Во время съемок эпизода в сериале актриса получает удар топором по голове и попадает в больницу.Там она начинает видеть привидение и предсказывать будущее. По вы ходе из больницы она продолжает съемки, одновременно снимаясь еще в трех городах. В это время режиссер вводит нового героя в сериал, пытаясь свести его с актрисой ради новой любовной линии. Отношения между актерами складывались непонятно и неровно - взаимная неприязнь и притяжение. В это же время попытки актрисы воздейсвтвовать своими способностями на других заканчиваются кровотечениями и обмороками. И один раз она снова попадает в больницу, где происходит ее объяснение с новым актером. Которое заканчивается весьма предсказуемо.
После моего приснопамятного пробуждения в обществе Морозова наши отношения с ним весьма запутались и стали ещё более непонятными. Он вдруг снова забился в свою раковину, видно, досадуя или стыдясь того, что так разоткровенничался со мной, и мы переспали. Нет, он по-прежнему был обаятелен и остроумен, когда группа посещала меня в палате. Он по-прежнему улыбался своей потрясающей улыбкой, от которой у женской половины группы сами собой начинали падать трусики, и сыпал анекдотами. Но в его общении со мной появилась какая-то настороженность, как будто он боялся, что я его укушу. Или он ждал от меня какой-то подлости. Я порывалась сказать ему, что не предам его доверия. Что я сама боюсь того, что он начнёт трепать о том, что между нами было, что будет вести себя со мной как самоуверенный хозяин. Но каждый раз я натыкалась на его настороженный взгляд, и у меня язык прилипал к нёбу. Возможно, всему виной было то, что ко мне в палату шеренгой ходила съёмочная группа, да Серёга постоянно приставал ко мне с очередными съёмками комы. Но на этот раз я упёрлась: никаких съёмок. Достаточно он меня поэксплуатировал! На его блеяние я ему напомнила про своё предсказание относительно амбала с деньгами. Одного этого оказалось достаточно, чтобы Серёга с воплями убежал из моей палаты и не появлялся некоторое время. Я была очень этому рада, потому как мне не хотелось влиять на его и без того неадекватные мозги. Верка, как обычно, приходила с поджатыми губами. Но сейчас она хотя бы не сочилась ядом. Своим шестым чувством я почувствовала, что в ней что-то изменилось. Я понадеялась, что мои слова хотя бы отчасти заставили её задуматься. Юлька была всё такая же шумная и заразительно весёлая. Беременность не заставила её унять свой характер. Даже, скорее, наоборот. И это меня тревожило: подобная эмоциональность могла повредить ребёнку. Детям. Озадачивал меня Морозов – ну как мне было пробиться через его стеклянную камеру? Я приходила в отчаяние от того, что наши начавшиеся доверительные отношения снова вернулись на стадию осторожного знакомства. А ведь я начала привязываться к этому… этому… деду Морозу…
Наконец подобное хождение по хрупкому стеклу мне надоело, и, когда он в очередной раз пришёл ко мне в палату в сопровождении Юльки (он теперь не рисковал приходить один – видимо, боялся не устоять сам или что я на него накинусь), я отослала её по какому-то ерундовому вопросу. Морозов хотел было пойти за ней, но я его удержала, мёртвой хваткой вцепившись в его руку. Заставив его сесть на мою кровать, я убрала руку и удобнее уселась среди подушек.
- Давай уже поговорим, - начала я. – В чём дело? Почему ты снова чураешься меня, как будто я сифилитик или припадочная?
Он помолчал. Потом встал. Я, было, подумала, что он сейчас уйдёт, и приготовилась снова остановить его. Но он только походил по палате, ероша волосы на затылке.
- Мне трудно так резко перестроиться, - наконец сказал он, не глядя на меня. – Я привык доверять только себе. Потому что любой женщине от меня что-то было надо. А не получая того, чего я просто не мог дать, я сам получал удар в спину. Именно потому, что я, как дурак, влюбился в тебя, я и не хотел повторения прошлых подлостей от тебя тоже. Я ведь не знал, как ты ко мне относишься. И пока ты унижала меня и грубила мне, я был уверен, что ты меня ненавидишь. Это отчасти успокаивало: значит, не будешь ко мне ластиться, что-то просить или требовать…
- Я тебя не унижала и не грубила тебе, - мрачно перебила его я. – Я лишь вела себя с тобой так, как ты со мной. Я же тебе объясняла не раз! И тоже была уверена, что безразлична тебе. Но спросила я сейчас не об этом. Вся эта любовь-ненависть и недомолвки в прошлом. Теперь-то что? Мы откровенно поговорили. И вполне можем вести себя как нормальные люди. А не ходить вокруг кругами, присматриваясь друг к другу и боясь задеть, как карточный домик. К тебе в душу я лезть не собираюсь, замуж не стремлюсь, трепаться о том, что мы переспали, у меня нет желания. Так в чём дело? Мне от тебя ничего не надо, кроме нормального отношения.
Он молчал, глядя на меня. То ли оценивал, то ли готовил ответ.
- Мне нужно время, - наконец сказал он.
- Для чего?
- Чтобы… поверить… Перестроиться…
- Да на здоровье, - пожала плечами я. – Только прекрати относиться ко мне так, как будто между нами совершенно ничего не было. Я ведь тоже не железная. Могу и ответить. Не говоря о том, что долго ждать, пока ты отелишься, я не собираюсь.
Он мрачно посмотрел на меня. Потом медленно улыбнулся.
- Я знаю. – Он помолчал и добавил: - Я постараюсь…
Вернувшаяся Юлька подозрительно оглядела нас по очереди. Когда Морозов вышел, она подскочила ко мне.
- Что между вами было? Что ты ему сказала?
Конечно, Юлька моя лучшая и единственная подруга, но я вовсе не обязана обнажать перед ней душу.
- Юль, - я взяла её руки в свои, заставив сесть и успокоиться. – Между нами ничего нет. – А как иначе назвать наши с ним отношения? Я даже слова подобрать не смогла. – Я просто попросила его не цепляться ко мне. Очень попросила.
Юлька недоверчиво посмотрела на меня.
- Интересно, как это ты очень попросила? Ты думаешь, я тебе поверю? У вас давно уже что-то между собой происходит. И я хочу знать, что.
Она плотно уселась на кровать и сложила руки на груди. Я вздохнула. Я не хотела с ней ругаться. Но и открывать душу тоже не входило в мои планы.
- Юль, я не знаю, что тебе сказать. Иногда мне кажется, что он действительно влюблён в меня. А иногда я его убить готова. Что между нами может быть? Только Серёгины фантазии, которые мы вынуждены играть. Лучше расскажи, как ты после того случая с сосулькой – всё нормально? Детям не повредило?
- Не меняй тему, - сказала Юлька, не меняя позы. – Со мной и детьми всё нормально. Ты и сама знаешь. А по поводу Морозова не заговаривай мне зубы: ты же можешь его прочитать, как книгу.
- Нет, Юль. Не могу. Я не всесильная колдунья. Я не могу «видеть» и «читать» каждого и каждому предсказывать. Гарик очень хотел, чтобы я вспомнила свой дар. Но я даже понятия не имею, в чём именно он заключается. Предвидеть я начала после удара топором. Но Гарик всё твердил, что я забыла и должна вспомнить. Юль, я обычный человек. И никакого особого дара у меня нет. Вот у тебя дар – ты всегда на позитиве, тебя все любят, на тебя даже сердиться нельзя. Скоро у тебя будут дети, а муж тебя любит до безумия. Это ли не дар? А что у меня? Мерзкий характер, беготня по стране и одинокая съёмная квартира. Я даже кошку не могу себе завести – меня дома никогда нет. Смысл был бы в том, чтобы я её завела? – Я вздохнула: я очень люблю кошек. – Нет, Юль. Ничего у меня нет.
Юлька всхлипнула. Я удивлённо посмотрела на неё: мой маленький спектакль так её растрогал? Мне даже стало стыдно за своё враньё. Хотя, почему враньё? Я сказала чистую правду. Может, просто не так зацикливаюсь на этом, более спокойно смотрю на своё одиночество и не устраиваю трагедий из-за того, что у меня нет мужика рядом. Но Юлька…
Я погладила её по руке. Уж лучше пусть жалеет меня, хоть я в этом и не нуждаюсь, чем лезет в душу.
Вдруг Юлька сорвалась с кровати и кинулась меня обнимать, всхлипывая мне в ухо. Вошедший Морозов остановился на пороге, не зная, как реагировать. Из-за Юлькиной спины я закатила глаза и улыбнулась. Морозов неуверенно улыбнулся в ответ.
А Юлька, основательно промочив мне плечо и шею, вдруг сорвалась с моей кровати и кинулась к Морозову на грудь, ревя, как пароходная серена.
- Какие же вы счастливые! – прорывалось у неё между всхлипами. – И какие глупые! – Она ещё пошмыгала носом, утираясь платком, услужливо поданным ей Морозовым. Наконец она подняла на нас опухшие глаза и сказала с самоуверенностью матери семейства: - Ведь вы же любите друг друга! Слепому видно! – Морозов замер. Я тоже остолбенела. Вот это проницательность! – Не надоело вам валять дурака? Володечка, - она обратилась к Морозову. – Наташка, конечно, с приветом и тараканами, но ты ж в любой момент можешь её потерять – ты погляди на неё: то привидения, то предсказания, то Ёжика моего спасла, то меня! От такого перенапряжения она и умереть может!
Морозов побледнел.
- А ты? – Она обратила ко мне своё зарёванное лицо. – Не надоело уже одной куковать? Может, остепенишься? Хватит по чужим городам и койкам прыгать!
- Мы друг другу ничего не обещали, - начала я.
- Я никому ничего не предлагал, - одновременно со мной сказал Морозов.
- Так пора бы уже! – воскликнула Юлька, и потащила упирающегося Морозова к моей кровати. Схватив его руку, она вцепилась другой в мою. – Будьте счастливы наконец! – сказала она радостно, и соединила наши руки.
От прикосновения к руке Морозова меня снова охватила возбуждающая волна удовольствия. Морозов слегка дёрнулся. А Юлька, ехидна такая, стояла рядом и хихикала.
- Я давно уже всё поняла, - радостно вещала она, удерживая наши руки. – Раньше, чем вы оба.
- Ну и сука же ты, - ласково сказала ей я. – Могла бы и предупредить, что ясновидица у нас ты.
- Ну… - Юлька зарделась – ни дать, ни взять, снова приняла мои слова за чистую монету. – Никакая я не ясновидица. Просто я вас обоих люблю. И хочу, чтобы вы были счастливы.
Она обняла нас обоих и упорхнула из палаты, весело что-то напевая.
- Это вот что сейчас было? – спросил Морозов, провожая её взглядом.
- Обычная женская интуиция, помноженная на проницательность будущей матери, - ответила я, с улыбкой глядя на него. – Ну так как? Прекратим валять дурака?
- Не берусь утверждать, но давайте попробуем, - сказал Морозов, с улыбкой повернувшись ко мне.
Он наклонился ко мне и потом… Словом, потом уже не имеет значения ни для кого, кроме нас двоих. Скажу одно: второй раз меня не разочаровал и был не хуже первого.
В этот раз я не задержалась в палате. И Гарик после своего подлого появления не доставал меня. Как я и ожидала, он ехидно улыбался и посмеивался, когда изредка смел являться ко мне.
- Говорил я тебе, что это твой лучший мужик? – веселился он. – Говорил, что лучшего не найдёшь? А ты ещё упиралась, кобенилась. Вот чего, спрашивается, вам, бабам, надо? Какого рожна? И красавчик, и не быдло, и любовник классный, и по тебе с ума сходит… Чего ты ещё хочешь?
- Наверное, чтобы мной перестали распоряжаться, как вещью. Ты решил, а я была обязана подчиняться? С какой стати? Или он – я же тебе не один раз говорила, ты забыл? В самый первый раз пришёл ко мне в палату, как честь оказал!
- Он же сказал тебе…
- Да, сказал. И что это меняет? Почему он свои чувства прикрывал за счёт моих? И я была обязана по вашему обоюдному желанию подчиняться тебе и раздвинуть ноги перед ним? А потом – вспомни? С какой стати я должна была хорошо относиться к тому, кто надо мной издевался?
Гарик помолчал.
- Ну а сейчас? – наконец хмуро спросил он.
- Сейчас он относится ко мне как к опасному зверю: осторожно. Хотя за те полгода, что мы знакомы, мог бы меня уже понять. И начать доверять. Так что, ты не меня доставай, а приставай к нему, чтобы перестал вести себя как дрессировщик хищников.
- И как я буду к нему приставать? – недовольно спросил он.
- А как ты мне его «подогнал», так и заставь прекратить себя так вести. Ты же сам говорил – забыл?
- Всё я помню, - буркнул Гарик. – Ну ты и стерва…
- Только потому, что не хочу быть игрушкой в ваших руках? Только потому, что смею иметь своё мнение? Как это неудобно: вещь – и вдруг не хочет подчиняться! Да как это так! Какая-то женщина, которой определили её место и указали, как жить, вдруг смеет противиться!
- Ладно-ладно! Завела песню!..
- И буду её заводить! – вспылила я. – Пока вы, скоты, не научитесь ценить женщину как человека, а не как придаток к вашим штанам!
- Да кто ж так… - начал было Гарик, но меня уже несло.
- Исчезни! – заорала я в ярости.
К моему удивлению, Гарик не растаял, как обычно, а мгновенно исчез, успев удивиться этому факту.
Я тяжело дышала. Голова снова начала болеть. Вошедшая на мой крик медсестра деловито пощупала мой пульс и натянула манжету тонометра.
- Если вы продолжите беседовать со своими привидениями, то доиграетесь до инсульта, - спокойно сказала она.
- Так вы уверены, что я не чокнулась, а беседую с привидениями? – удивлённо спросила я.
- А есть разница? – равнодушно спросила она.
- Наверное, вы правы, - неуверенно сказала я. – А вы не отправите меня к психиатру?
- Это дело вашего лечащего врача, - так же равнодушно ответила она. – Пока вы не кидаетесь на меня с кулаками, всё хорошо.
Меня удивила такая точка зрения. Но в то же время и успокоила: у неё нет желания докладывать моему врачу о моих отклонениях, чтобы тот запер меня в психушку.
Пока медсестра мерила мне давление, проверяла глаза, считала пульс и совала градусник под мышку, я внимательно рассматривала её флегматичное, даже замкнутое лицо. Именно таким и должен быть медперсонал в больнице: отстранённым, хладнокровным, деловитым и не сующим свой нос тебе в душу или не кидающийся на грудь с объятиями. Во-первых, это плохо для их собственной психики – пропускать каждого больного через себя. А во-вторых, больница – место, где лечат. А не нянчатся. Выслушивать жалобы на жизнь и правительство, судьбу и соседей, а равно отпускать грехи и жалеть – работа попа в церкви. А не врачей с медсёстрами в больнице.
- Вы такая невозмутимая, - сказала я – Неужели вас совершенно не беспокоит то, что я беседую с призраками?
Женщина сняла манжету, скатала её, глядя на меня. Я заметила лёгкий белёсый шрам на её левом запястье и перед глазами мелькнула картина: молодая девушка в ванной, полной крови. Я сморгнула. Женщина спокойно что-то записала на своём пластиковом планшете, потом снова подняла на меня глаза. Ни страха, ни боли в них не было. Только пустота.
- Я своё отбоялась в жизни, - равнодушно сказала она. – А вы не буйная – чего мне вас бояться? Вы же не тот самоуверенный мерзавец, что к вам приходит. Гарик, кажется?
Я кивнула, удивлённая.
- Вы его знали? – спросила я. Женщина смотрела на меня. Вернее, как сквозь меня. Жутковатое чувство.
- Да. Я знала его. Его привозили сюда несколько раз после его «нервных срывов». – Последние слова она сказала как выплюнула. – Избалованный мерзавец, который считал, что осчастливил мир своим появлением. – Она перевела взгляд за окно. Сейчас в палате были только мы вдвоём. И, возможно, поэтому она разоткровенничалась. – Когда его привозили, - продолжила она, всё так же глядя в окно, - он перещупал всех молоденьких медсестёр. И жутко бесился, когда ему отказывали. Папиком своим грозился. Даже, сволочь, жалобы писал на то, что над ним тут издеваются, плохо лечат, воруют лекарства, грубят. После этого папочкины амбалы побили наших девушек. Одной, самой симпатичной, которой он просто проходу не давал, обещали в лицо кислотой плеснуть. – Я поёжилась. - А она замуж собиралась – они с парнем своим заявление подали уже. После этого несколько девушек уволилось. На их место пришла дурочка, которая влюбилась в этого…
Тут как по заказу появился Гарик. Он уставился на женщину и открыл было рот, чтобы что-то брякнуть, как я мгновенно приказала ему заткнуться. Он ещё пару раз пооткрывал рот, как рыба, вытащенная из воды, нахмурился и показал мне кулак.
- И что? – спросила я женщину, отводя взгляд от недовольного лица Гарика. – Она его полюбила, а дальше?
- А дальше – обычная банальная история, - вздохнула женщина и начала собираться. Она уже встала, как я взяла её руку. И тут на меня понеслись картинки: восторженные девичьи глаза, пылкие уверения Гарика, раздевавшего девушку, счастье, написанное на лице девушки. Я слышала обещания Гарика поговорить о них с отцом и пожениться. Я видела кровать в палате, где они оба задыхались от страсти, её дрожащие руки с тонкой картонкой с двумя голубыми полосками. Я видела, как он пренебрежительно отталкивает её от себя, её слёзы на опухшем зарёванном лице. Я видела, как она сидела в гинекологическом кресле, белая, как простыня, наркоз, палата, слышала приговор врача после – она никогда больше не будет иметь детей. А потом – ванна, полная крови, девушка с бритвой в руке, с которой капает кровь, снова палата, перебинтованные запястья, капельница, её равнодушное лицо…
В следующее мгновение я увидела шприц в руках, спрятанных в хирургические перчатки, светлую запылённую комнату, где Гарик лежит под кайфом… Секунда – и шприц вонзается в вену бессознательного Гарика. Ещё одно мгновение, и Гарик начинает корчиться в судорогах… И вот он с мёртвыми глазами, с пеной на губах и в мокрых штанах лежит у ног девушки.
Это мигом пронеслось у меня перед глазами. Вздрогнув, я убрала руку.
- Вы… убили его? – шёпотом спросила я, вглядываясь в лицо женщины, которую девушкой видела сейчас в своём видении.
- Да, - спокойно ответила она. – И убила бы ещё раз – ведь это он убил моего ребёнка и всех тех детей, что могли бы у меня родиться. Я просто отомстила за невинные души.
- Я никого не убивал! – взорвался Гарик. – Эта стерва сама пошла на аборт, когда я отказался жениться!
Я посмотрела на него. Как я ненавидела его сейчас! И всю силу своей ненависти я вложила в этот взгляд. Он поморщился.
- Ты врёшь, - прошипела я. – Ты наивной влюблённой девочке обещал жениться, уладить все вопросы с отцом, который спит и видит внуков и будет рад любой твоей жене. А когда эта девушка забеременела, ты сунул ей подачку на аборт, да ещё обозвал дешёвкой, которая прыгает в койку к любому. А она была девственницей! Ты сам сказал ей избавиться от ребёнка, уж мне не ври – я это видела. Да ты вообще в курсе, сколько стоит аборт? Как это мучительно для девушки – решиться на него вообще? Или за тебя раньше родители всё решали и планировали, платили и улаживали? Да твоему папочке внуки были нужны, как таракану белые тапочки!
- Отца не трожь! – взорвался Гарик, подскакивая ко мне.
- Заткнись! – заорала я. Во мне клокотало столько злости, что, если бы силой мысли можно было что-то взорвать или поджечь, то от больницы, да и от этого городка камня на камне бы не осталось.
Гарик побледнел и отшатнулся. Или это мне так показалось… Он же привидение, крови и плоти не имеет. С чего бы ему бледнеть?
- Тебе, самоуверенному подлецу, даже в голову не приходило, что ты наделал, - продолжала шипеть я. – Ты считаешь себя во всём правым…
- Но она меня убила! – закричал он. – Сделала аборт, попыталась порезать себе вены и убила меня! Это она виновата!
- Заткнись! – снова заорала я. – Кабы не ты, ничего бы не было вообще! Кабы не твоё ущемлённое эго – петертрахать всех, на кого падает твой похотливый взгляд, - всё было бы иначе! Это тебя, мерзавца, отправили сюда, чтобы ты понял, какой ты подонок! Был и есть. Ничему ты не должен меня учить! Ничего не заставлять вспомнить – у тебя это вообще никак получается! Это я должна была тебе показать всю подлость твоей натуры! Ты увидел. Всё! Конец играм! Видеть тебя не хочу, тварь поганая!
Я вскочила с кровати и со всей силой мысли, со всей ненавистью к этому «золотому мальчику» пожелала ему исчезнуть навсегда из моей жизни и не появляться больше никогда… Мгновенная вспышка, Гарик исчез, а меня медсестра, поддерживая под руки, укладывала на кровать, промокая окровавленной салфеткой нос. Её глаза были странно влажными.
- Почему вы не усыновили ребёнка? – тихо спросила я её.
Женщина села на стул рядом с моей кроватью.
- У меня нет мужа, семьи, маленькая зарплата, съёмное жильё – кто же мне позволит? Ещё я на учёте у психиатра. Тут работаю из милости – несколько лет за мной наблюдали, поручая только полы мыть. Но персонала не хватает. Вот и перевели в медсёстры. Да и вообще… - Женщина вздохнула. – Я не могу верить людям. Даже таким маленьким, детям. Что-то у меня внутри сломалось, что я…
Женщина поднялась и направилась к двери.
- Возможно, вы и мне не поверите, - сказала я ей в спину, - но у вас всё будет хорошо. Правда.
Я не пыталась её утешить. Я просто увидела солнечную поляну, полную цветов, и улыбающуюся женщину на ней.
- Посмотрим, - сказала женщина и грустно улыбнулась. – А здорово вы его, - произнесла она.
Тут улыбнулась я. А женщина задумчиво посмотрела на меня и вышла. Какой Гарик, всё же, подлец и лицемер! Если он попадёт к чертям – так ему и надо!
У меня снова разболелась голова, и я провалилась в черноту сна. Господи! Какие ещё ты мне испытания сулишь?