Нашли её, когда на реке треснул лёд. Отец приехал смотреть заимку, готовить её к летней пастьбе. Втащил в избу мешок с сухой растопкой, с инструментами да гвоздями (вдруг чего завалилось, оторвалось, прибить надо). Грохнул мешок у печки, а на печке кто-то заворочался, большой, лохматый. Отец с крепким матом отскочил, да ухват выставил, кричит:
– Выходи, кто ты ни есть!
А с печи голос, слабый, девичий:
– Тятя! Это я – Санька!
Отец ухват уронил, сел на табуретку и заплакал.
– Мы ж тебя уж похоронили в мыслях. Думали, ты в прорубь кинулась. Мать лежит которую неделю, не разговаривает, будто при смерти. Никифор Фадеич приходил, тебя искал. Он всё и рассказал. Так мы и узнали, что у тебя в Самановском доме приключилось. Мать и давай корить себя. Искали тебя везде, а как не нашли, она и слегла. Говорит, своими руками родную дочь на верную погибель отправила. Нашлась бы, говорит, так я бы её никуда больше без её воли не отдала. Пусть бы повитухой стала, хоть кем, лишь бы живая… – отец опять заплакал.
Санька, худая, почерневшая лицом, нечесаная, кутаясь в огромный отцовский старый тулуп, подошла к отцу. Обняла его.
– Прости меня, дочка, окаянного. Думал, как лучше…
В конце мая они с Санькой отправилась в уезд, устраиваться на курсы акушерок при больнице. Неподалёку и комнатку сняли у больничной сторожихи. Так началась новая жизнь Александры Васильевны Чеверёвой. Всё-таки стала она повитухой, то есть акушеркой. Много лет она принимала роды в роддоме Асафьева. Что-то менялось в жизни людей. Были и гражданская война, и голод, и страх за своих близких и своё и их будущее. Одно оставалось неизменным - человек приходил в мир. И Санька, теперь Александра Васильевна, помогала ему в этом, как могла. И при этом мысленно всегда благодарила Пименовну за её подарок. Иконка Богородицы "Взыграние младенца" тайно хранилась в её доме, а порой, предвидя тяжелые роды, она брала её с собой в родильное отделение на дежурство. И это неизменно поддерживало её в сложной ситуации, придавало уверенности и спокойствия.
Ещё вспоминала Санька давний сон, увиденный под кривой сосной в лесу, когда они с Нютой, ещё совсем детьми, бежали из под ареста. А снились ей тогда красивые разноцветные рыбки. И она все вокруг них хлопотала и боялась, как бы они не задохнулись, не погибли. Стало быть, сон-то был вещий, с дальним прицелом!
Уже при советской власти она закончила медицинский институт и стала врачом-гинекологом. Долгое время разговоры о замужестве ввергали её в панический ужас. Но она, как врач, понимала, что это всего лишь её личный опыт, её личная неудача. И что так заведено природой - нужна семья, дети. Но парней обходила десятой дорогой, от компаний и походов отказывалась, всё время посвящала работе.
Однажды в отделение пригласили педиатра к ребенку, родившемуся с патологией. Пришел голубоглазый, смешливый парень. Санька вспомнила, что видела его еще в институте. Так и вышло - он учился на факультете педиатрии в те же годы, что и она. Наблюдая за его сильными, но очень осторожными руками, за его улыбкой, никогда не уходящей с лица, но иногда прятавшейся то в прищуре голубых глаз, то в уголках губ, Санька почувствовала к нему невероятное доверие, и впервые за много лет расслабилась в присутствии постороннего молодого мужчины. Дмитрий Иванович Тарусин вскоре стал её мужем и самым лучшим другом. Дочка Катя родилась через два года. А когда выросла, Екатерина Дмитриевна Тарусина тоже стала акушеркой и моей бабушкой.
Продолжение: Тёмное наследие
Подпишитесь на канал, чтобы не пропустить самое интересное