Мать Ивана давно привыкла к загадочным ночным похождениям сына и не пилила его. К тому же Ваня одевался в камуфляж, заброды[1] , брал с собой удочку. Кто же не пустит сына на ночную рыбалку «с ребятами», надеясь на улов? Как вы понимаете, чаще всего Ваня приходил без улова, но что с него возьмёшь? «Главное – старание!» – думала мать, понимая, что рано или поздно сын останется без её попечения, а стало быть – навык добычи рыбы для прокорма был совсем не лишним. К слову, Ваня был в таких вопросах совсем не глуп. Когда дело ближе к рассвету заканчивалось, он мог без лишних проблем сбегать на местный ранний рынок и купить там копеечной рыбы (благо – промысел денег приносил). И дело было сделано, и мать довольна.
В эту ночь всё началось по привычной схеме. Ваня встал по будильнику в полдвенадцатого ночи, наскоро съел бутерброд с чаем и быстрым шагом потопал к месту перелаза через забор. Ходьбы было минут десять. Путь его лежал по промзоне, состоящей из проложенной между высокими заборами пыльной дороги, которая вела мимо завода строительных материалов, местной силовой подстанции, длиннющей ливневой канавы, ж/д переезда, опор сетей электропередач. Далее – через мосток к закамышенному берегу лодочной станции, на другом берегу от которой и располагался рыбный завод. Обойдя озерцового типа заливчик, Иван вскарабкался на высокий (метра 2–2,5) кирпичный забор, по которому, балансируя с ловкостью ниндзя, приблизился к точке переброса металла, где он заранее установил деревянную лесенку. Прежде чем спуститься не территорию “врага”, Ваня присел на корточки и прислушался. Рюкзак с инструментами будто пытался его вернуть назад, перетягивая на сторону реки. Но сила воли была потяжелее сумки на спине. Вдохнув свежий, только начавший остывать после жаркого дня воздух, Ваня спустился по лесенке вниз. До цеха вела витая тропка сквозь деревца и кусты, в одном из которых уже ждала тачка. Метров пятьдесят, не более. И вот – перед Иваном тёмным пятном восстал цех во всей своей сокрытой красоте.
Первым делом Ваня повозился с самым тяжёлым предметом, намеченным заранее – ржавый электродвигатель конвейера. Гаечным ключом с удлинённой ручкой он отвинтил заранее промасленные гайки, немного повозился с отключением движка от вала, и – пыхтя и шёпотом матерясь – погрузил новое дитя в устланную старым одеялом (а чтобы шуму не было!) тачку.
Первый – пошёл! Двигатель был довезён до забора, не без натуги поднят наверх и переброшен через забор, а затем – бережно перенесён в лодку. В следующие полтора часа вслед за движком покинули сиротский дом роликовые опоры, натяжной барабан, редуктор, щитки управления, какие-то зубчатые колёса и что попалось под руку ещё.
Поговорку «жадность фраера сгубила» Иван не знал никогда. А жадность присутствовала, и ещё какая! Так удачно всё складывалось, что наш герой едва себя остановил. Хотелось тащить ещё и ещё…
Тут бы и подумать Ивану о старике Архимеде и его «эврике». Но не знал он ни фига об Архимеде и открытой им выталкивающей силе. Сделать бы Ивану две-три ходки на тот берег. Но хотелось всего и сразу! И Ваня, погрузив в лодку даже тачку, оттолкнувшись веслом от илистого дна, с восторгом первооткрывателя глядя на смутный силуэт другого берега, начал победный путь к финишу… Счастье было на расстоянии вытянутой руки.
Надо ли говорить, что плохо учивший физику Иван, да ещё и в темноте, впопыхах и мороке наживы, не рассчитал максимальной загрузки лодки, которая почти до верха бортов погрузилась в ласковую воду? Над ватерлинией возвышались не более двух-трёх сантиметров алюминиевой лохани. И от зачерпывания её отделяло только отсутствие раскачки. А раскачка появилась, как только наш паромщик на два-три корпуса лодки отошёл от берега и решил сесть на вёсла. Тут и качнулись клёпаные борта, и сделало лодочное чрево большой глоток воды. В тишине лопнул громкий «бульк» и дело пошло кувырком. Как только в лодке оказалось по колено воды, она уверено пошла на дно. Тщетно пытался наш отважный капитан что-то предпринять. Он выбросил за борт свой драгоценный рюкзак и тачку, попытался скинуть что-то из поживы. Но это не спасло. Ещё по инерции двигаясь к противоположному берегу, судно приобрело новый вектор – вниз. Со скупой слезой, но молча, как му-му, Иван встречал погружение. Режиссёр «Титаника» не видел такого энергетически мощного глухо-немого «утопания». Уже по пояс в воде, Ваня очнулся и понял, что нужно спасаться самому. Он пулей сбросил с себя заброды и куртку, по карманам которой было рассовано много чего отягчающего, и лихо да тихо поплыл к лодочной станции. Благо, в ту пору и мысли не было о сотовых телефонах и подобной ерунде, поэтому максимальной потерей могла быть потеря ключей от квартиры или гаража. Но и этого не случилось, так как вся связка на шнурке была примотана к лястику брюк и спрятана в брючный же карман.
На берегу он молча снял с себя портки, выжал всё до нитки, и снова оделся. Дома он скажет, что неудачно порыбачил. Мать поймёт… Заброды?! Да и хрен с ними! В гаражике пылились сухие кеды. Только лохани с поживой жаль!
А металл? А что металл?! Пришлось, взяв в долю двух товарищей с помощью лебёдки, закреплённой на берегу, лодку таки вытащить. Благо, глубина была не более двух метров.
Однако, посвящение однодворников в тайну неудачной операции по правилу двух знающих свиней, сделало эту историю всеобщим достоянием. Что сыграло, как ни странно, положительную роль. Дело в том, что обидное прозвище было заменено на другое, уже менее обидное. И так, мальчик по прозвищу «пись-пись» - замкнутый индиго, по-тихому ворующий всё, что плохо лежит по всей округе – стал Ваней «буль-буль».
Про Ивана можно было бы многое рассказать. Ну, например, как он умудрялся воровать металл на одном пункте приёма лома и продавать его на другом. Причём, делал это то в одну, то в другую сторону, осуществляя такой себе круговорот вторчермета в природе.
Сейчас ему чуть больше сорока лет. Года два назад я встретил его. Случайно, на улице, в бегах.
– Как дела, Иваныч! – спросил я тогда, радостно пожимая его мозолистую и ржавую ладонь.
– Отлично! – отвечал он мне.
– Где трудишься, дружище?
– На приёмке металла , – хитро прищурившись, отвечал он мне.
Ну конечно, а где же ещё трудиться приёмному отцу стальных сирот?!
[1] Заброды – высокие рыболовные сапоги.