Дед мой прожил ровно 90 лет. 6 октября ему исполнилось 90, а 12 октября его не стало. Видно свыше было ему столько отпущено.
А ведь в Свердловском госпитале для инвалидов ВОВ, где он часто проходил лечение, профессора, показывая его студентам, говорили, что с таким ранением человек выжить не может.
28 сентября 1942 года на Центральном фронте пуля снайпера пробила каску и вошла в висок. Проникающее пулевое ранение правой височной области. Так потом будет записано в справке о ранении. Но тогда никто и не думал, что заряжающий противотанковой истребительной батареи рядовой Полежанкин останется жив. А командир взвода, молодой лейтенант, послушав, что сердце еще бьется, распорядился отнести его в медсанбат.
Пулю достали, а вот небольшой металлический осколок, то ли от пули, то ли от каски, так и остался в мозговом веществе до конца жизни. Обнаружили это уже после войны, когда сделали рентгеновский снимок. Во время войны рентген не делали.
Я очень хорошо помню эту рану у деда на правом виске.
Подлечили в Горьковском эвакуационном госпитале и в январе 1943 года снова фронт.
Не раз еще были такие ситуации, что смерть была рядом, но каким-то чудом он оставался жив.
Запомнился хорошо еще один эпизод из рассказов деда. Он был тогда санинструктором в инженерно-саперном батальоне на Волховском фронте. Ночь, палатки в лесу, где полно раненых. Дед, не спавший несколько ночей, сидел у печки-буржуйки, дремал. Лечь было некуда, все занято спящими ранеными. Один, легкораненый, говорит: "Ложись на мое место, а я посижу, выспался уже." Дед лег на его место и сразу провалился в сон. Да так крепко, что не слышал ничего. Проснулся только от того, что не мог дышать. Кто-то навалился на него всем телом. Оказалось, это тот легкораненый, что уступил ему свое место. Немецкие самолеты сбросили бомбы на медсанбат, одна из них разорвалась неподалеку от палатки. Осколками побило всех, кто стоял или сидел, а тех, кто лежал, не задело.
Конец войны застал деда в Риге. Его год подлежал демобилизации, но 23 инженерно-саперная бригада была откомандирована на 1-й Дальневосточный фронт. Погрузились в эшелоны и поехали воевать с японцами.
Через Свердловск, мимо дома, до которого было всего 200 км. И три с половиной года разлуки с дочками, с женой Лизой, Лизонькой.
Только 28 ноября 1945 года Сергей Николаевич приехал домой, в родную Кокшариху. Перед этим в д. Гаёва пришла телеграмма, что едет, но все фамилии были настолько перевраны, что понять, кому и от кого, было невозможно. Но, поскольку, на Дальнем Востоке из близлежащих деревень был только Полежанкин, решили, что едет он.
Бабушка купила бочку пива, всей деревней встречали, праздновали. Кто радовался, кто плакал, вспоминая своих, от которых остались одни похоронки. А пришло этих "похоронок" за 4 года войны немало.
Через много лет, я была уже взрослой, бабушка, Елизавета Григорьевна рассказала мне такую историю.
Сергей Николаевич до войны был секретарем Гаёвского сельского совета. В августе 1941 года председателя этого сельсовета, Фёдора Якимовича, забрали на фронт и дед занял эту должность. Человек он был очень добрый, справедливый. Никто не слышал от него не то чтобы мата, слова грубого. Таким он был до конца жизни.
Уже в первые месяцы войны в уральские деревни привезли эвакуированных. Среди них было много цыган. Кто будет брать их к себе в деревню? Репутация у них известная. Но им тоже надо выживать, кормить детей. Гаданием или воровством в нищих уральских деревнях долго не протянешь. Вот и заступался за них Сергей Николаевич, требовал, чтобы и цыган брали на работу в колхозы.
Когда проводили его на фронт, пришла к бабушке старая цыганка. Попросила его рубашку, иголку и рубль. Воткнула иголку в рубашку, проталкивала эту рубашку под воротами несколько раз туда и обратно, бормотала что-то при этом. Потом всё отдала обратно, и рубашку, и иголку, и рубль. Сказала: "Мы очень уважаем Сергея Николаевича, ты не переживай, он вернется живой".
Маме было тогда 11 лет, она помнит, как приходила цыганка, делала все это. Только вот смысла ее действий мама тогда не поняла.
Я не очень верю в мистику, но как объяснить тот факт, что человек с пулей в виске смог выжить, да еще и прожить до 90 лет? Ходил на своих, тоже израненных ногах, до последнего дня?
Много чего из своей жизни он уже не помнил в последние свои годы. А вот войну не забывал. Эти воспоминания у него остались до конца. И как жаль, что мы слушали тогда вполуха, многого не запомнили, не удосужились записать...
Записываю теперь я. То, что слышала, что запомнила. То, что осталось в документах, которые дед хранил, в его немногих записях, про то, где служил, как был ранен.
И очень хочу, чтобы мои дети и внуки знали, что не зря прожита такая трудная жизнь их предков, чтобы помнили.
Мой первый рассказ "История моей бабы Лизы" тут
Буду рада вашим лайкам и комментариям!