Студент литературного института Василий Ласточкин сидел на подоконнике в общежитии и сочинял историю. На столе стоял стакан холодного чая. История не придумывалась.

В комнату вошёл сосед Рыжиков. В одной руке у него были тетради, во второй - он держал тарелку с бутербродом.

– Что? Не пишется? – спросил сосед по комнате.

– Угу! – ответил Ласточкин и косо поглядел на бутерброд со Студенческой колбасой.

– А ты осмотрись и напиши о том, что увидел, – посоветовал Рыжиков.

– Это можно, – выдохнул будущий писатель.

Ласточкин обвёл комнату взглядом, снова зацепился за тарелку с бутербродом и начал сочинять историю.

– Бутерброд, – озвучил он название очерка.

– Это мой! – испугался сосед.

– Да нет! Это название!

– А-а-а! – дошло до хозяина бутерброда. – А я уж не весь что подумал.

– Да больно надо! – фыркнул Вася.

Но в этот момент в животе у него предательски заурчало, и Рыжиков понял, что не зря опасался.

– Ладно! Давай, пиши про бутерброд, только без колбасы, – предложил сосед.

– Без колбасы, так без колбасы! – расстроился Ласточкин и продолжил сочинять. – Хлеб, масло и сыр трепетали в ожидании, студент надкусил свой бутерброд без колбасы и начал жевать. Без колбасы бутерброд был просто чепуха, а не бутерброд. А колбаса-то, вот она, рядышком...

И Вася Ласточкин снова покосился на тарелку с бутербродом.

– Нет, это совсем не годится! – возмутился Рыжиков. – Даже школьник лучше бы написал!

– Годится, годится! Мне завтра, между прочим, зачёт сдавать!

– Погоди, что-нибудь придумаем!

– Я и так весь день гожу, как видишь ни одной строчки не нагодил!

– Про колбасу и бутерброд не пойдёт! Давай смотри в окно, может, там что-то интересное происходит.

Студенты посмотрели в окно.

– Вон, видишь? – спросил Рыжиков. – Девочки с воздушными шариками гуляют! А вон, поливальная машина окатила улицу? А там, дед размахивает букетом астр? Свидание, наверное…

Но Василий не видел девочек с шарами, и поливальную машину, и дедушку с цветами тоже, он смотрел вдаль, где за зданием речного пароходства работали портовые краны.

Жёлтые краны, будто жирафы наклоняли свои длинные шеи, заглядывали в трюмы, проверяли нет ли там чего-нибудь вкусненького.

– Нет, ничего интересного! – вздыхали они, цепляли то, что давали и вытаскивали наверх.

Потом один кран-жираф поворачивался к другому и как бы спрашивал:

– Ну что там у тебя, дружище?

– У-гу-гу-гу-ль! – отвечал тот и ухал в огромную кучу ковш с углём.

– Понятно! Понедельник. У тебя по понедельникам всегда грязная работа, – и оба портовых крана одновременно отворачивались от огромного облака сажи.

Тут же по заливу пробежал буксир.

– Ту-ту! – предостерёг он о манёвре.

– Хру-хру! – ответил ему ржавый гудок загруженной баржи.

От золотого отблеска рябило в глазах. Звонко захлопывались механизмы грузозахватных ковшей. Но Ласточкин не слышал, как щёлкали ковши, как гудели буксиры и баржи, и думалось ему не о кранах, а только о жирафах.

Из музыкальной школы напротив донеслась игра на фортепиано, на ум тут же пришли давно заученные строки Николая Гумилёва:

«И как я тебе расскажу про тропический сад,

Про стройные пальмы, про запах немыслимых трав…

– Ты плачешь? Послушай… далеко, на озере Чад

Изысканный бродит жираф».

От этих строк Ласточкину стало немного грустно, но он продолжал сочинять. Он покусывал ручку, задумывался на мгновение и снова записывал предложения.

Всё так же играло фортепьяно, витали в воздухе строчки Гумилёва, а студенту рисовалась картина, будто бы жирафы кружатся в вальсе.

Они то и дело поднимали и опускали шеи, казалось, что, это кавалеры склоняли головы и приглашали своих дам на танец, а леди им отвечали, сопровождая своё согласие низким реверансом. Потом они подхватывали юных спутниц и начинали вальсировать легко и невесомо словно пёрышки.

Стройные высокие фигуры жирафов поражали своей грацией и завораживали приглашённых на бал. Они кружились на месте, гордо приподнимая головы, а зрители, затаив дыхание, любовались ими и приходили в полный восторг.

Неожиданно начался дождь. К отдалённой игре фортепьяно добавилась барабанная дробь. Жирафы всё так же изящно и непринуждённо кружились в вальсе. Только теперь это был танец дождя…

– Держи! – сказал Рыжиков, протягивая бутерброд. – Заслужил!

– А сам?

– Ещё добуду! А ты пиши, пиши – не отвлекайся! Вон как хорошо получается.

Это был предпоследний рассказ из цикла "Истории о чём-то важном, или счастье не в колбасе". Предыстория размышлений здесь

Продолжение здесь