Театр – ровесник города. Залы, где, несмотря на аншлаг, аплодисменты «не положены». Репетиции, куда артистов приводили под конвоем… Судьба каждого – роман-эпопея. Это все о Воркутинском музыкально-драматическом театре.
До 1943 года Воркута была рабочим поселком. Около 50 тысяч жителей — 13 тысяч вольнонаемных и в два раза больше заключенных, занятых на добыче угля. Воркутлаг — один из крупнейших исправительно-трудовых лагерей в системе ГУЛАГа. Бараки, серость, голод, смерть… «Каждый день там [в угольных шахтах] происходили несчастные случаи: кто-то погибал, кто-то становился калекой», — вспоминал один из заключенных Алексей Марков. Театр? Здесь? Кто в это поверит?
Борис Мордвинов верил. Ученик Немировича-Данченко, с 1936 по 1940 год — главный режиссер Большого театра, преподаватель Московской консерватории… Никакие регалии не смогли спасти его от запущенной машины репрессий. В 1940 году он был арестован и обвинен в шпионаже. Спустя год приговорен к трем годам исправительных работ. Отбывать наказание направлен в Воркуту. Работал грузчиком на пристани, подсобным на складе, дневальным в бараке. И горел идеей создать здесь театр. Добиться такого решения было непросто. Война, лагерь, политзаключенные… До того ли? Но назначенный 17 марта 1943 года начальником Воркутлага Михаил Мальцев идею музыкально-драматического театра поддержал.
Мальцев — знаковая фигура для Воркуты. Именно он добился 26 ноября 1943 года присвоения Воркуте статуса города. При Мальцеве появились горный техникум, ремесленное училище, роддом, ясли, бульвар… И, конечно, театр — первый профессиональный за полярным кругом. Барачный поселок превращался в город.
Но жесткая, скорее даже жестокая, система никуда не делась. Театр именовался «Музыкально-драматический театр комбината «Воркутауголь» МВД СССР». Посещать его могли только вольные горожане.
Решение о создании театра было принято в августе 1943 года, а уже 1 октября на сцене деревянного здания поселкового клуба давали оперетту «Сильва». Была проделана колоссальная работа, ведь у артистов не было даже нот и либретто. Произведение целиком напела вольнонаемная артистка Наталья Глебова, обладающая уникальной музыкальной памятью. До Воркуты она блистала в Ростовском театре оперетты, в том числе и в роли Сильвы. В Воркуту приехала вслед за мужем — инженером-энергетиком Симоном Шварцманом, входившим в вольнонаемный аппарат Мальцева. Ходили слухи, что именно Глебовой Воркута обязана появлением театра — дескать, она заявила мужу: «Не будет театра, то и мне здесь делать нечего». А уже Шварцман, любящий жену, убедил Мальцева.
Напетую Глебовой партитуру записал и разложил на всех пианист и концертмейстер Александр Стояно, уже отбывший срок, но не имевший права уехать из Воркуты. Главную роль Эдвина исполнил Борис Дейнека — оперный певец, бас, солист Всесоюзного радио. Именно в его исполнении каждое утро по радио на всю страну звучала «Широка страна моя родная». Вот только сам заключенный Воркутлага Дейнека мог «так вольно дышать» лишь в театре. Первое время он выступал стриженным под машинку, как все заключенные — мужских париков в театре не было.
На премьере был аншлаг, среди зрителей — лучшие горняки, инженеры, работники НКВД и их семьи. Вот только аплодировать заключенным было не положено. «Сильва» шла почти ежедневно, к 1946 году ее показали 100 раз.
Первая труппа была чуть больше двадцати человек. Но театр рос. С пересыльных пунктов и близлежащих лагерей отбирались профессионалы: певцы, танцоры, музыканты, композиторы, художники… Мальцев любил свое детище и буквально «из-под земли» доставал для него таланты. За короткий срок труппа разрослась до 150 человек. Были свой симфонический оркестр, хор и балет. Но лагерный режим для артистов-заключенных никуда не делся: они жили вместе со всеми в бараках, наполненных нарами и клопами, присутствовали на перекличках, а в театр приходили под конвоем в телогрейках. Отдельные «артистические» бараки появились только в 1946 году, но условия в них были не лучше. Даже Мордвинов, имевший право свободного передвижения по Воркуте, на ночь должен был возвращаться в барак.
— Я видела, как привозят актеров на спектакль из зоны. Впечатление было сильное: охранники, собаки… Зона находилась в полутора километрах от города. Все это было более чем странно для меня. Какой-то полуреальный мир, в котором все двоится, теряя свои очертания. Колючая проволока, запорошенная снегом, стылый воздух, униженные взгляды, балерины в пачках и буквально тут же — в зековских телогрейках, — вспоминала Лариса Богораз, дочь бывшего заключенного Воркутлага Иосифа Богораза.
К репетиции все артисты должны были быть «в человеческом виде». Репетировали по 16 часов, до поздней ночи — но заключенных все устраивало, в тепле и человеческих условиях было куда лучше, чем в лагере. Вернуться со сцены обратно на общие работы — вот страх и ужас. О продуктивности труппы лучше всего говорят цифры — в военные годы Воркутинский театр показывал 600 спектаклей и концертов в год.
Воркутинский театр с первых дней своего существования стал также студией, взращивающей свои таланты. Мордвинов прислушивался к мнению каждого, а за особо полезные замечания платил двугривенный. Считал, что именно в таких спорах рождается истина, которая не дает заскучать зрителю. Умел, не повышая голоса, добиваться поставленной цели. В оперетту «привносил» драму — учил хорошо поющих артистов не только петь, но и играть, жить на сцене.
С настойчивой энергией сам показывал, как надо быть гибким, элегантно благородным, эффектно вальсировать… Были среди артистов и совсем любители, но талантливые. Так, в премьере «Сильвы» в роли Стасси дебютировала Вера Пясковская. Как и Глебова в Воркуту она приехала вместе с мужем, сотрудником НКВД. В 1949, перебравшись в Иркутск, Пясковская уже сама сыграла Сильву — это была одна из первых ее ролей на иркутской сцене, которой она отдала почти три десятилетия. Там же встретила свою вторую половину, нового мужа — народного артиста РСФСР Николая Загурского.
— В моей трудовой книжке написано: «Высшее театральное образование, полученное в Воркуте». Там имелась такая школа, какой не было ни в одном театре. Потому что ни в одном театре не давали играть молодым артистам столько, сколько нам, — говорила еще одна воспитанница Воркутинского музыкально-драматического театра Маргарита Лаврова, в девичестве — Рейзвих. Единственная вина семьи Рейзвих, направленной в Воркуту на спецпоселение, немецкое происхождение. После двух жутких лет в Харьковском лагере, где умерла их бабушка, Воркута показалась им чуть ли не раем. Даже театр есть! А в театре Риточку и ее сестру Адочку холили и воспитывали. Лаврова считала, что лучшего образования и лучших людей, что их там окружали, воспитанных, образованных, возвышенных и быть не могло. Там же в театре она познакомилась с Виктором Лавровым — он был ведущим артистом в Харбине, когда туда вошли советские войска, получил 10 лет лагерей. До Воркуты добрался еле живым. Всю оставшуюся жизнь Рита и Виктор прошли рука об руку.
Был самодеятелем и Алексей Марков — работал в театре с 1944 по 1959 год. Во многом благодаря его воспоминаниям и воспоминаниям его жены, каторжанки Елены Марковой, собранным ими архивам, известны подробности жизни театра и его обитателей того периода, и какую роль играл театр в жизни Воркуты. Елена Маркова рассказывала, как впервые после освобождения, оказалась в театре и разрыдалась. Заключенная «Е-105» — Елена сто пятая, как звали ее товарищи по несчастью, была дочерью «врагов народа». В июне 1941 года окончила школу с отличием, грезила об институте, но уже в августе оказалась в оккупации. Для спасения раненных солдат устроилась на немецкую биржу труда. Отработала там два месяца, задание выполнила. И поплатилась за это — говорила с ними на немецком, дочь «врагов народа», это расценивали как пособничество фашистам… И никакие заслуги, в том числе спасение 76 солдат, не помогли. В Воркуте Елена Маркова оказалась на самой сложной работе — под землей. В шахте она должна была проталкивать уголь на рештаках, но ей не хватало ни сил, ни навыков — в итоге в первый же день она чуть не погибла. Затем, после отказа лагерному начальнику, получила работу еще тяжелее — таскать огромные бревна в забой. Одним бревном ее даже придавило, еле выбралась. И так 10 лет, но стойкая девушка держалась. А пришла в театр, увидела этот контраст с лагерной жизнью — и разревелась.
Мордвинов и сам сомневался — имеют ли они моральное право смеяться, веселить публику, когда другие заключенные погибают. Он часто цитировал «Фауста» Гете: «Лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день идет за них на бой!»
— Это совсем не значит, что в лагерях надо устраивать бунты, забастовки, побеги, отказы от работы, самоубийство, – пояснял он. – Конечно, плохо, что мы не играем для заключенных. Но мы знаем, что в зале, пусть не в первых рядах, среди мундиров, сидят те, кто прошел тот же путь — теперь они вольнонаемные второго, третьего сорта. Они нас ценят больше других. Так же и мы…
В 1945 году Мордвинов, кстати, поставил оперу «Фауст» — свою неосуществленную в Большом театре задумку. «Фауст» считался зловещим роком Мордвинова. В числе обвинений, предъявленных ему, было и такое: после публикации новеллы Горького «Девушка и Смерть» Сталин изрек: «Эта штука посильнее, чем «Фауст» Гете». Мордвинов неосторожно и с юмором высказал сомнение в справедливости такой оценки. Об этом, конечно, донесли — подрыв авторитета вождя.
Не обошелся и в Воркуте «Фауст» без роковых событий, хоть и не столь печальных. Бывший заключенный инженер Эммануил Котляр вспоминал, как исполнитель роли Мефистофеля Борис Дейнека сломал руку за день до спектакля, куда была приглашена «московская комиссия»: шел под конвоем из театра в зону, заключенных подгоняла охрана, приходилось бежать, мела метель, и Дейнека поскользнулся.
— На загипсованную руку накидывают яркую косынку в тон алому костюму Мефистофеля. С тяжело повисшей левой рукой, но жестикулируя правой, Дейнека поет. За кулисами стоит бледный взволнованный Мордвинов. А над залом гремят коварные, злобные арии Князя Тьмы. И только несколько человек в зале знали, чего это стоило заключенному Дейнеке, — рассказывал Котляр.
Дирижировал в театре Владимир Микошко, он же был постановщиком «Фауста». В Воркуте оказался в 1943 году, после того как их полк попал в окружение, выйти из которого не удалось. Потом был побег из плена, казалось бы, удачный. Но! «Изменник Родины» — и 10 лет лагерей. Воркутинский театр стал для него спасением. Помимо дирижирования он писал музыку к постановкам и даже делал обработку народных песен коми. Первые песни о воркутинских шахтерах тоже его. С разрешения Мальцева заключенным разрешено было преподавать. Так Микошко возглавил первую музыкальную школу в Воркуте, а также вел лекции-концерты о классической музыке. Художественную студию организовал художник театра Петр Бендель — в Воркуте он оказался так же, как и Микошко, после немецкого плена. Таких как они в ту пору в Воркутинском театре было много.
До войны Валентина Токарская была звездой Московского мюзик-холла и Театра сатиры, считалась самой красивой и богатой актрисой Москвы. Ей восхищались Горький, Зощенко, Ильф и Петров, Катаев… В 1941 году вместе с другими артистами Театра сатиры, в том числе Рафаилом Холодовым, отправилась в составе одной из фронтовых бригад на передовую. Почти сразу они попали в окружение, скитались и в итоге вместе с немцами были вынуждены идти до самой Германии.
В свое время Валентина Токарская спасла Холодова, выдав его за донского казака, хотя он был евреем, и своего мужа. Они вместе возвращались в Москву, где были арестованы. В 1946 году оба оказались в Воркутинском театре.
Удивительно, но было здесь место и любви, запрещенной лагерными правилами. Муж и жена не могли находиться в одном исправительном учреждении. Отношения между заключенными и вольнонаемными запрещались. Но они были. Так, именно в Воркуте Валентина Токарская познакомилась с известным драматургом Алексеем Каплером — ему не простили роман с дочерью Сталина Светланой. В Воркуте он работал фотографом, часто бывал в театре. После окончания своего срока Токарская осталась ради него. Когда его осудили вторично и отправили в Инту, она ждала в Воркуте. Они договорились, что будут искать Большую медведицу каждый на своем небе и слушать в определенное время по понедельникам радио. И когда Каплер сообщил: «По понедельникам можешь больше радио не слушать», Токарская расплакалась — свободен. После лагеря они поженились, но семейная жизнь оказалась короткой: в 1955 году Каплер встретил поэтессу Юлию Друнину, которая стала его спутницей до конца жизни.
В Воркуте встретились актеры Юрий Волков и Александра Молодцова. Молодцова так вспоминала эту встречу: «Меня пригласил высокий худой мальчик. На шее крестик, голова стриженая. «Как вас зовут? — Шура, а вас? — Юра. — Вы откуда? — Из Ленинграда. А вы? — Из Москвы. — Какой у вас срок? — 25, а у вас? — Тоже 25. Вот и все, что мы успели сказать друг другу за один танец». Через несколько лет они снова встретились, чтобы уже не расставаться. После освобождения с правом выезда из Воркуты Юрий Волков остался еще на несколько лет — не захотел расставаться с Шурой, оставшейся за колючей проволокой.
Чаще, конечно, к мужьям-заключенным приезжали вольные жены. Инкогнито. Как Корнелия Рутковская. Ее муж, актер и режиссер Борис Харламов был заключенным. Что они женаты, долгое время никто не знал. Они могли встречаться только на репетициях и постановках. Разные фамилии помогали, но все равно все тайное стало явным. Рутковскую по правилам должны были выслать из Воркуты, но, видимо, высшее лагерное руководство не хотело терять такую артистку. Разрешили остаться. Виолончелист, концертмейстер Леонид Брокер и вовсе провернул немыслимую аферу. В качестве балетмейстера в Воркуту «выписали» его жену, балерину Попову. Муж и жена в одном лагере — немыслимо. Но им это удалось.
В 1945 году театр получил свое собственное здание. Построенное в рекордные сроки по проекту архитектора Всеволода Лунева, также бывшего заключенного, здание с колоннами и театральными масками на фасаде на долгие годы стало архитектурной визитной карточкой Воркуты. Сам Лунев вспоминал: «Но вот и день открытия театра. Зрительный зал полон. Гаснет свет, в оркестре появляется дирижер. Взмах палочкой — и раздаются первые звуки увертюры. Акустика прекрасная! Медленно раздвигается вишневый плюшевый занавес. Мы сами себе не верим, что все это видим и слышим. У нас на глазах слезы...»
В 1946 году уехал Борис Мордвинов, но в Москву вернуться не мог. Год работал в Саратове, был отмечен Сталинской премией, потом до 1953 года возглавлял Белорусский театр оперы и балета. В декабре 1953 года его вызвали в Москву для переговоров. В ночь приезда он умер от инфаркта во сне, в своей московской квартире рядом с семьей.
В 1946 году Воркуту покинул и Мальцев — назначен начальником Саксонского горного управления в Германии. Участвовал в испытаниях первой атомной бомбы в Семипалатинске. Вплоть до смерти в 1982 году занимал управленческие посты, хоть под конец жизни и не столь высокие.
Артисты, отбывшие срок, тоже уезжали из Воркуты. Москва, Ленинград и другие крупные города были для них под запретом. Ехали в провинцию — Сыктывкар, Воронеж, Омск, Иркутск, где потом работали десятилетиями. Кто-то сумел добиться реабилитации, кто-то так и остался «с клеймом».
В 50-х в Воркуте начали закручиваться театральные «гайки». Сначала из репертуара театра и его названия убрали музыкальную составляющую. А потом и артистов-заключенных. Так, артистка Валентина Ищенко и балерина Лола Добржанская отказались стать осведомителями, и их вернули в лагерь. Там Лола заболела желтухой и умерла. Ее муж, актер Сергей Мартисон, потом пытался найти ее могилу в заснеженной тундре, но так и не смог — кресты заключенных не имели имен. Валентине Ищенко повезло больше — через год ее освободили, но сразу вернуться в театр не дали. Сначала работала диспетчером на автобазе, и только потом вновь позвали в «храм Мельпомены».
В 1958 году здание Воркутинского театра, спроектированное Луневым, сгорело. До 1991 года театр, можно сказать, скитался, пока не получил бывшее здание политпросвещения. Сейчас там кипит жизнь: премьеры, гастроли, фестивали. Несколько лет назад по инициативе внучки Мордвинова Надежды и при поддержке Воркутинского театра была организована выставка «Сверхзадача: выжить» в Московском театральном музее имени А.А. Бахрушина.
В 2019 году Воркутинскому драматическому театру присвоено имя Бориса Аркадьевича Мордвинова, а в репертуар возвращаются музыкальные постановки как при его создании.
Ульяна Киршина