В одном расстрельном строю под Саратовом вместе с 30-ти летнем маршалом авиации героем Советского Союза Рычаговым и его женой, о которых я рассказывал в статье «Героя Советского союза избивали резиновыми дубинками» и героем Советского Союза генералом-полковником Штерном (статья «Тайный прилет "Юнкерса" в Москву. Письмо Гитлера Сталину. Расстрел командарма» стоял Михаил Сергеевич Кедров.
Среди соседей по расстрельному строю он выделялся тем, что, во-первых: был старше всех (на момент казни ему было 63 года), во-вторых: был большевиком-ленинцем и одним из отцов основателей ЧК, в-третьих: по предъявленным ему обвинениям, он был уже четыре месяца как оправдан.
Последнее обстоятельство послужило причиной того, что его расстрел стал одним из эпизодов обвинения, предъявленного в 1953 году Берии.
В постановлении Президиума ЦК КПСС по делу Л.П.Берия от 10 декабря 1953 г. говорилось.
«Следствием установлены и такие факты, когда заговорщики совершали террористические убийства лиц, со стороны которых опасались разоблачений.
Так, Берия и его соучастниками был умерщвлен М.С. Кедров — член Коммунистической партии с 1902 года, бывший член Президиума ВЧК и коллегии ОГПУ при Ф.Э. Дзержинском. Заговорщики имели основания подозревать Кедрова в том, что он располагает материалами о преступном прошлом Берия. Установлены также и другие факты террористических убийств, совершенных заговорщиками с преступной целью истребления честных, преданных делу Коммунистической партии и Советской власти кадров».
В обвинительном заключении по уголовному делу по обвинению Берия и других указывается.
«Так, из подробно описанного выше сфальсифицированного заговорщиками уголовного дела по обвинению М. С. Кедрова видно, что заговорщики после вынесения Кедрову оправдательного приговора Военной коллегии Верховного суда СССР, не только не освободили Кедрова, но совершили убийство его в Саратовской тюрьме, где Кедров продолжал незаконно содержаться под стражей в течение четырех месяцев после вынесения оправдательного приговора».
М. Козичев в книге «Чекисты» приводит разговор Дзержинского с Кедровым.
«ЦК РКП (б), лично Владимир Ильич направили вас к нам, - говорил Дзержинский при личной встрече с Кедровым, - для укрепления наиболее ответственного в данный период участка, каким является работа чекистских органов по ограждению от контрреволюционных элементов Красной Армии. Вы, Михаил Сергеевич, причастны к работе в военной среде со времени Военной организации большевиков в предреволюционный период, знаете солдатскую массу по работе с ней на Кавказском фронте во время империалистической войны. В партии хорошо известно о вашем участии в разрешении сложнейшей социально-политической проблемы демобилизации старой армии. Для нас очень ценен ваш личный опыт в формировании частей Красной Армии и укреплении их боеспособности на Северном фронте.
В ВЧК создается новое подразделение — Военный отдел, призванный взять на себя руководство деятельностью фронтовых и армейских ЧК, возглавить эту линию работы в масштабе страны, наладить ее координацию с Реввоенсоветом Республики и реввоенсоветами фронтов и армий. Помня установку Владимира Ильича на создание трехмиллионной Красной Армии, коллегия ВЧК считает, что Военному отделу предстоит решать сложные задачи и ее руководитель должен быть не только преданным, проверенным партийцем, но и опытным военным. Как вы посмотрите, Михаил Сергеевич, если мы предложим вам возглавить Военный отдел ВЧК? Ваш опыт профессионального революционера, участника трех революций, опыт военной работы, особенно в последние месяцы, имел бы большую ценность для ВЧК».
Последовательный Ленинец – Кедров в своей работе руководствовался словами Владимира Ильича.
«Для нас важно, что ЧК осуществляют непосредственно диктатуру пролетариата, и в этом отношении их роль неоценима. Иного пути к освобождению масс, кроме подавления путем насилия эксплуататоров, — нет. Этим и занимаются ЧК, в этом их заслуга перед пролетариатом».
«Из собственного опыта решения многих военно-организационных вопросов во время пребывания на посту командующего Северным фронтом Кедров знал особенности и своеобразие борьбы с контрреволюцией в армейских условиях». – Пишет в своем панегирике Кедрову Козичев.
Т.е. именно Кедров, если я все правильно понял, стал родоначальником снискавшим славу и любовь всех военнослужащих Вооруженных Сил Советского Союза особых отделов.
«Возглавить этот сложный и специфический участок государственной деятельности Центральный Комитет партии, В.И. Ленин поручили М.С. Кедрову не случайно. Для выполнения столь ответственного поручения Михаил Сергеевич был подготовлен всей своей предшествовавшей революционной деятельностью, отдав борьбе за идеалы коммунизма в рядах большевистской партии свыше 18 из 40 прожитых к тому времени лет. Он был непосредственным участником трех революций, прошел суровую школу профессионального революционера-большевика, имел многогранный опыт партийной, советской и военной работы, обладал глубокими знаниями марксистской теории, широкой эрудицией, владел несколькими европейскими языками. Кедров был известен в партии своей энергией, большими организаторскими способностями, скромностью, бесстрашием и исключительной честностью.
Это был обаятельный человек. Простой и скромный. Он все время ходил в гимнастерке и в сапогах. Никогда не кичился своими заслугами. При разборе персональных дел в партийной организации никогда не повышал голоса, был всегда ровный, внимательный и отзывчивый». - Характеризовал Кедрова работник Верховного суда СССР полковник юстиции в отставке А.Н. Чуватин.
Эта характеристика приведена в панегирике Козичева.
Дмитрий Соколов в рассказе "Каратель с врачебным дипломом" приводит совершенно другую характеристику, как будто речь идет о совершенно другом человеке.
«…Даже внешний его вид приобрел оттенок тяжелого недуга! Тусклые, лишенные всякого блеска глаза мертвенно глядели на посетителя. Что-то зловещее было в этом окаменелом лице». Из воспоминаний супруги историка Мельгунова Прасковьи.
«Разверзшиеся недра социальной преисподней исторгли из себя великое множество монстров. Значительная часть этого кошмарного сонмища оказалась в рядах большевистской партийной организации и ее «передового отряда» — Всероссийской чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией и саботажем (ВЧК)».
Таким, не лишенным красоты словесным выкрутасом начинается рассказ о Михаиле Сергеевиче Кедрове, который его автор Дмитрий Соколов назвал «Каратель с врачебным дипломом».
Кедров был человеком, совершенно точно, не лишенным талантов. Дворянский отпрыск, сын нотариуса, он, до того, как окунулся в пучину революции, учился на юридическом факультете Московского университета, одновременно посещая лекции в Лазаревском институте восточных языков, активно занимаясь музыкой.
Один из буревестников революции, Кедров не раз арестовывался, подвергался административной ссылке, нелегальствовал и эмигранствовал, занимался вооружением рабочих дружин, распространял запрещенную литературу и был одним из организаторов боевых дружин Костромы.
А кроме этого, находясь в эмиграции, слушал лекции по медицине в Бернском университете, а с 1914 г. — на медицинском факультете в Лозанне.
В августе 1905 г. организовывал подкоп в баню Таганской тюрьмы в Москве для освобождения содержащихся там функционеров Северного бюро ЦК партии во главе с Николаем Бауманом.
Наследство отца член РСДРП Кедров потратил на организацию издательства «Зерно», которое, во-первых: стало довольно успешным коммерческим предприятием, во-вторых: отличной крышей для печатания партийной литературы.
Но, как написал о Кедрове мученик сталинских лагерей, известный русский прозаик и поэт Варлам Шаламов, «врач, учившийся <…> не только лечебным знаниям, но и гуманизму, музыкант, окончивший консерваторию по классу рояля, сам вдохновенный пианист, развлекавший Ленина глубочайшим исполнением бетховенской „Аппассионаты“ еще на швейцарских вечеринках. Кость от кости, плоть от плоти московской интеллигенции. Именно Кедров заставил меня думать, что все это не облагораживает».
В мае 1918 г. Кедров возглавил специальную правительственную комиссию — т.н. «Советскую Ревизию». В задачи последней входило «производство ревизии всего военного хозяйства, местных советских учреждений», районом действия комиссии являлись Ярославская, Вологодская, Архангельская, Иваново-Вознесенская и Костромская губернии.
Прибыв в Архангельск, Кедров и его люди в первую очередь организовали вывоз скопившегося в местном порту военного имущества, продовольствия и материалов. К январю 1918 г. здесь хранилось 700 000 снарядов, 80 пудов взрывчатых веществ, около 15 млн. пудов каменного угля, большие запасы льна, шкур, марганцевой и медной руды. Вывезли из Архангельска и ценности Народного Банка — золотые слитки и процентные бумаги на сумму около 60 млн. рублей, наличные деньги в сумме 8 млн. рублей.
В июне 1918 г. начальник «Советской Ревизии» сделался командующим Северным фронтом.
Работу на этом посту кедров начал с укрепления местных партийных рядов.
Книга "Чекисты" устами Козичева рассказывает, что "опираясь на местные партийные организации и массы трудящихся, Кедров развернул энергичную работу по укреплению партийных и советских органов в Архангельске, Вологде и других городах. ... Принимались решительные меры к контрреволюционерам и саботажникам.".
Применяемые для этого «решительные меры к контрреволюционерам и саботажникам» Питирим Сорокин, социолог, оказавшийся в то время на Севере, описал так:
«…большевистский комиссар Кедров казнил людей сотнями и даже тысячами. Свои жертвы коммунисты расстреливали, топили или забивали до смерти. Чувствуя, как шатается почва под ногами, они пытались укрепить свои позиции безудержным террором».
Когда в Архангельске высадился английский десант Кедров был в столице, куда направился с отчетом о проделанной работе.
«…Вред вашего отъезда, — негодовал Ленин, — доказан отсутствием руководителя в начале движения англичан на Двине. Теперь Вы должны наверстать упущенное».
«Наверстывая упущенное», Кедров, в Вологде, которую тот избрал своей резиденцией, начал массовые аресты, поквартальные обыски и облавы. По далеко неполным данным, за «участие в подготовке и контрреволюционной деятельности» в городе было арестовано свыше 2000 человек. Многие из них впоследствии были расстреляны.
«Суд и расправу» Кедров вершил, не выходя из собственного вагона — здесь заподозренных в «нелояльности» допрашивали и пытали. Затем обреченных выводили наружу и убивали.
Царившую в Вологде в те летние месяцы атмосферу всеобщего страха, мало содержательно, но образно характеризуют строки из воспоминаний писателя Варлама Шаламова:
«…Весь город дышал тяжело. Его горло было сдавлено».
В сентябре 1918 г. Кедрова отзывают в Москву, и, как подготовленного «всей своей предшествовавшей революционной деятельностью», переводят по указанию Ленина в распоряжение председателя ВЧК Феликса Дзержинского.
Один из авторов сборника «Военные контрразведчики», выпущенного к 60-летию особых отделов, «для работы в ВЧК у Михаила Сергеевича были все необходимые качества».
Вначале Кедров возглавил Военный отдел ВЧК, созданный «для усиления борьбы с контрреволюционными элементами» в рядах Красной армии; а с января 1919 года — Особый отдел ВЧК.
В ЧК вслед за собой Кедров привел своего родственника Артузова, в последствие ставшего гением советской разведки (о нем я рассказывал в статье ""Малява", написанная кровью первого гения советской разведки") и Эйдука, члена партии с 1905 года, прибывшего в ВЧК с должности начальника политотдела 6-й армии.
Эйдук возглавил следственную часть, а свой след в истории ЧК оставил тем, что стал автором поэтических строк.
На вашем столике бутоны полевые
Ласкают нежным запахом издалека,
Но я люблю совсем иные,
Пунцовые цветы ЧеКа.
Когда влюблённые сердца стучатся в блузы,
И страстно хочется распять их на кресте,
Нет большей радости, нет лучших музык,
Как хруст ломаемых и жизней, и костей.
Вот отчего, когда томятся Ваши взоры,
И начинает страсть в груди вскипать,
Черкнуть мне хочется на Вашем приговоре
Одно бестрепетное: «К стенке! Расстрелять!»
Для справки замечу, что "гений разведки" был расстрелян в августе 1937 года, а "поэт" Эйдук годом спустя, в августе 1938-го.
Немногие уцелевшие чекисты, знавшие Кедрова, характеризовали его, как «профессионального революционера ленинской школы и замечательного человека — неподкупно честного, принципиального, требовательного к другим и прежде всего к самому себе»; «верного большевика-ленинца» сочетавшего в себе «высокую принципиальность и непримиримость к врагам» с «большой человечностью и любовью к людям».
Альтернативное мнение представляет читателям историк С.П.Мельгунов:
«…Никакого дела, конечно, организовать он не мог. Его функции были проще. Он должен был только проявлять беспощадность и жестокость в отношении политического противника. И Кедров был прямолинеен и элементарен. <…> Воображая себя санкюлотом-монтаньяром XVIII столетия, Кедров с наганом в руках перед окровавленной „стенкой“ осуществлял идеи большевизма».
Возможно, понять, какая из характеристик ближе к истине, поможет сохранившийся в фондах Архангельского краеведческого музея документ, о котором со слов архангельского историка Ю.В. Дойкова, рассказал Дмитрий Соколов в статье «Каратель с врачебным дипломом».
«Так вот Кедров решал просто. Уполномоченный пишет постановление: Фетюков. Эсер. Гидра контрреволюции. Точка. Р. (Расстрелять — Д.С.) Подчеркивает. И подпись — Кедров».
1920 год. Из-за природных условий — замерзшего моря и отсутствия дорог — белое командование не сумело наладить эвакуацию, в результате покинуть страну сумели лишь 2500 человек. Остальные — более 20 000, угодили в плен.
«Сложным был вопрос о формах и методах деятельности Военного отдела ВЧК и чрезвычайных комиссий в войсках. Военные чекисты не могли механически переносить на армейскую среду методы работы, применявшиеся сотрудниками губчека. К тому же в ходе дискуссии о ВЧК некоторые из этих методов были поставлены под сомнение. Поэтому М.С. Кедров по рекомендации Ф.Э. Дзержинского стремился разработать такие методы действий военных чекистов, которые вытекали из специфики обстановки в частях и учреждениях Красной Армии, особенностей их комплектования и тактики подрывной работы в военной сфере контрреволюционных организаций и классово чуждых элементов.
Безотлагательного решения требовала и проблема ограждения Красной Армии от проникновения в ее ряды враждебно настроенных к Советской власти бывших офицеров». - Пишет Козичев в книге "Чекисты".
Соколов ("Каратель с врачебным дипломом") детализирует методы работы и их практическое воплощение.
«Первые массовые расправы над пленными произошли сразу же после капитуляции последних частей Белой армии. Так, из полуторатысячного отряда офицеров, пытавшихся пешим порядком уйти из Архангельска в Мурманск, более 800 были расстреляны почти сразу. Случилось это 28 февраля 1920 г.
Других военнопленных поместили в созданный в Архангельске концентрационный лагерь.
Одновременно город и прилегающие окрестности захлестнули обыски и аресты среди гражданского населения. На уничтожение обрекались не только лица непролетарского происхождения — сестры милосердия, священники, предприниматели, инженеры, врачи, но и крестьяне, симпатии которых на Севере в годы Гражданской войны, были в основном, на стороне белых.
Собрав в Архангельске партию в 1200 офицеров, начальник Особого отдела погрузил их на две баржи, и когда они пришли в Холмогоры, приказал открыть огонь из пулеметов".
«Здесь, на берегу, их и расстреляли, — вспоминала почетная гражданка Архангельска, Ксения Гемп. — Часть трупов столкнули в реку, а часть зарыли».
Массовые казни на Севере шли всю весну и лето 1920 г., так что, к началу сентября Архангельск называли «городом мертвых», а Холмогоры — «усыпальницей русской молодежи».
Созданные Кедровым северные лагеря стали местом, куда со всей страны свозили пленных белогвардейцев и казаков. Партию таких заключенных, доставленных с юга, численностью более 2000 человек, казнили в первых числах сентября в Холмогорах в «день красной расправы» — годовщину советского декрета «О красном терроре».
Только в Холмогорском концлагере и только в январе — феврале 1921 г. были убиты 11 000 человек. Расстрелы продолжались и в марте-апреле. Так, по приказу Дзержинского в районе Холмогор казнили свыше 400 офицеров и генералов.
В Архангельске Кедров второй раз женился.
Его вторая жена Ревека Пластинина-Майзель в этот период вела работу по организации политотдела 6-й армии, являлась членом Президиума — секретарем комитета содействия Северному фронту, членом Вологодского губкома РКП(б).
В чем заключалась работа Р. Пластининой-Майзель в Вологде, рассказывала оказавшаяся там в это время видная русская общественная деятельница Е. Д. Кускова в статье «Женщины — палачи», опубликованной в парижской газете:
«После большевистского переворота Кедров и Пластинина оказались на Севере России в Архангельске и Вологде. И он и она — в качестве буквально диких палачей, которых и сейчас население вспоминает, бледнея. В Вологде оба жили в вагонах, около станции. В вагонах же происходили и допросы, и около них — расстрелы при допросах. Ревекка била по щекам обвиняемых, орала, стучала кулаками, исступленно и кратко отдавала приказы: „к расстрелу, к расстрелу, к стенке“».
В 1922 г. Кедрова отправили в Норвегию полечить голову. Согласно одной из версий, случилось это после того, как «несгибаемый большевик-ленинец» приказал своим подчиненным открыть огонь по группе ребятишек, спешащих на занятия в школу.
Может и фейк, но психические расстройства, по-видимому, являлись настоящим бичом семьи Кедровых. Старший брат Михаила был душевнобольным и умер в костромской психиатрической лечебнице. Дурная наследственность перешла и к одному из сыновей Кедрова — Игорю.
Сбежавший в 1938 г. на Запад чекист Александр Орлов в опубликованной им книге «Тайная история сталинских преступлений» дал следующую характеристику Игорю Кедрову:
«Он был осторожен, замкнут, вечно поглощён своей работой. Не одарённый способностью к критическому мышлению, он воспринимал всё исходящее от партии и от начальства как непреложную истину». Однажды, раздосадованный поведением одного из подследственных, который сначала согласился признаться в том, что хотел убить Сталина, а после отказался от своих слов, Игорь пришел в исступление и закричал: «я задушу его собственными руками!» (речь идет о преподавателе Горьковского педагогического института И. Ю. Нелидове).
При этом, свидетельствует Орлов, «Кедров вёл себя так, словно <…> лишился чего-то самого ценного в жизни, точно он был жертвой <…>, а не наоборот». «Я с удивлением смотрел на него, — продолжает Орлов, — и внезапно увидел в его глазах то же фосфорическое свечение и те же перебегающие искорки, какими сверкали глаза его безумного отца».
"…Борис Берман (на тот момент первый заместитель начальника Иностранного отдела ГУГБ НКВД СССР) рассказал Слуцкому (начальник Иностранного отдела ГУГБ НКВД СССР) и мне, что несколько дней назад он и другие сотрудники бросились к кабинету Кедрова, услышав дикие крики, доносившиеся оттуда. Они застали Кедрова вне себя: разъярённый, он обвинял заключённого — это был Фридлянд, профессор ленинградского института марксизма-ленинизма — в попытке проглотить чернильницу, стоящую у него на столе. «Я остолбенел, — рассказывал Берман, — увидев эту самую чернильницу — массивную, из гранёного стекла, размером в два мужских кулака. „Как вы можете, товарищ Кедров! Что вы такое говорите!“ — бормотал Фридлянд, явно запуганный следователем. Тут мне пришло в голову, — продолжал Берман, — что Кедров помешался. Если б вы послушали, как он допрашивает своих арестованных, без всякой логики и смысла, — вы бы решили, что его надо гнать из следователей. Но некоторых он раскалывает быстрее, чем самые лучшие следователи. Странно, — похоже, он имеет какую-то власть над ними.».
Широта сфер деятельности верного ленинца Кедрова не может не удивлять.
В 1924 году «папа особых отделов» создаёт комиссионно-посреднический аппарат… путем объединения Госпосредника с Трансснабом и в течение двух лет руководит образованным таким образом Акционерным обществом по обслуживанию госпромышленности и транспорта.
В 1926 году партия направляет М.С. Кедрова в Верховный суд СССР помощником прокурора.
В 1928 году М.С. Кедрову было поручено возглавить организационный комитет Всемирной спартакиады в Москве, а затем в течение четырех лет он руководил президиумом Красного Спортивного Интернационала.
Около пяти лет, начиная с 1932 года, М.С. Кедров работал в Госплане РСФСР. Он был членом президиума Госплана, возглавлял в нем сектор обороны, а затем отдел науки и техники.
С 1936 года Михаил Сергеевич переходит на работу в Научно-исследовательском институте нейрохирургии Наркомздрава СССР. Под руководством известного ученого Н.Н. Бурденко он занимался вопросами борьбы со злокачественными опухолями, в частности решением проблемы ранней диагностики раковых заболеваний.
Кроме прочего Кедров еще и писатель.
Из-под пера Кедрова вышли брошюры: «Из красной тетради об Ильиче», «Повсюду Ильич», «Вождь Красной Армии».
При этом не могу не отметить того обстоятельства, что Кедров отличался Сталинской непритязательностью в одежде и доведенным до святости нестяжательством.
Когда 22 августа 1938 года Берия был назначен первым заместителем народного комиссара внутренних дел СССР Ежова Кедров, видимо, забеспокоился.
«Еще в 1921 г., работая на Кавказе, Михаил Сергеевич выявил многочисленные нарушения со стороны Берия, бывшего в ту пору председателем Азербайджанской ЧК. Составив по этому поводу докладную записку, Кедров направил ее Дзержинскому, однако благодаря заступничеству Микояна, Орджоникидзе и Сталина дело не получило развития». - Рассказывает Козичев.
Кедров решил нанести удар первым.
В начале 1939 г. бывший чекист посоветовал своему сыну Игорю и его сослуживцу и другу Владимиру Голубеву написать и отнести в приемную Сталина письмо, в котором сообщалось о якобы обнаруженном ими заговоре в органах государственной безопасности, возглавляемом Берией. Копию письма передали Матвею Шкирятову, заместителю председателя Комиссии партийного контроля.
Реакция на это сообщение последовала незамедлительно. Однако она была совсем не такой, как хотелось бы Кедровым.
В конце февраля 1939 г. Игорь вместе с товарищем были арестованы. 21 января 1940 г. Военной коллегией Верховного суда СССР осуждены к высшей мере наказания и 25 января расстреляны.
Узнав об аресте сына, Кедров лично обратился к вождю с письмом, в котором поведал о своей давнишней записке на имя Дзержинского, а также о том, что «НКВД стремится изолировать себя от партии», и Берия намеренно уничтожает накануне войны «лучшие партийные и военные кадры».
Арест сына Кедров воспринял как «страшную несправедливость»:
«Я не могу допустить мысли, чтобы партиец репрессировался за использование своего неотъемлемого права обращаться с любыми заявлениями во все партийные организации, вплоть до ЦК», — писал Сталину «несгибаемый ленинец».
Ночью 16 апреля 1939 г. за Кедровым пришли люди в форме.
«Из Сухановки, — поведал Михаилу Сергеевичу один из допрашивающих его следователей, — есть два выхода: признание или… на тот свет. Выбирай».
Угрозами и пытками бывшего чекиста пытались заставить признаться в шпионаже и «контрреволюционной деятельности», а также в том, что он. являлся агентом царской охранки, завербованным еще до революции. Желая добиться от обвиняемого признательных показаний, энкаведистские следователи задействовали весь пыточный арсенал…
Несмотря на издевательства и побои, виновным он себя не признал.
«Категорически отрицаю предъявленные мне обвинения, — записано в протоколе допроса. — Заявляю, что вся моя жизнь и преданная работа в партии большевиков в течение 38 лет является убедительным опровержением предъявленных обвинений».
Не найдя справедливости письмом к Сталину, Кедров пытался найти защиту в ЦК ВКП(б):
«Я преданный сын партии и не погибну в советской тюрьме с клеймом шпиона и изменника» — писал Кедров одном из обращений.
Кедров пытался найти защиты и у бывшего друга, секретаря ЦК ВКП (б), Андрея Андреева. Тому он писал уже из Лефортово:
«Из мрачной камеры Лефортовской тюрьмы взываю к вам о помощи. Услышьте крик ужаса, не пройдите мимо, заступитесь, помогите уничтожить кошмар допросов, вскрыть ошибку. Я невинно страдаю, поверьте. Время покажет. Я не агент-провокатор царской охранки, не шпион, не член антисоветской организации, в чем меня обвиняют, основываясь на клеветнических заявлениях. И никаких других преступлений в отношении Партии и Родины я никогда не совершал. Я не запятнанный ничем старый большевик, честно боровшийся (без малого) 40 лет в рядах Партии на благо и счастье народа.
…Теперь мне, 62-летнему старику, следователи угрожают еще более тяжкими и жестокими и унизительными мерами физического воздействия. Они уже не в состоянии осознать своей ошибки и признать незаконность, недопустимость своих поступков в отношении меня. Они ищут оправдания им в изображении меня злейшим, неразоружающимся врагом и настаивают на усилении репрессий.
…но у меня нет выхода. Я бессилен отвратить от себя надвигающиеся новые тяжелые удары. Всему однако есть предел. Я измотан в конец. Здоровье подорвано, силы и энергия иссякают, развязка приближается. Умереть в советской тюрьме с клеймом презренного предателя и изменника Родины — что может быть страшнее для честного человека. Какой ужас! Беспредельная горечь и боль сжимают судорогой сердце. Нет, нет! Это не случится, не должно случиться, кричу я. И Партия, и Советское правительство, и нарком Л.П.Берия не допустят свершиться той жестокости непоправимой несправедливости…».
Потом произошло то, чего не могло произойти. 9 июля 1941 г. Буревестник революции был оправдан.
Этот сбой системы исправил Берия. На свободу Кедрова так и не выпустили.
В октябре 1941 г., когда немецкие армии подходили к Москве, «героя Гражданской войны» в составе партии особо опасных преступников в количестве 22-х человек эвакуировали на поезде из столицы в Саратов, чтобы там в скором времени расстрелять.
Предыдущие статьи на тему репрессий в отношении Советских военачальников в предвоенные годы:
О заговоре Тухачевского - «Смертельная схватка паука со скорпионом»
«Тухачевский, Блюхер, Егоров и другие. Такие разные дороги на эшафот»
- о судьбах военачальников - участников суда над Тухачевским сотоварищи: маршала Блюхера, командармов Белова, Каширина, Алксниса, Дыбенко, а также дороге к эшафоту маршала Егорова.
«Свой дурак хуже предателя или записка Буденного Ворошилову по итогам суда над Тухачевским сотоварищи»
«Его расстреляли за книгу» - о судьбе командарма Кутякова.
«74 дня, которые для маршала Победы были страшнее всех сражений» - о поворотах судьбы маршала Победы Мерецкова.
«Героя Советского союза избивали резиновыми дубинками» - о судьбе героя Советского Союза маршала авиации Рычагова.
«Тайный прилет "Юнкерса" в Москву. Письмо Гитлера Сталину. Расстрел командарма». - о дороге к эшафоту первого еврея - героя Советского Союза, генерала - полковника Штерна.
«От должности заведующего баней маршал авиации отказался» - судьбе маршала авиации Ворожейкина.
Не забудьте подписаться на канал. На нем будет еще очень много интересных статей. Ваш "лайк", извините за термин, будет достаточной благодарностью за написанную специально для Вас статью.