловили нас с наркотиками, и за взятку отпускали.
В какой момент этот флер необычной жизни развеялся и вы поняли, что у вас проблемы?
Наверное, это случилось спустя пару лет после начала употребления — события стали разворачиваться стремительно. Я пытался совмещать учебу в институте с работой, начал выносить какие-то вещи из дома, кольца закладывать. Меня отчислили с четвертого курса дневного отделения. Я помню, как за один год я восемь мест работы сменил.
Потом начал помогать людям доставать наркотики в обмен на часть дозы. В связи с этим судимость появилась тоже. Ну и поэтому как-то уже к 2005 году уже стало понятно.
Там же случился краткосрочный брак и развод потом. Последствия такой жизни было сложно не заметить. Но я, как зависимый человек, отрицал то, что мои проблемы — из-за наркотиков. Мне хотелось переложить вину на родителей, которые меня якобы неправильно воспитали или не дали мне того, что могли.
Вам пытались помочь близкие?
Отец отвез меня в городскую наркологическую больницу на консультацию, и я четко выложил сотруднику все свои проблемы. Он спросил: «Не хочешь ничего с этим сделать?» Я сказал: «Пока не хочу». Мне казалось, что всего-то нужно найти работу и снять квартиру, чтобы съехать от родителей и начать новую жизнь. Конечно, это были фантазии.
Употребление продолжалось, здоровье ухудшалось, внешний вид уже оставлял желать лучшего. Мне уже перестали доверять.
Даже наркотики никто не хотел брать через меня, потому что было несколько случаев, когда я просто брал у людей деньги и исчезал. Четко помню момент, когда ползал в кустах и собирал грязные шприцы и емкости [из-под аптечных препаратов от насморка], чтобы попытаться выжать из них хоть какие-то остатки наркотиков.
Помню, что в последний год употребления я практически никуда не выбирался дальше своего района: в основном от дома до дилера и обратно.
Помочь человеку избавиться от зависимости можно только в том случае, если он сам этого хочет? Какие факторы могут перевесить даже это желание?
Нужно быть готовым долго прилагать усилия, чтобы измениться. Когда я ездил на реабилитацию в первый раз, родители просто поставили меня перед выбором: либо я соглашаюсь на лечение, либо остаюсь на улице со всеми моими уже собранными вещами. Я был на реабилитации три недели и, когда «протрезвел», начал бунтовать. Мне показалось, что ничего нового я не получу, что я вообще умнее всех там — с неоконченным высшим образованием пиарщика и с хорошим английским.
Меня отпустили домой и дали мне понять, что больше ничем помочь не смогут. Думаю, я не смог пройти тогда реабилитации до конца, потому что делал это по принуждению.
Справедливости ради скажу, что тот опыт мне все-таки помог. Благодаря ему я стал чаще думать, что вылечиться — в моих силах. На реабилитации мы выполняли разные задания и рассказывали довольно неприятные вещи о себе, это придает мужества и уверенности. Через некоторое время после того, как я вернулся и стал употреблять наркотики снова, я решил сделать вторую попытку и опять пройти реабилитацию.
Во второй раз мне повезло, я попал на сильную реабилитацию в десятое отделение городской наркологической больницы, которое организовала Валентина Новикова, специалист с двадцатилетним стажем работы. Отделение работало по так называемой Миннесотской модели, которая опирается на психотерапевтические методики плюс программу «12 шагов» (программа существует с 1930-х годов, первоначально использовалась для лечения алкозависимости, позднее — для употребляющих наркотики).
После завершения программы у меня были еще небольшие срывы, но мне помогли группы взаимопомощи. Иногда я приходил туда, чтобы дождаться дилера — он жил неподалеку, но я все равно слушал, что говорят другие люди в кругу. Я чувствовал себя частью этой безопасной принимающей обстановки. И в результате с 2006 года я остаюсь чистым [не употребляю наркотики].
В какой момент вы начали помогать тем, кто тоже страдал от зависимости?
Одна из концепций программы «12 шагов» — это служение. Благодаря тому, что я знал английский, меня взяли в свою компанию ребята, которые переводили профессиональную литературу на русский язык. Я думаю, что это занятие стало значимым вкладом в фундамент моего выздоровления.
Потом я стал поддерживать людей на группах взаимопомощи, был среди волонтеров, которые ходили к заключенным или к чиновникам и рассказывали о программе. Нужны были люди, понимающие в коммуникации, — и я неплохо с этим справлялся.
В 2010 году, пять лет проработав в сфере зарубежной недвижимости, я уже принял четкое решение, что хочу помогать зависимым людям более осознанно и профессионально. Я узнал об общественной организации «Мастерская свободы», которая тогда делала совместный проект с прокуратурой. Меня это заинтересовало, и я стал помогать организации.
Чем занималась «Мастерская свободы»?
Проводила индивидуальные и групповые занятия для зависимых, сотрудничала с врачами-наркологами и помогала составлять реабилитационную программу. Мне это сильно нравилось!
Опять же, благодаря знанию английского языка, я мог работать на более глубоком уровне: читал и переводил различные руководства по зависимости. Эта информация позволяла мне помогать более профессионально.
Потом я перешел на работу в Ассоциацию «Е.В.А.», где познакомился с темой профилактики ВИЧ-инфекции и помощи ВИЧ-инфицированным женщинам. Все это было мощным рывком вперед для меня.
В какой момент вы перешли на работу в «Гуманитарное действие»?
В Питере не так много проектов, которые помогают наркопотребителям, и все друг друга знают. Еще в «Мастерской свободы» мы сотрудничали с «Гуманитарным действием» — делали совместные проекты, так и познакомились.
Я перешел к ним на работу в 2017 году. У меня много обязанностей, но тем интереснее. Я взаимодействую с государственными органами, изучаю последние исследования по нашей теме и обсуждаю с руководителями программ, как можно улучшить наши методики. А еще пытаюсь привлекать средства частных доноров на такую непопулярную тему, как наша.
«Гуманитарное действие» — одна из самых старых организаций, помогающих наркозависимым. В чем главная ценность вашего опыта для сообщества НКО, которые работают с проблемой наркопотребления?
«Гуманитарное действие» умудряется, несмотря на дискуссии об иностранных источниках финансирования, не только сохранять свою устойчивость, но и расти каждый год. Да, мы получаем деньги от других стран, но главное — сколько всего было сделано на эти средства в России. У нас три мобильных пункта профилактики, один из которых работает почти как мобильная клиника. Автобусы по тому функционалу, какой есть в нашем «Синем автобусе», в Европе нужно еще поискать, не только в России.
Также мы открыли низкопороговый медицинский центр, куда приходят подопечные «Ночлежки» и Благотворительной больницы. «Гуманитарное действие» хорошо делает свое дело и не «почивает на лаврах», а идет вперед — вот главная ценность, которая очень пригодится многим НКО.
Сейчас мы стараемся стать еще и грантодающей организацией. Недавно мы получили от Глобального фонда по борьбе со СПИДом, туберкулезом и малярией 10 млн долларов, которые в течение трех лет будут распределяться в пользу разных организаций в трех или четырех регионах России, занимающихся профилактикой ВИЧ среди разных ключевых групп.
Когда люди выступают против заместительной терапии и программ снижения вреда, они, возможно, думают, что лучший толчок бросить наркотики — это ситуации на грани жизни и смерти, когда риск умереть или заразиться ВИЧ очень близок. А как это на самом деле?
Могу даже не раздумывая ответить, что так не работает.
Первое, что я делал после своих передозировок, — шел употреблять снова. Я мог использовать грязный шприц, прекрасно понимая, что рискую заразиться ВИЧ или гепатитами. Сколько бывает ситуаций, когда в компании всего один шприц на троих и никто при этом не знает о своем ВИЧ-статусе!
Так что всё наоборот. Если человек приходит к нам в автобус за чистым шприцем, у нас появляется шанс с ним поговорить и предложить ему помощь. Наши специалисты смогли добиться того, что за последний год более 50% наших подопечных с ВИЧ среди активных наркопотребителей сохраняли приверженность антиретровирусной терапии. Это очень хорошие цифры.
Правильно ли говорят, что человек, у которого был опыт наркозависимости, всегда должен держать в голове утверждение: «Бывших наркоманов не бывает»?
Есть несколько точек зрения на проблему зависимости и на то, как долго она с человеком остается. Я больше придерживаюсь такой точки зрения: человек, условно говоря, научился быть зависимым, а значит, при должной помощи и поддержке может и «переучиться» обратно.
Но каждое утро уже на протяжении 14 лет я произношу такую аффирмацию: «Только сегодня я останусь чистым». Я не хотел бы возвращаться к никотину, алкоголю и другим наркотическим веществам — и таким образом напоминаю себе о том, откуда пришел.
Я знаю много примеров, когда люди находили хорошую работу, строили крепкую семью именно благодаря группам взаимопомощи — то есть отчасти благодаря ситуации, в которой они оказались. И тем не менее, я думаю, что тезис «Бывших наркоманов не бывает» устарел, он может тянуть человека назад. Лучше бы говорить иначе: «Чувак, ты смог преодолеть свою зависимость! Представь, сколько еще всего ты сможешь теперь, — пробуй».
Больше новостей и статей – на сайте АСИ .
Подписывайтесь на наш канал в Яндекс.Дзен. Если вам понравились наши материалы – ставьте лайк. Это очень важно для нас.